History, Archeology and Ethnography of the Caucasus

Южный Кавказ в первой половине XIII в. переживает две волны монгольских завоевательных походов, в результате которых монгольские завоеватели окончательно подчинили себе этот регион. Между походами отрядов Джебэ и Субэдэя и вторым вторжением монгольских отрядов на Южный Кавказ его земли перенесли также и разрушительную экспансию хорезмийских войск под командованием Джалал ад-Дина Манкбурны. В этой статье нам хотелось бы рассмотреть одно из самых крупных военных столкновений на Южном Кавказе в эпоху хорезмийского вторжения, а именно битву при Гарни в 1225 г. между армией Джалал ад-Дина Манкбурны и грузинским войском. Значимость данного сражения связана с тем, что поражение грузинской армии фактически предопределило дальнейшее направление хорезмийской экспансии: если до этой битвы интересы Джалал ад-Дина, преимущественно, были направлены на земли государства атабеков Азербайджана, а также владения багдадского халифа ан-Насира, то после событий 1225 г. он сосредоточился на завоевании всего Южного Кавказа. Процесс создания Джалал ад-Дином Манкбурны собственного государства после битвы при Гарни должен был связать воедино территории указанного региона с рядом областей Ирана и Ирака Персидского, что, в свою очередь, позволило бы выстроить «стену» на пути дальнейшей экспансии монголов в земли Малой Азии, Ирака, Ближнего Востока и, собственно, на Южный Кавказ. Включение территорий государства атабеков Азербайджана в состав Хорезмийской державы было лишь первым шагом в этом направлении, а успех в битве при Гарни в 1225 г. позволял завершить этот процесс за счет подчинения Грузинского царства. Значимость битвы при Гарни 1225 г. и ее последствий отмечалась уже современниками и более поздними авторами исторических сочинений. Подтверждением этому является подробное описание данного сражения и последовавших за ним событий в различных армяноязычных, грузинских и арабо-персидских исторических источниках. Здесь нам хотелось бы отметить наиболее значимые для данного исследования памятники, информация из которых ляжет в основу этой работы. Принадлежность авторов нижеуказанных исторических сочинений к различным культурным, этническим и религиозным общностям предопределят во многом различные оценочные характеристики как самого сражения при Гарни, так и его участников. Первая группа памятников, по причине их многочисленности, включает в себя арабо-персидские исторические сочинения: среди них главным образом следует указать труды Ибн ал-Асира [7; 32], ан-Насави [23; 41; 42], Сибта ибн ал-Джаузи [43], Джувейни [16; 35], Рашид ад-Дина [25], Мирхонда [39; 40] и Хондемира [37]. Ко второй группе исторических источников, использованных при написании данной статьи, относятся армяноязычные исторические сочинения, среди которых отметим труды Киракоса Гандзакеци «История» [14; 15], «Летопись» [6] епископа Степаноса, «Летопись» [6] Себастаци. Наконец, к третьей группе памятников относятся грузинские исторические сочинения, содержащие информацию о битве при Гарни 1225 г: это, главным образом, «Столетняя хроника» или анонимный «Хронограф» XIV в. [4; 31], являющийся частью собрания исторических источников «Картлис Цховреба» или «История Грузии» [19]. Таким образом, корпус источников о битве при Гарни между грузинскими войсками и армией хорезмшаха Джалал ад-Дина Манкбурны не только весьма многочислен, но и, как уже говорилось выше, представлен памятниками, созданными в рамках различных этнических, религиозных и культурных общностей. Это требует от исследователей не только внимательного анализа предлагаемой источниками картины битвы при Гарни, но и использования методов компаративного источниковедения [18]. Отечественные и зарубежные исследователи обращались к истории битвы при Гарни 1225 г. преимущественно в общих трудах по истории Кавказа или по истории монгольского завоевания этого региона. Отдельно следует отметить исследования З.М. Буниятова «Государство хорезмшахов Ануштегинидов» [12] и «История государства атабеков Азербайджана» [11], в которых битва при Гарни рассматривается в контексте истории двух указанных в названии исследований политических образований. Тем не менее, нельзя не отметить, что специальных исследований данного военного столкновения в современной востоковедной науке практически нет, а имеющиеся труды предлагают зачастую лишь краткое описание сражения и далеко не всегда привлекают для этого весь имеющийся корпус источников [2; 3; 5; 8; 9; 13; 17; 20; 24; 26; 29; 31; 33; 34; 36]. Таким образом, данная статья должна стать первым специальным исследованием битвы при Гарни и ее последствий с привлечением широкого круга исторических источников, как арабо-персидских, так и грузинских и армяноязычных памятников. Прежде чем переходить непосредственно к описанию и анализу битвы при Гарни 1225 г., необходимо кратко осветить политическую историю Южного Кавказа накануне вторжения хорезмшаха Джалал ад-Дина Манкбурны, а также сказать несколько слов об этом правителе и о причинах, подтолкнувших его к этой военной кампании. К 1220 г. на территории Южного Кавказа располагались следующие государственные образования: Грузинское царство, государство Ширваншахов, государство атабеков