История, археология и этнография Кавказа

Археологический комплекс Шушук состоит из могильника и синхронного поселения. Погребальные комплексы данного могильника характерны своеобразными ящиками-рамами, в которых часто вторично использовались плиты разобранных дольменов. Погребальный инвентарь представлен украшениями из зубов животных, бронзовыми височными кольцами, каменными бусами. В керамическом комплексе погребений встречаются горшки на низких кольцевых поддонах, сосуды с прочерченным орнаментом, сосуды с парными «сосцевидными» налепами.
Характерной чертой керамического комплекса поселения являются фрагменты крупных сосудов, горло и венчик которых сформирован из жгутов глины, образующих характерный «многоваликовый» орнамент, кувшины и кружки с двуствольными ручками.
На поселении, как и в могильнике, встречены кубковидные сосуды для питья с петельчатыми ручками – прототипы протомеотских черпаков.
Исследованный в 2017 г. участок поселения представлял собой пологий склон холма, гипсового в основе (рис. 2). Уклон холма шел с юго-востока на северо-запад. По этому склону с уничтоженной карьером площадки поселения сносились потоками дождевой воды культурные остатки, которые застревали в образовывавшихся промоинах гипса. Кроме этого, на этом же склоне имелась карстовая воронка (яма-промоина), которая использовалась жителями древнего поселения для свалки мусорных отбросов (рис. 3). Она была насыщена культурными остатками. Исследование данного комплекса проводилось условными горизонтами – «штыками» в 20 см. В процессе исследования на разных глубинах расчищались и фиксировались отдельные скопления битых сосудов и костей. Всего таких скоплений внутри промоины было зафиксировано три.
В верхней части карстовая воронка была округлой и имела диаметр около 8 м. Внизу она имела неправильную форму и размеры 6х4 м. Ее глубина достигала 2,6 м. Эта промоина образовалась еще до появления поселения, так как её нижние штыки с 8-го по 13-й оказались стерильными.
Культурные остатки в воронке появляются на штыке 7 (глубина 1,20-1,40 м), а основная их масса приходится на штык с 6-го по 1-й. Именно в этих условных горизонтах была встречена основанная масса осколков костей, на остальных участках склона в результате постоянного стока воды кости, как правило, не сохранялись, а встречалась лишь керамика. Помимо костей и керамики, здесь встречались изделия из камня и металла. По имеющемуся керамическому материалу, существенные изменения между нижними и верхними горизонтами этого объекта не прослеживались. Важно также отметить, что в восточную часть воронки попал разведочный шурф 2015 г. (рис. 2). По углю со штыка 6 этого шурфа (нижний горизонт с культурными остатками) мы имеем дату по С-14, сделанную в лаборатории г. Майнца (MAMS 28352) - BP 2980±24 cal. BC 1ϭ 1258-1131, cal. BC 2ϭ 1273-1122. Таким образом, время начала существования поселения, и, соответственно, накопления мусора в карстовой воронке относится к XIII–XII вв. до н.э.
Предлагаемая статья посвящена анализу многочисленного костного материала из этого комплекса. Изучение фаунистических остатков данного объекта представляет интерес с нескольких точек зрения. Прежде всего, он позволит впервые пролить свет на некоторые стороны хозяйственного уклада и системы мясной диеты носителей постдольменного горизонта. Во-вторых, присутствие в материале останков диких животных дает возможность расширить или дополнить сведения о природных особенностях данного района в предгорьях Западного Кавказа.
Всего было просмотрено 2 462 костей и их фрагментов, из которых удалось идентифицировать лишь 692 фрагмента. Целыми в материале попадались в незначительном количестве лишь отдельные зубы и кости дистальных отделов конечностей: пяточные, таранные (астрагалы) и фаланги пальцев (рис. 4). Большая часть костных фрагментов была неопределима, так как состояла из мелких осколков диафизов трубчатых костей конечностей, позвонков и ребер. Сильная фрагментированность костей позволяет утверждать, что эти кости являются пищевыми остатками. О «кухонном» характере материала говорит также и принадлежность костей как домашним, так и диким животным, которых также могли употреблять в пищу.
Результаты анализа качественного и количественного состава остеологического материала из поселения Шушук, представлены в таблице 1.
Из числа определимых костей, более 90 % принадлежало домашним животным – 586 костных фрагмента. Согласно современным представлениям в археозоологической практике, выборка в 500 определимых костей позволяет говорить о полном видовом составе стада и о реальном соотношении тех видов животных, которые активно использовались в хозяйстве [3, с. 12]. Исходя из этого, можно с полной уверенностью говорить о том, что в хозяйстве жителей поселения Шушук одним из основных занятий было скотоводство.
Главенствующее положение занимало разведение крупного рогатого скота (Bos taurus domesticus), его останки присутствуют на всех штыках комплекса. В процентном отношении от общего количества определимых костей домашних животных костные фрагменты крупного рогатого скота в целом составили более 60 %.
Присутствие в материале значительной доли останков кабана или свиньи, которые найдены на шести штыках, что в целом составило более 20 %, позволяет предполагать, что это были домашние формы (Sus scropha domestica).
Доля костей мелкого рогатого скота (Capra et Ovis) – коз или овец, которые также найдены практически на всех штыках мусорной ямы, в целом составила около 10 %. Вполне очевидно, что разведение коз и овец, имело значительную, хотя и меньшую, долю в скотоводческом хозяйстве жителей поселения.
