PlumX

Abstract

В статье ставится задача показать роль западно-прикаспийских областей в русско-персидских отношениях, анализируется вопрос о дипломатических маневрах обеих сторон по поводу уступки Русскому государству городов Дербент, Баку, Шемаха при условии заключения антитурецкого союза. Автор определил причины несостоятельности русско-персидского антитурецкого союза, соответственно, уступки прикаспийских городов Русскому государству. В работе показано, что инициатива уступки прикаспийских городов исходила от Персии, а не инспирирована была русским царем, как об этом в последнее время утверждают некоторые азербайджанскиеe исследователи.

Проблемой русско-персидских отношений занимались ведущие отечественные исследователи С.А. Белокуров, П.П. Бушев, А.П. Новосельцев и др. Однако при освещении вопросов взаимоотношений двух ведущих государств очень часто из поля зрения исследователей выпадает роль Кавказского региона, в частности, западно-прикаспийских областей, который очень часто становился регионом их противостояния. От результата русско-персидского противоборства решалась судьба народов региона. Исходя из этого, нами ставится задача показать, какую важную роль играл Западный Прикаспий в русско-персидских отношениях в конце XVI – начале XVII в., какие дипломатические маневры использовал каждый из двух государств с целью закрепиться в регионе. С начала XVI в. между османами и сефевидами шли длительные войны за господство над Кавказом, за захват стратегических и торговых путей, проходивших вдоль западного берега Каспия. Война 1514–1555 гг. закончилась Амасьясским мирным договором, по условиям которого Восточная Грузия (Картли и Кахетия), Восточная Армения, Шеки, Ширван и Карабах переходили к Персии, а Западная Грузия и Западная Армения – к Османской империи. Что касается Дагестана, то он оставался независимым. Новая война между Персией и Османской империей началась в 1578 г. и продолжалась до 1590 г. включительно. На начальном этапе войны Персия, потерпев ряд крупных поражений, потеряла большую часть завоеванных территорий Кавказа, в том числе, западно-прикаспийские области. В этих нелегких условиях шах Худабенде (1577−1587) решил обратиться за военной помощью к Русскому государству. С этой целью в 1586 г. в Москву с просьбой о помощи был отправлен приближенный шаха Гади-бек (упоминаемый в русских источниках как Анди-бек. – Авт.), который дал понять царю, что шах взамен военной помощи не будет возражать, если Русское государство оставит за собой навсегда освобожденные ими от турков Дербент и Баку с прибрежной полосой между ними. Об этом в отечественной историографии впервые упоминает Н.М. Карамзин, который пишет, что «Шах Годабенд (Худабенде. – Авт.) предложил ему (царю Федору Иоанновичу. – Авт.) изгнать турков из Баки и Дербента, обязываясь уступить нам в вечное владение сии издавна Персидские города, если и сам возьмет их» (Карамзин Н.М., 1892. С. 41). Однако П.П. Бушев, обстоятельно исследовавший на основе российских архивов историю дипломатических отношений между Русским государством и Персией на рубеже XVI – XVII вв., пишет, что «Дела о посольстве Анди-бека в фонде 77 ЦГАДА нет. Даты приезда Анди-бека в Астрахань и Москву неизвестны. Устанавливать их приходится по косвенным данным» (Бушев П.П., 1976. С. 57). П.П. Бушев полагает, что Карамзин писал о посольстве шаха Худабенде, «основываясь, очевидно, на каких-то фондах Посольского приказа – то ли польско-литовского, то ли австрийского». Он апеллирует также к С.А. Белокурову, который на основе анализа документов фонда ЦГАДА «Сношения с Грузией» за 1587 г. сообщает о прибытии к русскому царю посла шаха Ходабенде Анди-бека: «… а в грамоте своей шах писал, чтоб Государь был с ним в дружбе и в любви и в ссылке, как были отцы их и деды и прадеды» (Бушев П.П., 1976. С.58; Белокуров С.А., 1889. С. 563). Анализируя данное сообщение С.А. Белокурова, П.П. Бушев указывает на то, что «в грамоте шаха (упоминаемой С.А. Белокуровым. – Авт.) нет ни слова о совместных военных действиях против Турции и каких-то обещаниях шаха передать Русскому государству Дербент и Баку, как об этом пишет Н.М. Карамзин» (Бушев П.