Азербайджана и полунезависимый Арран. Что касается последнего, то он, хоть и входил формально в состав государства атабеков Азербайджана, однако из-за слабости центральной власти в лице атабека Узбека получил возможность отделиться и в итоге стал лишь главным объектом агрессии со стороны Грузинского царства. Арабо-персидские историки подчеркивают, что именно это государственное образование было самым сильным в пределах Южного Кавказа и представляло вполне реальную угрозу для своих соседей. «В сведениях предшествующих лет мы уже говорили, что натворили грузины в землях ислама - Хилате и его округах, Азербайджане, Арране, Арзане Рума, Дербенде Ширвана и в тех областях, которые прилегают к их стране, говорили о том, сколько они пролили крови мусульман, сколько разграбили их имущества и сколько захватили городов. Ежедневно в этих землях мусульмане подвергались унижению и бесчестию. Грузины совершали на них набеги, нападали на них и забирали все, что хотели из их имущества» [7, с. 375]. Даже если предположить, что масштабы военной агрессии Грузинского царства были слегка преувеличены в труде Ибн ал-Асира, все равно следует признать тот факт, что в годы правления Георгия IV (1213-1223 гг.) именно Грузия оказывала решающее влияние на политическую и военную ситуацию как в рамках Южного, так и Северного Кавказа, а также и в отдельных сопредельных регионах. По всей видимости, именно в связи с этим, а также в связи с желанием Грузинского царства принять участие в крестовом походе и при Георгии IV, и в годы правления царицы Русудан (1223-1245 гг.) в отдельных арабо-персидских памятниках складывается представление о том, что именно Грузия была одной из важнейших угроз для исламского мира. «…Грузин, этих нечестивых безбожников, охватило желание овладеть этой страной [Речь идет о территории государства атабеков Азербайджана. - Авт.], вознамерившись в первую очередь изгнать султана и захватить область Табриза, а затем придти в Багдад и посадить католикоса на место халифа и превратить мечети в церкви, а истинную веру в ложную» [16, с.301]. В свою очередь другие государства Южного Кавказа или не представляли собой существенной военной силы, как в случае с государством Ширваншахов, или же переживали глубокий внутренний кризис, как государство атабеков Азербайджана, о чем уже говорилось выше. В отношении последнего следует отметить, что правивший там атабек Узбек фактически самоустранился от руля управления, передав его собственной жене, что не могло не сказаться на военной и политической мощи его державы. «Жена Узбек-хана, а она - (Малика), дочь султана Тогрула ибн Арслана ибн Тогрула ибн Мухаммада ибн Малик-шаха находилась в Табризе. Она (фактически) управляла страной своего мужа, который был занят собственными удовольствиями - едой, пьянством и игрой в азартные игры» [7, с. 373]. В результате этого было потеряно не только управление Арраном, но и оставшиеся земли государства атабеков Азербайджана становились объектом агрессии со стороны более сильных соседей: сначала Грузинского царства, о чем уже было сказано выше, а впоследствии Хорезмийской державы Джалал ад-Дина Манкбурны. Вторжение монгольского корпуса Субэдэя и Джэбе не изменило ситуацию в пределах Южного Кавказа значительно, однако именно это событие, с нашей точки зрения, существенно отсрочило планы Грузинского царства по завоеванию Аррана и земель государства атабеков Азербайджана. «Тогда царь грузинский Лаша и великий военачальник Иванэ, собрав войско, выступили войной против них и подошли к долине, называемой Хунан, ибо там находилось войско неприятеля. Сразились друг с другом и поначалу обратили в бегство неприятеля; но поскольку [другие части] неприятеля находились в засаде, он ударил с тыла и начал сечь грузинское войско. Повернули и выступили против [грузин] и обращенные в бегство [татары] и окружив с той и другой стороны, нанесли великое поражение войску христианскому. Бежали царь и все князья. А неприятель, забрав военную добычу, унес ее в свой стан. В другой раз собрал царь грузинский войско, еще более многочисленное, чем в первый раз, и вознамерился дать бой неприятелю. А [татары], взяв с собой жен, детей и все свое имущество, намеревались пройти через Дербентские ворота в свою страну. Но мусульманское войско, находившееся в Дербенте, не пропустило их. Тогда они перевалили через Кавказские горы по неприступным местам, заваливая пропасти деревьями и камнями, имуществом своим, лошадьми и военным снаряжением, переправились и вернулись в свою страну. И звали их предводителя Сабата Багатур» [14, с.138]. Таким образом, войско Субэдэя и Джэбе, разбив в 1220 г. грузинскую армию, покинули земли Южного Кавказа, что дало возможность Грузинскому царству не только восстановить силы, но и подготовиться к новой экспансии в Арран и земли государства атабеков Азербайджана. По всей видимости, именно появление в пределах Южного Кавказа новой военной угрозы, хорезмийских войск Джалал ад-Дина Манкбурны, заставило военную и политическую верхушку Грузинского царства переключить все свое внимание на нового противника вместо продолжения военной агрессии в указанные выше регионы. Самостоятельная военная и политическая деятельность Джалал ад-Дина Манкбурны начинается