История, археология и этнография Кавказа

Хидр (Хизр, Хызыр, аль-Хадир; араб. al-Xiđr – букв. «зелёный», перс. Xizr, Хыдыр-наби (Xidir-nabī(navī) – букв. пророк Хидр) – персонаж, засвидетельствованный практически у всех мусульманских народов Передней Азии и шире, особенно популярный в мистических орденах и народном исламе, представляет собой одну из ярких универсалий исламского мира. Вряд ли существует другая мифологическая фигура, которую можно с той же уверенностью обозначить как deus universalis (безусловно, с  оговоркой условности термина deus в контексте ислама). Универсальность Хидра проявлена не только в обширнейшем ареале распространения связанных с ним верований – от арабского мира до  Центральной Азии, от Балкан до Индии, но и с разнообразием его функций, широтой домена, покрывающего множество сфер жизнедеятельности человека, а также связью с природой в самом широком смысле.1 Кроме того, Хидр отмечен особой адаптивностью к немусульманским традициям в контактных зонах, способностью влиять на местные культы и самому обретать черты неисламских персонажей, в частности, христианских святых (на Балканах – Святого Георгия, в контактных зонах с  армянским христианством – Сурб Саргиса (Святого Сергия)2 и даже индуистского божества Варуны.3

В данной работе мы рассмотрим две религиозные традиции, езидов и заза-алевитов, в которых образ Хидра представляет особый интерес: здесь Хидр почитается не просто как праведник, наставляющий людей на пути благодетели, а как божество. Обращение к этим двум традициям обусловлено также тем, что религия езидов обнаруживает ряд разительных параллелей с крайнешиитскими доктринами, в том числе, с верованиями заза-алевитов, последнее находит подтверждение и в особенностях фигуры Хидра у двух народов.4

Работа написана на основе сравнительно-исторического анализа, с привлечением не введенных в  широкий научный оборот материалов армянской историографии и ранее опубликованных без перевода и комментариев материалов езидского фольклора, а также полевых материалов, собранных автором в среде езидов Армении, заза-алевитов исторического Дерсима (ныне Тунджели, Турция), а также заза-выходцев из Дерсима, ныне проживающих в Германии и Франции.

В отличие от большинства народов региона, у которых с приходом ислама Хидру были переданы функции ряда местных доисламских божеств, прежде всего, покровителей скотоводства, а также охоты, в случае и с езидами, и с заза-алевитов, мы наблюдаем, наряду с культом вездесущего и многофункционального Хидра, аутентичных персонажей, сохранившихся на уровне народных пантеонов, с  частичной передачей их функций Хидру или взаимным наложением доменов.5

В религии езидов, Шарфадин, определяемой ее носителями как единобожие, помимо единого бого, хуаде, и его манифестаций сохраняется широкий пласт прочих сакрализованных традицией фигур, некоторые из которых определяются как божества.6 Одной их таких фигур и является Хыдыр, или Хыдыр-наби (о нем, в частности, [14, p. 95–97]).

Как и в ряде других традиций (см., в частности, [15; 16, p. 141–159]), у езидов Хыдыр-наби часто отождествляется с пророком Ильей, что послужило причиной возникновения персонажа с двойным именем Хыдырнаби-Хыдыральяс (Xidirnabī-Xidiraylās), или просто Хырдальяс (Xirdaylās).

Хыдыр-наби в езидской традиции – небесный воин, всадник на белом коне (haspē sīyārē bōz), который без устали мчится по горам и ущельям: mērē gāz-gēdūkā – «муж гор и ущелий».

Он покровительствует молодежи, опекая влюбленных, помогает путникам, особенно заблудившимся или попавшим в бурю, увеличивает достаток в доме и вызволяет из беды. Молясь о находящемся в  пути близком, у езидов принято обращаться к Хыдыр-наби: Yā Xidir-nabī, tu bēyī hawāra rēvīyē rīyā  – «О Хыдыр-наби, будь подмогой путникам!».

Праздник Хыдыр-наби – один из наиболее значительных в фестивном календаре езидов. По одной версии, он отмечается в первую пятницу после 13 февраля, которой предшествует трехдневный пост (řōžīyē Xidir-nabī) [17, p. 33-34]. По другой версии – в четвертую среду после 16-20 февраля [18, p. 73].