П., 1976. С. 58–59). С.А. Белокуров, в отличие от Н.М. Карамзина, указывает на то, что шахское предложение было сделано не в письменной форме, а устно: «А гонец в речи говорил: по несчастью шахову недруг его Турской салтан городы Дербен, Шамаху, Баку и иные городы поимал. И государь (Ходабенде. – Авт.) бы похотел с ним бытии в дружбе и в любви и в докочанье (мирный договор. – Авт.) и в соединенье и стоял против всех недрузей заодин и на вопчего б недруга на Турсково салтана дал в помочь своих ратных людей с вогненым боем, а ему б царского величества споможеньем те городы назад достат; а достав, городы Дербень да Баку государю поступится (уступить. – Авт.)» (Белокуров С.А., 1889. С. 563). Такую форму шахского предложения можно объяснить широко распространенной в то время дипломатической практикой, когда ценная информация во избежание ее попадания в руки третьей стороны передавалась не в письменной форме, а только на словах, в данном случае через посла Гади-бека. Опасения персидской стороны в сложившихся на тот период условиях политической конъюнктуры вполне оправданы, поскольку послы, которым часть пути из Персии в Русское государство приходилось преодолевать по западному побережью Каспийского моря, могли быть схвачены турками, контролировавшими Западный Прикаспий в конце XVI в. после ряда побед над Персией. Обстоятельства, связанные с посольством Гади-бека, дают основание предполагать, что устное заявление об уступке Русскому государству Дербента и Баку, сделанное Гади-беком от имени шаха Ходабенде, объяснялось не только соображениями не допустить утечки этой ценной информации, но и тем, что шах не имел искреннего намерения отказываться от этих городов в пользу царя. Персия, делая такие неискренние заявления, старалась, заручившись поддержкой и помощью русского царя, изгнать турков с территории Ширвана и южной части Дагестана и отвоевать у них регион. К тому же ложность и неискренность обещаний персидской стороны стали очевидными, когда после изгнания в начале XVII в. турков Персия укрепила свои позиции в регионе. Русские власти, начавшие еще при Иване Грозном усиливать свои позиции на Северном Кавказе и в Закавказье, обсудили с послом шаха Гади-беком также вопрос, касающийся Грузии и Дагестана. Посланник шаха был поставлен в известность, что по просьбе кахетинского царя Александра II, который собирался «от Турского б султана свою землю оберегати», в сентябре 1587 г. он был принят в русское подданство. Объявив о добровольном подчинении Грузии Русскому государству, бояре сообщили шахскому послу, что узнали от своих посланников в Грузии об измене тарковского шамхала, который «писал к Турскому салтану, чтоб Турской прислал (к нему на помощь) свою рать и велел бы город поставити на Терке его Шевкальской земле на оборону…» (Белокуров С.А., 1889. С. 563). Указав на неустойчивую политическую линию шамхала Тарковского, бояре потребовали от шахского посланника, чтобы «он про то розказал подлинно: в какове мере у Кизылбашского шаха Шевкал князь и в каком укрепленье», т.е. какой политической позиции придерживается шамхал по отношению к Персии. На это Гади-бек ответил, что «Шевкальский князь ман (присягает. – Авт.) на все стороны: шаху манит, чтоб за него стоял, а с Турским (султаном) ссылается ж, а государю (русскому) также манит, а верить ему ни в чом не мочно» (Белокуров С.А., 1889. С. 563). Таким образом, Русское государство дало понять сефевидской стороне, что она, взяв под свое покровительство Грузию, собирается упрочить свои позиции и в Дагестане. Чтобы не вызвать возмущение персидских властей, русские объяснили такой свой шаг необходимостью воспрепятствовать свободному продвижению крымских войск через Дагестан к Дербенту и Ширвану на помощь османским войскам. К тому же заманчивое предложение шахской стороны об уступке Русскому государству прикаспийских городов не могло не заинтересовать русского царя, который тут же направил к шаху ответное посольство во главе с дворянином Г.