после смерти его отца, Ала ад-Дина Мухаммада, в 1220 г., который перед собственной кончиной передал ему бразды правления в государстве Хорезмшахов. «Когда болезнь султана на острове усилилась, и он узнал, что его мать попала в плен, он призвал Джалал ад-Дина и находившихся на острове двух его братьев, Узлаг-шаха и Ак-шаха, и сказал: «Узы власти порвались, устои державы ослаблены и разрушены. Стало ясно, какие цели у этого врага: его когти и зубы крепко вцепились в страну. Отомстить ему за меня может лишь мой сын Манкбурны. И вот я назначаю его наследником престола, а вам обоим надлежит подчиняться ему и вступить на путь следования за ним». Затем он собственноручно прикрепил свой меч к бедру Джалал ад-Дина. После этого он оставался в живых всего несколько дней и скончался, представ перед своим господом. Он сошел в могилу со своим горем, да помилует его Аллах всевышний!» [23, с.100]. Однако данное событие произошло уже в период монголо-хорезмийской войны (1219-1221 гг.), и главным делом для нового правителя станет отражение монгольской угрозы. Проиграв ключевое сражение в битве на реке Инд в 1221 г., хорезмшах Джалал ад-Дин Манкбурны был вынужден бежать на территорию Северной Индии, где и попытался собрать силы после сокрушительного поражения. «По рассказу Насави, центр мусульманского войска, под начальством самого Джалал ад-Дина, смял монголов, и сам Чингиз-хан уже обратился в бегство, но битву решило нападение 10 000 монгольских бахадуров, до тех пор стоявших в засаде, на правое крыло мусульман, под начальством Амин ал-Мулька. Сын Джалал ад-Дин лет семи или восьми был взят в плен и убит; свою мать, жену и других женщин Джалал ад-Дин сам велел бросить в воду, чтобы они не достались монголам» [10, с.513]. Лишь в 1224 году Джалал ад-Дин Манкбурны покидает пределы Индии, так и не сумев закрепиться в этом регионе, и прибывает в земли Кермана, где он и начнет создавать свою собственную державу. «Тем временем из Ирака пришло известие, что там укрепился султан Гияс ад-Дин, но большая часть войска той страны поддерживала султана и требовала его присутствия. Стало также известно, что Барак Хаджиб находился в Кермане и осадил Джувашир. Говорили также, что монгольское войско, преследующее султана, было уже близко, поэтому он отбыл оттуда через Макран, и множество людей погибло из-за нездорового климата» [16, с.294-295]. Постепенно в состав хорезмийского государства Джалал ад-Дина Манкбурны входят не только Керман, но и земли Ирака Персидского, Хузистана и Фарса, так что на севере его владения уже вплотную соприкасались к 1225 г. с государством атабеков Азербайджана, которое и станет новой целью данного завоевателя. «После того как Йиган Таиси стал нести службу [вассала], а Ирак был освобожден от тех, кто сеет смуту и управляет нечестно и недостойно, султан направился в Азербайджан. Когда он приблизился к нему, Шараф ал-Мулк получил письмо от жителей Мараги, побуждавших султана к решению идти туда, чтобы освободить их от того позорного гнета, который им пришлось испытать, от произвола важных господ, [правивших] государством, и [от] власти женщин. [Они терпели] еще от того, что грузины вцепились когтями в нее (Марагу), а также из-за слабости их владетеля - атабека - в защите своей неприкосновенности и обороне своего владения. Тогда султан устремился к ней и вошел в нее, не встретив сопротивления. Пробыв в ней несколько дней, он отправил оттуда кади Муджир ад-Дина 'Умара ибн Са'да ал-Хорезми в качестве посла к владетелю ар-Рума и владетелям аш-Шама с письмами, содержавшими уведомление о том, что он овладел областями Азербайджана и острием своих зубов вырвал те [области], в которые вцепились было клыки грузин. Это были два его аргумента перед господом его! Он уведомлял их о том, что он намерен совершить набег на грузин, подвергнуть их разорению и опустошению и показать им, что в доме есть хозяин. И в основу [писем] было положено начало дружелюбия» [23, с. 155]. Именно начало присоединения территорий государства атабеков Азербайджана должно было неизбежно столкнуть молодую Хорезмийскую державу с Грузинским царством. Дело не только в том, что Джалал ад-Дин после захвата Мараги начнет планомерно присоединять к себе все новые и новые земли атабека Узбека, о котором в источнике сообщают также следующее: «…атабек Узбек, владетель Азербайждана, постоянно был занят вожделениями своего брюха и члена, непрестанно пьянствуя, а, протрезвев, принимался за азартную игру в яйца» [7, с. 375]. Вместо слабого соседа, чьи владения были долгое время объектом грабежа и военных нашествий, Грузинское царство получало сильного противника, который мог и не ограничиться (последующие события показали, что именно так и случилось) только государством атабеков Азербайджана. При этом нельзя не отметить, что, согласно приведенной выше цитате из труда Ибн ал-Асира, именно Джалал ад-Дин Манкбурны предполагал напасть на территории Грузинского царства после покорения им государства атабеков Азербайджана. Подобная точка зрения арабского историка не только весьма интересна, но и требует пристального внимания к проблеме, кто же первым начал военные действия, приведшие в итоге к битве при Гарни в 1225 г. Однако прежде чем ответить на этот