В день праздника езиды разрисовывали мукой основные несущие балки дома, нанося на них причудливые картинки: фигурки домашнего скота, небесные тела, людей и т.д. Именно в праздник Хыдыр-наби в среде езидов можно было наблюдать интересный архаичный элемент – ритуальное качание на качелях как форму избавления от скопившихся за прошедший год грехов. В доме устанавливали качели, раскачиваясь на которых, взрослые члены семьи говорили друг другу: Gunē xwa dāwāšīna – «Вытряхивайте свою вину».7

За день до праздника молодые девушки пекли соленые пирожки, ели их и в течение всего дня не  пили воду, с тем чтобы ночью увидеть суженного – им станет тот, кто напоит их во сне. Интересно, что именно в праздник Хыдыр-наби принято было обращаться с сугубой молитвой и к другому езидскому божеству – P’īrē libnā(n) (букв. «Пир (дух или покровитель) необожженного кирпича (араб. laban)» – du’ā-qabūl P’īrē libnā [14, p. 99]. Пир-лыбына(н), будучи покровителем домашнего хозяйства, ответственен не только за собственно дом (на что напрямую указывает его имя), но и за семью, матримониальные узы. Считалось, что именно он устраивает свадебные дела, способствуя браку между влюбленными.

Таким образом, функция покровительства влюбленным сближает Хыдыр-наби с аутентичным персонажем, культ которого сохранился лишь отчасти и только среди езидов Ирака. Разделяя эту функцию с универсальным Хыдыр-наби, езидская традиция вводит молитву Пир-лыбына о влюбленных в  канву праздника Хыдыр-наби, существенный сегмент которого посвящен именно молодым.

Также в ночь праздника ставили миску с мукой из жаренных зерен на специальную постельную кладку (stēř) – одно из наиболее сакральных мест в езидском жилище, в котором, по поверьям, обитает Пира Стер, дух постельной кладки (stēř – из др.-ир. *straia, корень *star- «стелить»), невидимая глазу старушка, покровительствующая дому и семье [14, p. 92]. Езиды верили, что Хыдыр-наби должен оставить в миске с мукой след своего копья или конского копыта как знак своего расположения.

В предпраздничный день и в праздник молодые люди разжигали костры (guřīk, guřguřīk или t’alālōk), прыгали через них, приговаривая:

Ādānā giškā dyā minřā,

Ādānā dyā min zēdaba.

«Молоко всех [матерей] – моей матери,

Пусть прибавится молоко у моей матери» [14, с. 96].

Праздничным вечером, во время поздней вечерней трапезы – пашив8 – во двор выносили две миски с едой. Одна полагалась за упокой душ усопших, а другая – Бапире Пашиву (Bāpīrē Pāšīv), «Старику поздней трапезы» – святому, который, согласно традиции, при жизни был добродетельным, но бездетным человеком, помогавшим людям и за это после смерти получившим дар увеличивать достаток тех семей, члены которых в вечер праздника Хыдыр-наби подают милостыню ему и за упокой душ усопших [17, p. 33–34].

Далее, начиная с ночи праздничного дня и до следующего утра, люди ходили в гости друг к другу и  желали счастья и процветания семьям соседей и родственников. Предполагались угощения и подача милостыни нищим. Весь этот церемониал назывался Лайлакадр (Laylaqadr) (от араб. Laylatu l’qadr – «Ночь величия»).9 И ночное хождение (šavā Laylaqadr) во время праздника Хыдыр-наби – важное событие и в религиозном календаре езидов, имеющее, по определению известного езидского богослова Шейха Хасане Шейх Калаше, первостепенное значение для судьбы благочестивого езида [17; 14, p. 96].

Поскольку в езидской среде образ Хыдыр-наби формировался, не в последнюю очередь, под влиянием Сурб Саргиса (Св. Сергия) – популярного армянского святого, олицетворяющего воинское начало, властвующего над бурями и особенно покровительствующего молодым, описание праздника во  многом совпадает с празднованием дня Сурб Саргиса у армян, который отмечается по скользящему календарю в одну из суббот в период с 18 января до 23 февраля, а некоторыми деталями напоминает и Teařnendaraǰ (Сретенье). Кроме того, Сурб Саргис, согласно армянским поверьям, также оставляет след копья или копыта своего коня в приготовленной специально для этого миске с жареной мукой (p‘oxid/j), освящая таким образом урожай последующего года и благоденствие семьи.10

Можно провести и ряд параллелей с иранским Čahār-šambe-sūrī, следующим за Новрузом. Мотив оставления святым следа на пище как видимый знак его благословения широко встречается в традициях многих иранских народов и связан не только, собственно, с культом Хидра (перс. Hazrat-e Xеzr), но и почитанием дочери Пророка Мухаммада Фатимы (Fāteme Zahrā), а также ряда других популярных фигур – праматери Евы (Bībī Hawā), покровительницы ткачих Bībī Sešambe (букв. Мать-Вторник) и  проч. [16, p. 146].