Б. Васильчиковым. Пока дипломаты находились в пути, в Персии произошел государственный переворот – шаха Худабенде сменил его сын, энергичный и дальновидный политик шах Аббас I (1587–1629). Это обстоятельство вынудило Гади-бека отказаться от того, о чем он заявлял от имени шаха Ходабенде на приеме у русского царя, и между ним и Васильчиковым разгорелся острый спор по поводу состоявшихся переговоров в Москве и об условиях заключения антиосманского союза. По словам Г.Б. Васильчикова, Гади-бек предлагал указать в отчете, который они решили составить в пути в Казвин, что шах Ходабенде посылал его к русскому царю с предложением выслать войска в Дербент и Баку с тем, чтобы совместно с сефевидскими войсками отвоевать их, а после уступить их шаху. Васильчиков на это резко возразил, заявив, что на приеме у русского царя не было и слова о том, что после взятия прикаспийских городов русский царь должен передать их шаху (Бушев П.П., 1976. С. 65). Перемену в позиции Гади-бека П.П. Бушев объясняет тем, что он «не знал примет ли новый шах Аббас линию отца в отношении уступки Москве Дербента и Баку. Поэтому, когда 14 сентября 1588 г. в беседе с русским посланником Васильчиковым зашел разговор о донесении Анди-бека шаху Аббасу с отчетом об его посольстве в Москве, Анди-бек хотел обезопасить себя от случайностей. Васильчиков понял это и обрушился на него с упреками, разоблачив его попытку извратить суть московских переговоров» (Бушев П.П., 1976. С. 64). Однако смена власти в Персии не помешала Г.Б. Васильчикову выполнить дипломатическую миссию до конца. Он, принятый шахом в Казвине, хотя и с большим опозданием – почти на полгода, ссылаясь на грамоту шаха Худабенде и слова Гади-бека об обещании уступить царю прикаспийские города даже в том случае, если персидские войска без помощи русских отвоюют их у турков, добивался утвердительного ответа от шаха Аббаса на вопрос: «и ты ныне, шахово величество, тех городов Дербени и Баки государю нашему поступаешься ли…?», даже, если «без государя нашего рати те городы возьмешь…?». На что шах Аббас ответил положительно, подчеркнув, что «мы тех городов брату своему государю вашему поступаемся и хотенья государя вашего все исполним …» (Памятники дипломатических и торговых сношений Московской Руси с Персией, 1890. С. 88). Что касается заключения военного союза Русского государства и Персии против османской Турции, то шах Аббас I прямого ответа не дал. Некоторые факты свидетельствовали о том, что шах не стремился заключить союз с Москвой против Османской империи. Так посольство русского царя не было принято на должном уровне, встречу с шахом затягивали, к тому же шах параллельно вел переговоры о прекращении войны с султаном. Объяснить столь сложные дипломатические маневры шаха Аббаса I трудно. П.П.Бушев, к примеру, считает, что «очевидно, потому лишь, что хотел получить дополнительные козыри в трудных переговорах побежденного с победителем – Турцией. Тем более, что обещал он отдать то, что не находилось в его руках» (Бушев П.П., 1976. С. 107). По всей видимости, шах Аббас I не спешил заключить союзный договор с Россией, еще и потому что на тот период ему необходимо было в первую очередь договориться о мире с Османской империей. С этой целью шах специально приписывал инициативу в переговорах о союзе против Османской империи русской стороне. Был даже распространен слух, якобы русские войска в скором времени окажутся в районе Дербента. Добившись заключения мира с турками, шах получил мирную передышку, после чего мог целиком и полностью переключиться на борьбу с сепаратистскими тенденциями в своем государстве и укрепить свои позиции в стране. Шах планировал вскоре возобновить войну с Турцией и отвоевать у нее весь Восточный Кавказ. При решении этой задачи шах рассчитывал на активную помощь Русского государства. Поэтому, видимо, он подыгрывал интересам русской стороны в ее политике на восточном Кавказе. О намерении шаха Аббаса I уступить Баку и Дербент Русскому государству в обмен на военную помощь говорил также Бутак-бек, глава персидского посольства, отправленный в Москву в 1589 г. Он утвеждал, что шах готов уступить не только эти два города, но и остальные города, завоеванные ныне турками (Бушев П.