вопрос, необходимо сказать несколько слов о положении дел в Хорезмийской державе накануне военного столкновения с грузинским войском. После взятия Мараги можно констатировать тот факт, что практически по всей территории государства атабеков Азербайджана была распространена власть Джалал ад-Дина Манкбурны. Так, например, в Табризе находились его чиновники, что, впрочем, вызвало восстание в этом городе из-за налогового произвола людей хорезмшаха. «Затем жители Табриза пожаловались Джалал ад-Дину и на шихну, говоря ему: «Он требует от нас большего, чем мы можем». Но Джалал ад-Дин (оставив жалобу без внимания), приказал шихне, чтобы тот не предоставлял (жителям) ничего, кроме того, на что они могут просуществовать. (В городе поднялось восстание)» [7, с. 373]. Со своей стороны, Джалал ад-Дин Манкбурны вынужден был осадить этот город и привести его население к повиновению, что, с нашей точки зрения, еще больше укрепило его власть в этих землях. «Через семь дней после того, как султан окружил город, оттуда вышел посол дочери Тогрула с просьбой гарантировать безопасность ей, ее рабам и слугам, а также сохранение их имущества и жизни с условием, что город Хой будет оставлен за ней и она будет доставлена туда под защитой [султанской] охраны. Султан удовлетворил ее просьбу, и Табриз сдался в шестьсот двадцать втором году [13.I 1225-1.I 1226. - Прим. пер.]. Двух своих личных слуг - Тадж ад-Дина Кылыджа и Бадр ад-Дина Хилала - султан приставил к ней в качестве охраны. Они благополучно доставили ее вместе с сопровождающими ее слугами в Хой» [23, с.156]. Сама история, связанная с взятием Табриза, наглядно демонстрирует желание хорезмшаха не просто завоевать территории государства атабеков Азербайджана, но и включить их в состав собственного государства. Безусловно, такого рода действия, как уже отмечалось выше, не могли не вызвать тревогу у военной и политической элиты Грузинского царства. Возвращаясь к приведенной выше цитате из труда Ибн ал-Асира, хотелось бы подчеркнуть, что в пользу заранее продуманной и запланированной Джалал ад-Дином Манкбурны военной агрессии в отношении Грузинского царства говорит тот факт, что в период захвата земель государства атабеков Азербайджана хорезмшах предпринимает дипломатические шаги с целью заручиться поддержкой соседних правителей. «Султан Ала ад-Дин Кей-Кубад I принял посла Хорезмшаха с большим почетом. Цель посольства, казалось, была достигнута: были установлены дружеские отношения между обоими султанами, и они скрепили свою дружбу браком сына Кей-Кубада I - Гийас ад-Дина Кей-Хосрова II (1236-1245 гг.) с сестрой правителя Шираза атабека Абу Бакра ибн Саада (1226-1260 гг.), родственницей Джалал ад-Дина» [12, с.165]. Такого рода деятельность Джалал ад-Дина Манкбурны нашла свое отражение в дипломатической переписке, где, в частности, указывается на то, что хорезмшах сделал своей столицей Марагу, перенося таким образом центр своего государства ближе к землям Южного Кавказа. «Это послание для восстановления дружеских связей создано в прошлой декаде джумада II в Мараге, которая является единственной нашей столицей, отправлено к Ала ад-Дину (Кей-Кубаду I) и к Муджир ад-Дину Шараф ал-Исламу Насир ал-Мулуку ва с-Салатину, уважаемому высокому служителю двора, посылаем (послание), чтобы он устранил несоответствия и согласовал необходимое. Необходимо, чтобы Ала ад-Дин удовлетворился услышанным словом и признал нашего посланника» [38, р. 101]. Можно ли признать, что заключение подобного рода союзов было предпринято хорезмшахом с целью обезопасить себя и свое государство в случае полномасштабной кампании против Грузинского царства? Вполне вероятно, что так оно и было: с самого начала своего существования Хорезмийское государство было крайне беспокойным соседом и правители мусульманских государств Ближнего Востока и Малой Азии были, с нашей точки зрения, крайне заинтересованы в том, чтобы военная агрессия Джалал ад-Дина Манкбурны была направлена в иной регион и против немусульманской державы. В связи с этим они вполне охотно шли на союз с хорезмшахом с учетом его предполагаемой кампании против Грузинского царства. Кроме того, ослабление этой державы, которая, как уже говорилось выше, также была крайне беспокойным соседом, было выгодно и самому хорезмшаху, и его союзникам. Не менее важно отметить и то, что покорение всего Южного Кавказа сделало бы Хорезмийскую державу настоящим «щитом» против возможной монгольской агрессии с востока, поскольку она включала бы в себя земли от Персидского залива на юге до Каспийского моря на севере, а завоеванные южнокавказские земли обеспечивали бы надежный тыл этому государству и служили источником материальных и людских ресурсов. Таким образом, в успешной кампании хорезмшаха против Грузинского царства были заинтересованы не только сам Джалал ад-Дин Манкбурны, но и правители соседних с ним государств. Все вышесказанное, тем не менее, не отменяет вопроса о том, с чьей же все-таки стороны, хорезмийской или грузинской, шла инициатива относительно начала военных действий именно в 1225 г. Безусловно, обе стороны готовились к этой войне и имели свои причины, однако крайне интересно было бы установить, кого же следует признать инициатором. Имеющиеся у нас исторические