В езидской традиции у Хыдыр-наби, как и у многих других божеств, есть четкая генеалогия. Он – один из сыновей Шейха Шамса, божества Солнца, значимость которого трудно переоценить в езидизме11.

В молитвенном своде Dirōzga, в котором перечислены все двенадцать (по числу месяцев) детей Шейха Шамса (девять сыновей и три дочери), Хыдыр-наби упомянут первым:

Ya rabī, xatirā, Šēx Xidirē Šamsā ... [23, pp. 396, 397].

О, господь, хвала Шейху Хыдыр(-наби) Шамса (т.е. сыну Шейха Шамса. – прим. В.А.) ...

При этом, лишь двое из двенадцати – Хыдыр-наби и Шейх Али Шамс (покровитель странников и  пленников) – реально отражены в системе верований езидов, все остальные представлены лишь номинально, только в качестве сыновей Шейха Шамса. Очевидно, что Хыдыр-наби и Шейх Али Шамс неслучайно оказались связаны генетически и оба имеют особый статус среди сыновей божества Солнца (соответственно открывая и закрывая их список в упомянутом гимне свода Dirōzga. Покровительство странникам – одна из наиболее выраженных функций Хидра во многих традициях, что закономерно сближает функционально и типологически обе фигуры – адаптированного к езидской традиции Хыдыр-наби и, собственно, езидское божество Шейха Али Шамса.

Важно отметить, что, исходя из материалов езидского религиозного свода (Qawl-ū-bayt), очевидно, что Хыдыр-наби, при всей универсальности функций и общем покровительстве главным сферам жизнедеятельности человека, не внедряется в домены абсолютно знаковых для езидов божеств-покровителей скотоводства. У езидов это – Маме (или Мам)-шыван (Mam(ē) šivān), т.е. «пастух (мелкого скота) Маме» и Гаване-Зарзан (Gāvānē Zarzān) – «пастух (крупного скота) Зарзан». Они защищают стада от  волков, сглаза и болезней. Маме-шыван покровительствует мелкому скоту, Гаване-зарзан – крупному. Их имена (в большей степени имя Маме-шывана – в силу преобладания отгонного скотоводства у езидов) отражены в молитвенных формулах (ср., например, Mamē šivān puštīvānē ta ba – «Да будет Маме-шыван защитой тебе (будет твоим покровителем)»; Du’ae Mamē šivān sar mālē ta ba – «Да будет благословение Маме-шывана на твоем доме (букв. «над твоим домом»)», Gumānā ma hūnin; gumāna ma tuī, yā Mamē šivān, gumānā mā tuī, Gāvānē Zarzān – «Вы – наша надежда; ты – наша надежда, о  Маме-шыван, ты – наша надежда, о Гаване-Зарзан!» и т.д. Не обходится без обращения к Маме-шывану и один из ключевых скотоводческих праздников езидов – Barān-bardān («Отпускание баранов», по сути, массовое спаривание баранов и овец), отмечаемый в завершение первой декады октября [14, pp. 80–82].

Кроме того, культовое значение Маме-шывана и Гаване-Зарзана ярко прослеживается во время празднования езидского Нового года – A’yda sar-sālē: большой новогодний пирог – kuluĉē sarē sālē (tōtke sarē sālē) – разрезают на куски, предназначенные, в том числе, определенным божествам, среди которых – Маме-шыван, Гаване-Зарзан, а также дух домашнего очага Худане мале (Хudānē mālē) и  покровительствующий земледелию Дух борозды (Хatā jōt, букв. «борозда плуга») [14, с. 91–92]. Как  видим, предпочтение и здесь отдано аутентичным езидским божествам.

Таким образом, езидский Хыдыр-наби, будучи значимым и очень популярным в народе божеством и выступая покровителем всего и вся, не находит столь частого отражения в религиозных текстах, как  многие исконно езидские персонажи. Кроме того, несмотря на наличие собственного праздника (ключевой момент сакрализации в традиции), он почти не заметен в ритуальных практиках, связанных с важнейшей для езидов традиционной формой хозяйствования – скотоводством. Здесь Хыдыр-наби, несмотря на его формальное общее покровительство, также оттеснен, собственно, езидскими божествами, не выходящими за рамки религиозной традиции Шарфадин.