Таким образом, состав стада поселения Шушук и процентное соотношение используемых животных, в целом, указывает на то, что в хозяйственном укладе его жителей скотоводство носило, скорее всего, придомный, выгонно-стойловый характер.
Небольшое количество идентифицированных костей лошади (Equus caballus sp.) (рис. 4, 1) – общая доля которых составила всего около 3 % (18 фрагментов от 8 особей), пока не позволяет с достаточной уверенностью говорить, о том, что это была домашняя лошадь, используемая не только в качестве мясной пищи, но и как транспортное средство. Однако тот факт, что останки лошадей присутствуют во всех верхних штыках комплекса, начиная с 4-го, скорее может свидетельствовать в пользу предположения, что в последние века II тыс. до н.э. разведение лошадей уже началось и в предгорьях Западного Кавказа.
Кости диких животных идентифицированы в незначительном количестве и всего лишь в нескольких штыках. В 3-м штыке был идентифицирован лишь один фрагмент берцовой кости оленя (Cervus elaphus sp.) (рис. 4, 2). А в штыках 5 и 1 были найдены фрагменты рогов и черепа трех особей косули (Capreolus capreolus). Находки останков этих зверей в культурном слое поселения, без сомнения, являются результатами охоты. Вместе с тем, незначительность выборки костей диких животных не позволяет с полной уверенностью сделать выводы относительно охотничьих предпочтений и значения охоты в хозяйстве поселенцев.
В тоже время, поскольку эти виды млекопитающих являются типичными лесными обитателями, широко распространенными с древнейших времен в лесных ландшафтах Западного Кавказа, можно констатировать, что ландшафтно-климатические условия в эпоху существования поселения были близки к современным.
Следует отметить, что прежде в близкой ландшафтной зоне в предгорьях Адыгеи состав стада изучался для поселения ранней бронзы у ст. Новосвободной (IV–III тыс. до н.э.) и для Дагуако-Даховского поселения дольменной культуры (средняя бронза, конец III – первая половина II тыс. до н.э.) (рис.1).
На небольшой выборке определимых костей – 78 фрагментов Новосвободненского поселения 35 принадлежало крупному рогатому скоту, 15 – свинье, 16 – овце/козе. Таким образом, свинья и мелкий рогатый скот находились здесь в равных долях. Значительная доля костных остатков принадлежала диким видам, охотничьим трофеям [4, с. 141, 142]. Фаунистические остатки домашних животных Дагуако-Даховского поселения дольменной культуры чрезвычайно близки по своим пропорциям данным постдольменного Шушука. Здесь в стаде также преобладал крупный рогатый скот (66 %), на втором месте стояла свинья (24 %), а на третьем – мелкий рогатый скот (10 %). Кости диких животных также единичны [5, с. 50, 51].
На основе анализа различных материалов из поселений и стоянок дольменной культуры (или КСД – культуры строителей дольменов) М.Б. Рысин пришел к выводу, что ее носители вели комплексное хозяйство с преобладанием скотоводства и незначительной ролью земледелия [6, с. 90, 91]
Таким образом, пока наши материалы свидетельствуют, что существенных изменений в составе стада между дольменной культурой и постдольменным горизонтом не произошло. Небольшой процент мелкого рогатого скота свидетельствует о придомном скотоводческом хозяйстве с низкой мобильностью.
Возможно, некоторые изменения происходят в области освоения лошади. Если в эпоху ранней и средней бронзы кости лошади были единичны и это были дикие виды, входившие в остатки охотничьих трофеев, то материалы поселения Шушук скорее свидетельствует о том, что в предгорья Северо-Западного Кавказа уже начинает проникать домашняя лошадь.
Если сравнивать наши данные с синхронными культурами финальной бронзы причерноморской Степи и Нижнего Дона, то необходимо отметить, что в белозерской культуре лошадь уже занимала второе место в стаде и ее процент на различных поселениях колебался от 20 до 30 % [7, с. 144–145; 8, с. 105]. В стаде носителей кобяковской культуры Нижнего Дона, происходящей, как полагала Э.С. Шарафутдинова, из равнинного Закубанья, лошадь занимала третье место (21 %) после крупного рогатого скота (34 %) и овцы/козы (32,5 %). Свинья в стаде кобяковской культуры занимала около 12 % [9, с. 81; табл. 1].
Таким образом, треть стада у кобяковцев Нижнего Дона составлял мелкий рогатый скот, который при наличии лошади, используемой под верх, мог отгоняться на выпас на значительные расстояния от поселка. Очевидно, близкая ситуация была и на памятниках кобяковской культуры равнинного Закубанья, для которой подсчеты костных остатков не проводились.
Мы также сделали попытку проследить динамику, в распределение доли останков домашних животных в открытом комплексе кухонных отбросов в карстовой воронке по штыкам (Таблица 2). Исходя из этого, мы решили сравнить это соотношение, для наглядности выразив это в графическом виде (рис. 5).
Как видно на графике, доля крупного рогатого скота (КРС) в материале, от шестого штыка к первому увеличивается от 50 % к 70 %. Особенно это хорошо показывает линейный тренд.
При практически неизменной небольшой доли мелкого рогатого скота (МРС), которая в каждом штыке колеблется от 10 до 15 %, резко заметен тренд на сокращение доли свиньи (от 35 % – на штыке 5 до 7 % на штыке 1). Можно предположить, что этот тренд, как и появление лошади, может свидетельствовать о определенном увеличении доли мобильности в комплексном скотоводческом хозяйстве постдольменного общества, которое происходит под влиянием степных культур финала бронзового века.