источники приводят прямо противоположные точки зрения по данному вопросу. Армяноязычные исторические источники указывают в качестве агрессора на Джалал ад-Дина Манкбурны, чья военная угроза заставила Грузинское царство начать сбор войск и подготовку к войне. «Вышеупомянутый северо-восточный народ, именуемый татарами, довел до крайности хорезмийского султана Джалал ад-Дина, разбил его войско и ниспроверг его страну. Его [самого] обратили в бегство в Агванк: он пришел в город Гандзак и захватил его. [Султан] собрал бесчисленное войско из персов, мусульман и тюрок и вторгся в страну армян. Узнав об этом, Иванэ сообщил грузинскому царю и стал собирать большое войско против султана» [14, с. 149]. Отметим явные фактические ошибки в приведенной цитате, а именно упоминание грузинского царя, в то время как Грузинским царством в тот момент управляла царица Русудан. Оставим вне поля внимания отдельные ошибки в приведенном историческом источнике относительно монгольского завоевании государства хорезмшахов Ануштегинидов, а также не совсем понятное упоминание о «стране армян» [См.: 27; 30], поскольку в рамках данного исследования нас в большей степени интересуют другие сюжеты. Грузинские исторические сочинения также указывают на то, что именно хорезмийцы первыми начали военные действия против Грузинского царства, и даже упоминают их зверства в отношении мирного населения. «Хорезмийцы эти явились на третьем году по преставлении Лаша-Георгия с целью разорения и захвата земель и населения Двина. Проведав о том, атабаг Иванэ и Варам Гагели явились пред царицей Русудан и доложили ей о появлении хорезмийцев и лично великого султана Джалалдина на погибель христиан. Сокрушали они так немилосердно, что не щадили ни женщин, ни младенцев» [31, с. 122]. В свою очередь арабо-персидские исторические сочинения приводят не только другие фактологические данные относительно начала войны, но и указывают на то, что именно Грузинское царство начинает военные действия, а Джалал ад-Дин Манкбурны был вынужден лишь отвечать на эту агрессию. Так, у Ибн ал-Асира мы находим указания на то, что хорезмшах пытался избежать прямого военного столкновения и отправил посольство, о котором нет никаких сведений в грузинских и армяноязычных памятниках, описывающих события накануне битвы при Гарни. Согласно арабскому историку Джалал ад-Дин предложил грузинской стороне сдаться без боя, однако получил следующий ответ: «Они (грузины) ему ответили так: “Татары, о которых ты знаешь, и знал твой отец, который, несомненно, был правителем более могущественным и более храбрым, чем ты, и располагал более многочисленной армией, [эти татары] завоевали ваше государство; затем татары направились против нас. Мы не испугались, и они закончили тем, что бежали от нас”» [32, р. 482]. Отсутствие упоминания об этом событии в других группах исторических источников, а также уникальность подобных сведений в составе самих арабо-персидских памятников ставит под сомнение достоверность существования такого рода посольства. Кроме того, ответ грузинской стороны в сочинении Ибн ал-Асира мало соответствует историческим событиям монгольского вторжения в пределы Южного Кавказа, поскольку в нем отсутствует упоминание о том, что монгольские войска «нанесли великое поражение войску христианскому. Бежали царь и все князья. А неприятель, забрав военную добычу, унес ее в свой стан» [14, с. 138]. Сомнительно, что при переговорах с хорезмийцами грузинская сторона будет столь наглым образом указывать на то, что монголы «бежали» от них, в то время как грузинское войско было наголову разбито в 1220 г. В более поздних арабо-персидских исторических памятниках старательно подчеркиваются намерения Грузинского царства не только разгромить Джалал ад-Дина Манкбурны, но и подчинить себе другие мусульманские государства. Здесь следует еще раз вспомнить уже приводимую в этой статье цитату из сочинения Джувейни. «Грузин, этих нечестивых безбожников, охватило желание овладеть этой страной, вознамерившись в первую очередь изгнать султана и захватить область Тебриза, а затем придти в Багдад и посадить католикоса на место халифа и превратить мечети в церкви, а истинную веру в ложную» [16, с. 301]. Здесь, по всей видимости, присутствуют отголоски более ранних событий, а именно военных походов грузинских войск на территорию государства атабеков Азербайджана, попыток правителей Грузинского царства принять участие в крестовом походе и прочего, о чем уже говорилось выше. Формирование образа Грузии как угрозы исламскому миру позволяет отдельным поздним арабо-персидским историкам не только объяснить цель военных походов Джалал ад-Дина Манкбурны в этот регион, но и оправдать те жестокости в отношении мирного населения этого государства, о которых, впрочем, умолчать они также не могли. Таким образом, арабо-персидские историки представляют картину предыстории военного столкновения прямо противоположной той, что мы находим в грузинских и армяноязычных исторических сочинениях. Эта же точка зрения находит свое отражение и в современных исторических исследованиях, где указывается, что именно грузинские войска начнут наступление против хорезмшаха Джалал ад-Дина Манкбурны. «В шаабане 622 г.