Хыдыр-наби, таким образом, остается весомой фигурой, сохранившейся в традиции, наряду с прочими элементами исламского наследия, и после дистанциирования общины от ислама и формирования, собственно, езидских идентичности и религиозной традиции.12 Уже в рамках последней Хыдыр-наби получает статус божества, обзаводится, собственно, езидской сакральной генеалогией и занимает прочное место в народном пантеоне.

В среде заза-алевитов, которые исповедуют особую, локальную форму крайнешиитской доктрины, называемую ими Yol Ušaqi («Путь [абсолютной] Истины»),13 Хызыр (Hizir), также Xêlas (сокращенное Хызыр-Ильяс) – многофункциональное божество с рядом универсальных функций. Он максимально приближен к высшей ступени священной иерархии заза-алевитов – триаде Аллах-Мухаммад-Али. Хызр вездесущ и практически всемогущ. Хызыр проникает практически во все сферы повседневной жизни жителей региона. В среде заза-алевитов распространена поговорка «В Хызыра верят даже неверующие». Обращения к нему Xizir tōrī yardim bikī (зазаки «Да поможет тебе Хызыр») можно услышать по любому поводу, фраза Xizir murāde tobu kerī (зазаки «Пусть Хызыр исполнит твое желние») – одна из стандартных формул прощания, а Ya Xizir («О Хызыр!») – самая распространенная надпись на разного рода амулетах [29, р.78].

В верованиях заза-алевитов Хызыр также обнаруживает ряд параллелей с армянским Сурб Саргисом14, но вбирает в себя (зачастую дублируя) качества и функции, свойственные другим божествам, прежде всего – главе народного пантеона заза-алевитов Дузгыну (Dūzgin, Dūzgin-bābā или Dūžīk-bābā)15. Дузгын повелевает бурями, громом и молниями, защищает народ от природных невзгод и нашествий инородцев. Он готов прийти на помощь любому, но в то же время и покарать любого, кто нарушает нормы морали и человечности. Его представляют в образе эманирующего свет бородатого (иногда лысого) человека, гарцующего на коне по горам. У этого божества есть и ряд других имен и эпитетов: Siltān Dūzgin (Султан Дузгын), Dūzginē kamarī (Дузгын ущелий и гор), Bimbārak (букв. «благословение» – слово, скорее всего, заменяющее, как и у езидов, табуированное название молнии), Aspārē astōrē kimatī (Всадник на вороном коне), Aspārō yāxiz (Всадник на черном коне), Wāyir (Хозяин, Господин) и т.д. У  Дузгына есть многочисленное войско из лихих всадников, готовых по его велению на любой подвиг. Посланник Дузгына – орел (Halīyō Siltān Dūzginī – «Орел Султана Дузгына»), священная птица, убийство которой считается страшным грехом.

Уже из сказанного видно, как многое сближает универсального суперстратного Хызыра и аутентичного анатолийского Дузгына. Сразу же бросается в глаза внешнее сходство: практически во всех традициях Хидра изображают как благообразного бородатого человека, такими же видятся и Хызыр, и Дузгын у заза; оба предстают всадниками (как и езидский Хыдыр-наби, а также оказавшие влияние на локальные версии упомянутых персонажй христианские Святой Георгий и Сурб Саргис). Очевидны и функциональные параллели, прежде всего – способность управлять стихиями, защита людей, особое покровительство путникам.

В трудной ситуации принято взывать к Дузгыну: Yā Haqq, Yā Dūzgin! – «О Всевышний! (араб. haqq  – букв. «[абсолютная] истина»), о Дузгын!». Заза-алевиты верят, что Дузгын придет на помощь, если помыслы молящегося чисты и сам он – праведный человек.

Существует множество обращенных к Дузгыну молитв, например:

Bērē varō jārima,

Hawār sērō Kamarē Dūzgin,

Jāyē tō rindō, barzō.

Aspārē rāmanō yalgar ū larzō;

Bira varō jārē tanga varā,

Dast rā gōvānē čatini var arzō.

Hay dilō, hay dilō!

Wāyirō, Wāyirō,

Wāyirō, Wāyirō! [30, p. 38].

Приди, прошу!

Наш крик пусть достигнет ущелий Дузгына.

Место твое красивое, высокое.