Владимир Роальдович Эрлих

Государственный музей Востока

Автор, ответственный за переписку.
Email: verlikh@bk.ru
ORCID iD: 0000-0002-4060-5819
http://www.kavkazoved.info/news/2011/02/14/erlih-vladimir-roaldovich.html

Россия, Москва, Россия

Звание, должность: Доктор исторических наук,

главный научный сотрудник

отдела истории материальной культуры и древнего искусства

 

Научные интересы: Северный Кавказ, ранний железный век, конец бронзового века

Юрий Николаевич Спасовский

Майкопский филиал Кавказского биосферного заповедника

Email: b.bonasus@mail.ru

Россия, Майкоп, Россия

старший научный сотрудник

Георгий Леонидович Годизов

Северо-Кавказский филиал Государственного музея Востока

Email: ggodizov@gmail.com

Россия, Майкоп, Россия

кандидат исторических наук,

старший научный сотрудник

Дополнительные файлы

Доп. файлы		Действие
1.	Рисунок 1.	Посмотреть (1MB)	Метаданные
2.	Рисунок 2	Посмотреть (26MB)	Метаданные
3.	Рисунок 3	Посмотреть (3MB)	Метаданные
4.	Рисунок 4	Посмотреть (1MB)	Метаданные
5.	Рисунок 5	Скачать (78KB)	Метаданные

Просмотры

Аннотация - 912

PDF (Russian) - 303