х. (август 1225 г.) 60-тысячная армия грузин под командованием Иване Мхаргрдзели сосредоточилась у крепости Гарни, близ Двина, с намерением начать наступление на Азербайджан» [12, с. 166]. При этом не следует забывать и того факта, что отдельные исследователи столь же некритически относятся к сообщениям не только арабо-персидских историков, но и к памятникам грузинской и армяноязычной историографии. Ярким примером тому является статья А.Г. Галстяна, где мы, в частности, находим следующее описание событий, произошедших накануне битвы на реке Гарни. «Как известно, в то время Джалал ад-дин после неудачных боев с монголами скрылся в Индии. Но спустя некоторое время он из Пакистана вторгся в Иран и закрепился в тех районах, которые еще не были разорены. Собрав большое количество людей для войны с монголами, он в 1225 г. захватил Табриз, быстро завоевал ряд областей Азербайджана, через Атрпатакан вторгся в Армению и взял ее столицу - Двин» [13, с.168]. Странно видеть употребление термина «столица» и понятия «Армения» к историческому периоду, когда такое государство на территории Южного Кавказа и сопредельных регионов отсутствовало. Однако детально этот вопрос мы специально рассматривали в предшествующих исследованиях, поэтому подробно здесь мы его анализировать не будем [27; 30]. Разночтения в информации из разных групп исторических источников относительно инициатора столкновения при Гарни в 1225 г. позволяют сделать несколько выводов. Прежде всего обратимся еще раз к сочинению ан-Насави, где содержится подробное описание действий хорезмшаха Джалал ад-Дина Манкбурны накануне битвы при Гарни. «Когда султан захватил Азербайджан, грузины, в количестве шестидесяти тысяч человек, собрались в местности в пределах [округа] Двина, известной под названием Гарни. Они демонстрировали стойкость, но за этим скрывалась глупость. От соседства султана их хватил паралич и столбняк, ими овладела тревога и печаль. Собравшись, они преследовали цель показать султану, насколько они могущественны и многочисленны. Они надеялись, что [он], может быть, пожелает пойти на мир с ними и они избавятся [таким образом] от жара наказания и от пучины бушующего моря. Вот почему они уверенно собрались в поход, позабыв о том, что государство Атабеков пало; ведь оно было для них местом охоты: туда они ходили за добычей вместе и порознь, парами и по одному. Когда султан узнал, что они собрались для пустой болтовни, он устремился на них с теми воинами, которые были под рукой, так как большинство их уже разъехалось в свои владения икта' в Ираке и других местах. И вот, прибыв к берегу реки Аракс, он застал там эмиров авангарда во главе с Джахан-Пахлаваном Илчи. Они сообщили ему, что враг поблизости и у него много [войск]. Он ответил на эту весть лишь тем, что, пришпорив коня, бросился вброд. Его не смутило то, что было сказано о близости врага и его многочисленности. За ним последовали и войска» [23, с. 151]. Ан-Насави указывает, как и большинство арабо-персидских историков, на военную агрессию с грузинской стороны, но из его описания можно сделать вывод и том, что действия хорезмшаха могли носить характер превентивного удара и, таким образом, в качестве инициатора военных действий будут выступать обе стороны конфликта. Грузинская же сторона также мобилизует военные силы, возможно, для предотвращения хорезмийского вторжения на собственные территории, а возможно, также для превентивного удара по Джалал ад-Дину Манкбурны уже на подчиненных ему землях. С нашей точки зрения, описание, приводимое ан-Насави, наиболее соответствует действительности не только потому, что является компромиссным, но и в связи с тем, что данный автор был в этот период личным секретарем Джалал ад-Дина Манкбурны, а, следовательно, прекрасно осведомленным о военных и политических делах своего патрона. На самом деле такая позиция мало противоречит грузинским и армяноязычным историческим сочинениям, поскольку в них также содержатся указания на то, что грузинская сторона выставляет войско еще до того, как хорезмшах вторгается непосредственно на подконтрольные им земли [14, с. 149]. Нельзя не отметить и того факта, что в грузинских и армяноязычных памятниках приводятся совершенно фантастические данные о численности войска, с которым Джалал ад-Дин Манкбурны пришел к Гарни. Так, в «Летописи» Себастаци мы видим указание на то, что «собрав двухсоттысячное войско, он вторгся в страну армянскую. Грузинский полководец Иванэ, собрав войска, выступил против него войной» [6, с. 23]. В «Картлис Цховреба» численность хорезмийской армии несколько ниже, но и в этом случае цифры кажутся нам завышенными: «…слово это они решили принять и, забрав с собой семьи и все свое достояние, выступили и дошли до Адарбадагана в количестве около ста сорока тысяч человек…» [31, с. 122]. При этом в арабо-персидских источниках нет точных указаний на численность хорезмийской армии, однако косвенно подчеркивается то, что перевес был как раз на стороне грузинского войска: «Когда он достиг Гарни, то увидел, что грузины расположились на возвышенности, как высокая гора на горе, сплошной черной массой, как беспросветная ночь» [23, с. 157]. Безусловно, приводимые выше данные грузинских и армяноязычных источников относительно количества хорезмийских