Всадник скачет как ветер;

Братья, молите его,

Пусть вызволит нас из трудностей.

О сердце, о сердце!

Господин, Господин!

Господин, Господин!

Помимо Дузгына, Хызыр обнаруживает определенную функциональную близость с зазийскими покровителями домашнего хозяйства и скотоводства Сарико-шуаном (Sārikō-šuān) и Мамо-гаваном (Mamō-gāvān; последний иногда ассоциируется с Wāyirō xēr – «Хозяином (Господином) добра», который, хотя и может выступать в качестве отдельного образа, но, скорее всего, изначально служил эпитетом к Мамо-гавану)16. Хотя, как и в случае с езидами, аутентичные божества заза-алевитов имеют первостепенное значение в патронировании указанных сфер, тогда как роль вездесущего Хызыра видна в его общем покровительстве дому, хозяйству, что отражено в универсальности обращенных к нему молитв. Ср., например:

Dūzgin, Dūzgin, Dūzgin!

Xō vīra maka…

Dāl ū būdāγe mi tīya, ādire mi waka (там же).

Дузгын, Дузгын, Дузгын!

Не забывай (нас) ...

Ты – наш (букв. «из нашей ветви»),

дай процветания нашему дому (букв. «Открой наш огонь»).

Возможно, самое замечательное в зазийской версии Хызыра – его очевидная связь с водой, не столь заметная у езидов, но изначально являющаяся главной характеристикой этого образа. Связь с водой (и, как следствие, с зеленью, а в конечно итоге – с бессмертием) подчеркнута в повествующих о Хидре источниках особенно явно: он садится на белую шкуру, которая становится зеленой от его прикосновения; как владыка моря, молится на зеленом ковре на поверхности воды. Аллах обращается к нему у источника жизни: «Ты – аль-Хидр, и земля станет зеленой там, где ступит твоя нога». С зеленым цветом отождествляется и сама вода – основной домен Хидра, чье имя, помимо собственно зеленого, может означать и черный цвет, и промежуточные оттенки – бурый, серый, а также цвет сочной свежей зелени (см. подробно: [15]). Этот элемент природы Хидра связал его со всем, что напрямую зависит от водной стихии как источника жизни: сочными пастбищами, обилием скота, густыми, богатыми добычей лесами; именно эта его функция позволила Хидру заменить демонизированных с приходом ислама и впоследствии утраченных покровителей скотоводства и охоты у целого ряда народов (см.,  в  частности, [33]).

В рассматриваемых же нами традициях, сохранивших языческие божества на уровне народных пантеонов, мы наблюдаем переплетение функций Хидра с функциями аутентичных персонажей. В подобных случаях, не внедряясь полностью в чужой домен, Хидр обеспечивает некое общее универсальное патронирование той или иной сферы. Основной акцент в таких случаях делается на прочих аспектах образа Хидра. Именно это происходит с Хызыром в традиции заза-алевитов. Здесь его водная природа не столько превращает его в покровителя скотоводства (благо, этим заняты локальные божества), сколько обеспечивает «сакральность» водоемов, являющихся объектами поклонения в регионе.

Один из священных водоемов у заза-алевитов – естественное озеро Гола Чето (Gola Çeto, зазаки «место слияния вод»), расположенное на севере Тунджели (исторический Дерсим, центр заза-населенного региона), у слияния рек Мунзур и Пюлюмюр.17 Гола Чето, известное также как озеро Хызыра, является одним из главных мест паломничества (ziyaret) заза-алевитов [29, p. 80]. Тут явная отсылка к «слиянию двух морей» (аллегория поиска бессмертия) – месту, направляясь к которому, Муса (Моисей) и встречает «раба Аллаха», под которым большинство комментаторов усматривают аль-Хидра, ни разу не упомянутого в Коране под своим именем; другие же видят Хидра в слуге Мусы, сопровождавшем его в этом путешествии (Коран: 18, 60-82).

Воды Мунзура – ярко-голубые, тогда как Пюлюмюр буро-коричневый (оба цвета – формально в  палитре Хидра). Согласно одному из местных преданий, Гола Чето – место встречи Хыдыра и Ильяса. Слияние рек – по сути, слияне двух образов в единого Хыдыр-Ильяса.