войск являются существенно завышенными: Джалал ад-Дин Манкбурны никогда не собирал столь огромного войска после возвращения из Индии, ни один источник о подобном не упоминает [28]. С другой стороны, вряд ли это войско сильно уступало по численности грузинской армии, которое, согласно сведениям из более ранних памятников, составляло порядка 60 - 70 тысяч человек [7, с. 376; 23, с. 157; 6, с. 34]. Таким образом, можно предположить, что в битве при Гарни соотношение сил у Джалал ад-Дина Манкбурны и грузинских военачальников было примерно равным. Приведем подробный рассказ из сочинения ан-Насави, где можно увидеть детальное описание тех действий, которые предприняла хорезмийская сторона. «Когда он достиг Гарни, то увидел, что грузины расположились на возвышенности, словно высокая гора на горе, [сплошной] черной массой, как беспросветная ночь. И крайним пределом того, чем они проявили себя в этот день, были их крики, которые могли разорвать звездные покрывала и заставить слышать уши глухого. Но султан испугался их многочисленности не больше, чем волки пугаются свободно пасущихся овец, или так, как голодные львы боятся бродячего скота. Под покровом ночи он построил [войско] перед ними в ряды и расположил конницу, усилив центр своими витязями, левый фланг заполнил своими богатырями-защитниками, а правый окружил лучниками. Весь тот день он ожидал, что грузины спустятся [с горы] для сражения, но [они] не спускались. Когда солнце склонилось к закату для султана разбили небольшой шатер позади центра, и он провел там ночь, а ханам и эмирам приказал поочередно сменять друг друга в ночном бдении до самой зари. И они сделали то, что он приказал, и разошлись к своим огням. Когда настало утро, он призвал их и сказал: «Враг, очевидно, решил уклониться [от сражения] и стремится к затягиванию дела вместо нападения. И мы решили напасть на них, поднимаясь со всех сторон. Если они атакуют вас, то [можно] опередить их, не дав им спуститься, и забросать их стрелами». И султан выступил, поднимаясь вверх, скорее даже [не сам], а поддерживаемый [Аллахом]. Когда он выступил, двинулись и ищущие [боя], распрямив свои крылья, подобно орлам. Скорее других поднимался левый фланг султана, где находились его брат Гийас ад-Дин, Ур-хан, Йиган Таиси и некоторые другие эмиры. На них напал Шалва, один из их знаменитых хитрецов. Они начали сражение с ним, и стрелы летели так, словно это падают метеоры или летят снежинки, гонимые ветром. Муслим смешался с кафиром, имеющий выгоду [от истинной веры] - с тем, кто терпит убыток [от ложной], поднимающийся - со спускающимся, конный - с пешим. Они наносили друг другу удары по конечностям, в самые сердца и шеи и старались опередить друг друга в подъеме на вершину горы. Тот, кто бежал, видел, что может спастись и уцелеть [только] при восхождении [на гору], и его побуждали к подъему правдивость его надежды и верность его чаяний. А когда конница нанесла победоносные удары по несчастному сброду, грузины повернули свои спины к головам [конницы султана], и, прежде чем соперничество стало сражением, а метание стрел - взаимным истреблением, они понеслись на крыльях бегства, увешанные позором и бесчестьем. Они видели в силуэтах отряды, охватывающие их, а в тенях - охотников, настигающих их. Поле сражения было покрыто трупами, их было около четырех тысяч, тех, которые пали, спасаясь от жара поражения. Султан остановился на холме, а грузин приводили к нему покорных, униженных, как гонят грешников к адскому огню. Лица у них были [покрыты] пылью безбожия и отягчены прахом беспомощности. Он стоял там, пока не вернулись [обратно] преследовавшие и не собрались захватившие добычу, и тот, кто хотел пройти к нему, ступал по убитым и топтал их» [23, с. 151-152]. В сочинении Киракоса Гандзакеци мы видим несколько иное описание битвы при Гарни, где можно отметить отдельные любопытные подробности. «Выступил и Иванэ с грузинским войском и расположился против них, [чуть] повыше. Увидев их, он испугался, застыв на месте, а султан двинул вперед свои войска и пошел навстречу им. Когда увидели это один из грузинских вельмож (звали его Шалвэ) и брат его Иванэ - мужи храбрые и знатные, победоносные в бою, - они велели остальным воинам: «Вы пока подождите. Мы пойдем врежемся в их ряды; если хоть кого-нибудь из них мы вынудим к отступлению, победа будет за нами, наступайте и вы. Если же они победят нас, вы бегите, спасайте свою жизнь!» И они смешались с войском султана и стали тут же громить их. Но воины грузинские, не обратив на это внимания, стали разбегаться так, что во время бегства и товарищей своих не узнавали. И бежали, не будучи преследуемы никем. От страха они бросались вниз, и ущелье повыше селения Гарни было заполнено ими. Когда увидели это воины султана, они стали преследовать их, многих вырезали, а остальных сбросили вниз со скал. Султан, поднявшись на скалу над ущельем, увидел это печальное зрелище - множество людей и лошадей свалены были, подобно камням, в кучи - покачал головой и сказал: «Это дело [рук] не человека, а лишь Бога Всемогущего» [14, с. 149]. Как видно из этого отрывка, поражение грузинской армии в данном сражении автор объясняет проявлением Божественного вмешательства, в других армяноязычных