Исток Мунзура (Munzur Gözeleri) также считается священным и является одним из наиболее популярных объектов паломничества – Munzur Baba Ziyareti. Никаких объектов культа, кроме собственно источника Мунзура в этом живописном месте нет, но, согласно верованиям заза-алевитов, сами скалы и старые деревья у истоков священной реки источают благодать (bereket). Здесь молятся, совершаются жертвопринощения овец и коз. При этом алевиты считают Munzur Baba Ziyareti местом, где можно пить алкоголь даже в Рамадан.

Согласно другому преданию, Мунзур Баба – имя пастуха, который мог совершать чудеса (keramet).18 Однажды духовный наставник Мунзура отправился в паломничество в Мекку. В его отсутствие Мунзур посетил жену наставника и обратился к ней с просьбой приготовить какие-нибудь сладости, так как учителю, по его словам, хотелость чего-то сладкого. Жена наставника усомнилась в словах Мунзура и  подумала, что он сам хочет сладкого. Тем не менее, женщина приготовила сладости, после чего Мунзур в мгновение ока оказался с ними в Мекке перед своим учителем [29, p. 78].

Есть еще одна легенда, в которой связаны Мунзур Баба и Хызыр, согласно которой, место слияния рек Мунзур и Пюлюмюр – это место встречи и примирения некогда повздоривших Хызыра и Мунзура Бабы. Здесь они связали себя узами священного братства (musâhiblik). Породнившись таким образом, Хызыр и Мунзур превратились в реки и слились воедино, после чего помогают всем связанным с  водной стихией (тем, кто находится в море или у любого водоема, воды).19 В целом же, река Мунзур  – один из самых почитаемых природных объектов в верованиях заза.20

Каждый четверг вечером заза-алевиты зажигают свечи Хызыру, выставляя их на крыши домов и  читая молитву божеству. У озера Гола Чето свечи зажигают в том числе за примирение враждующих и раздают окружающим сладости. Многие съезжаются к озеру именно к празднику Хызыра, называемому у заза Хыдрелез (Hidrellez, то есть семантически праздник и Хызыра, и Ильяса, но в данном контексте уже воспринимаемых как единое целое)21. Согласно поверьям, Хызыр и Ильяс сами незримо присутствуют во время праздника.

Хыдрелез, даты которого меняются каждый год, выпадая, впрочем, преимущественно на середину февраля, отмечается различными аширетами заза в разные дни.22

Празднику Хызыра предшествует трехдневный пост, во время которого молодые парни и девушки не пьют воду во время разговления (iftar), веря, что тот, кто наипоит их во сне, и является суженым (суженой). Во время праздника готовится специальное блюдо из молотой обжаренной пшеницы  – poxind/z (из арм. диал. p‘oxinj), которое выкладывают на плоскую тарелку. Дом, в котором Хызыр оставит на  блюде след, ждет процветание. Хозяин дома, получивший знак благословения Хызыра, приносит в жертву овцу. Впрочем, жертвоприношение овцы в завершение праздника – довольно распространенная в среде заза практика; приготовленную из мяса еду принято приносить на общую трапезу.

И хотя праздник приходится, как правило, на самую суровую часть зимы, Хыдрелез знаменует собой пробуждение природы и скорое приближение весны.

Очевидно, и здесь прослеживаются параллели как с езидским праздником Хыдыр-наби, так и с армянским праздником Сурб Саргиса.

Таким образом, Хыдыр-наби у езидов, как и Хызыр у заза – локальные отражения общемусульманского мифологического персонажа с широким функциональным доменом, сформировавшиеся в  качестве божеств указанных народных пантеонов, в том числе, на армянском культурно-историческом субстрате. И Хыдыр-наби, и Хызыр обнаруживают параллельные характеристики и функции с целым рядом тех аутентичных езидских и зазийских персонажей, чьи домены так или иначе совпадают с традиционными сферами влияния общемусульманского Хидра.

Финансирование. Статья подготовлена в рамках проекта 21AG-6A079 Комитета по науке Республики Армения.

Acknowledgement. The study was conducted within the framework of project 21AG-6A079 of the Science Committee of the Republic of Armenia

Виктория Александровна Аракелова

Автор, ответственный за переписку.
Email: caucasoiranica@gmail.com
ORCID iD: 0000-0001-9884-1331
https://independent.academia.edu/VictoriaArakelova

Армения

Звание, должность: Кандидат исторических наук, доцент Института востоковедения, заместитель главного редактора журнала "Иран и Кавказ"

Научные интересы: ближневосточная недогматическая среда, кавказско-каспийская контактная зона, иранская этнография

Просмотры

Аннотация - 68

PDF (Russian) - 11