памятниках подобная точка зрения встречается неоднократно. «Божий гнев постиг Иване, он потерпел поражение возле городка Гарни. Большая часть его войска [была] сброшена с утеса и скатилась в глубокое ущелье... Султан же, не встретив сопротивления, возвратился в Тебриз» [6, с. 24]. В труде епископа Степаноса описание битвы при Гарни обрастает новыми подробностями, подчеркивающими грехи предводителей и всего грузинского войска, за которые они таким образом были наказаны: «…он (Джалал ад-Дин Манкбурны. - Авт.) вторгся в страну армянскую, предал ее огню и мечу, разрушил и разорил страну. Но, встретившись с нашими армяно-грузинскими войсками в Араратской долине, остановился перед ними. Великий полководец Иване выставил [против него] 60 тысяч воинов. Но Божий гнев постиг их за беззаконие и отклонение от праведного пути. Не приняв бой под городком Гарни, без победы [врага] они обратились в бегство. И не от человеческих рук, невидимыми ангелами и бурей мечей они были низвергнуты в глубокие ущелья, где все погибли, а если некоторые и спаслись, то благодаря тому, что они спрятались в крепости Гегард» [6, с. 33]. Со своей стороны, грузинские исторические сочинения объясняют поражение в битве при Гарни разногласиями внутри грузинского командования и несогласованностью действий отдельных подразделений. «А жестокий бой продолжался. Атабаг Иванэ и войска грузинские, взирая на жаркий бой, не пожалели христолюбивых сородичей своих торельцов и с ними многих славных (соратников), но стояли поодаль. И не изволил пособить атабаг Иванэ, как говорит, из зависти, но не из малодушия» [31, с. 122]. Подобные сведения позволяют сделать вывод о том, что победа Джалал ад-Дина Манкбурны, которую ан-Насави и более поздние арабо-персидские историки склонны рассматривать как пример его личной доблести и военного таланта, отчасти была обеспечена и несогласованностью, и просчетами грузинского командования. Относительно того религиозно-мистического характера, который приобретает битва при Гарни в трудах армяноязычных авторов, то это связано, как уже отмечалось нами в предшествующих исследованиях, с теми религиозными противоречиями, которые имели место быть в тот исторический период между Грузинской и Армянской Церквями [28; 29]. Подводя итоги данного исследования, хотелось бы отметить неизбежность военного столкновения между Грузинским царством и Хорезмийской державой Джалал ад-Дина Манкбурны. Обе стороны в равной степени претендовали на доминирование в южнокавказском регионе и имели для этого полное основание. Не следует забывать при этом, что политическая составляющая конфликта существенно подкреплялась разной конфессиональной принадлежностью, что нашло свое отражение в исторических источниках, предлагающих описание битвы при Гарни. Так, мусульманские авторы подчеркивают ту угрозу, которую представляло собой Грузинское царство для мусульманской части Южного Кавказа и сопредельных регионов. Со своей стороны, армяноязычные и грузинские авторы указывают на те жестокости и террор по отношению к христианскому населению, которые осуществлял Джалал ад-Дин и его войско. Неизбежность столкновения следует связать и с территориальным фактором, а именно с землями Аррана, на которые претендовали одновременно обе стороны. Тем не менее, как было указано в этой статье, столкновение 1225 г. не было спланированной агрессией со стороны Джалал ад-Дина Манкбурны в том смысле, что его армия выступает против грузинского войска лишь после получения сведений о мобилизации и готовящейся агрессии со стороны Грузинского царства. По большому счету сбор грузинского войска вынудил хорезмшаха форсировать начало кампании против своего опасного соседа, что произошло бы и так, но, возможно, несколько позднее. Описание сражения при Гарни и причин поражения грузинского войска в исторических источниках позволяет вычленить несколько точек зрения. Арабо-персидские авторы, начиная с ан-Насави, целиком и полностью сосредотачивают внимание читателя на доблести Джалал ад-Дина Манкбурны и его полководческих талантах: победа в этом сражении, прежде всего, его заслуга, а также его войска. Армяноязычные авторы существенно «мифологизируют» битву при Гарни, указывая на проявления Божьего гнева и грехи грузинских военачальников и простых воинов, что в большей степени и объясняет в их трудах победу Джалал ад-Дина Манкбурны над многочисленным противником. Грузинская средневековая историография указывает на разногласия между грузинскими военачальниками и несогласованность действий отдельных военных отрядов, в результате чего хорезмийское войско разгромило противника фактически по частям. Эта точка зрения наряду с описаниями ан-Насави, с нашей точки зрения, наилучшим образом объясняет исход битвы при Гарни и победу хорезмшаха Джалал ад-Дина. Во многом именно успех первого военного столкновения предопределит дальнейшую хорезмийскую экспансию в пределы Южного Кавказа и войну с Грузинским царством. Таким образом, битва при Гарни является одним из ключевых событий в истории формирования Хорезмийского государства и включения в него земель Южного Кавказа.

D M Timokhin

FSBSI the Institute of Oriental Studies of the RAS

Email: horezm83@mail.ru
Moscow

Views

Abstract - 605

PDF (Russian) - 267