П., 1976. С. 137). Об этом прямо было указано и в шахской грамоте, адресованной русскому государю. Однако Бутак-бек во время переговоров с русскими боярами «пытался опровергнуть факт инициативы персидской стороны в переговорах о военном союзе против Турции», который, по словам П.П. Бушева, признает и иранский историк Мо’эззи. П.П. Бушев также отметил, что «посол Бутак-бек не остановился перед дезавуированием предыдущего шахского посла, своего товарища по посольству – Анди-бека. Он обвинил переводчиков русской стороны в неправильном переводе его речи, сказав, что посланник Анди-бек говорил не по государя нашего речи веленью, или толмачи не умели вытолмачить [перевести правильно]…» (Бушев П.П., 1976. С. 136). Бутак-бек также заявлял, что «шах Аббас не посылал Анди-бека в Москву и не мог посылать, так как он не был еще шахом Ирана», на что бояре указали ему, что «Анди-бек выступал как представитель не шаха Аббаса, а законного тогда шаха Ходабендэ и по его поручению» (Бушев П.П., 1976. С. 136). После того, как все надуманные доводы Бутак-бека были опровергнуты и разоблачены, ему ничего не оставалось, кроме как согласиться с утверждением русской стороны и просить ее о военной помощи для совместных военных действий против османских сил в Западном Прикаспии. Кроме того, глава шахского посольства скрывал то, что ведутся переговоры о мире между персидской и турецкой сторонами. Он заявлял, что шах задержал трех османских послов, ожидая совета от русского царя, заключать ли ему с Турцией мирный договор. Однако обо всем этом заранее известно было русским властям, которые информировал Г.Б. Васильчиков через Посольский приказ. В результате переговоров с посольством Бутак-бека, русские власти поняли двойственность политики шаха по отношению к Русскому государству. Логика дипломатии шаха Аббаса I была ясна: столкнуть две державы и руками Русского государства ослабить своего главного военно-политического противника – Османскую империю. Царское правительство, разумеется, поняло замысел шаха и не пошло на этот шаг. При существовавшей в конце XVI в. тяжелой внутриполитической обстановке Русскому государству не выгодно было военное столкновение с Османской империей. Кроме того, Россия, только что окончившая изнурительную Ливонскую войну (1558–1583 гг.), не в состоянии была начать военные действия против Турции. Царское правительство в сложившейся ситуации стремилось к решению данного вопроса дипломатическими средствами, хотя его представители в шахском дворе нередко упоминали о военной помощи со стороны России, но это не меняло сути дела. Царь, убедившись, что военный союз против турков не так уже актуален для шаха предпочел тактику дипломатического содружества с Персией в условиях усиления политического влияния в Северном Дагестане, Грузии и Кабарде. Потому Посольский приказ решил несколько повременить с отправкой обратного посольства к шаху. Между тем, в начале XVII в. международная обстановка вокруг Кавказа вновь обострилась. Персия стремилась возобновить войну с Турцией, преслудуя цель захватить попавшую под власть турок часть Кавказа по условиям Константинопольского договора 1590 г. Шах Аббас I стал активно готовиться к войне с Турцией с целью реванша. Для этого он провел в Персии реформы, направленные на усиление центральной власти, упорядочение финансов, создание регулярной, хорошо обученной и вооруженной по европейскому стандарту того времени армии. Параллельно шах вел и дипломатическую подготовку, пытаясь создать антитурецкий блок европейских государств и Русского государства (История Ирана с древнейших времен до конца ХVIII в., 1958. С. 272−276.). Несмотря на предпринятые меры, привлечь на свою сторону европейские государства ему так и не удалось. Последние были заинтересованы в ослаблении как Персии, так и Турции. Что касается Русского государства, то шах Аббас I, как выше нами отмечено, пытался заручиться его найти военной поддержкой. Царское правительство со своей стороны также проявляло твердое намерение подписать военный договор с Ираном против Турции. Заинтересованность Русского государства в этом деле объяснялось тем, что он продолжал развивать свою политику на Северном Кавказе и в Дагестане. Ведя борьбу против протурецки настроенного шамхала Тарковского, царское правительство выдвигает передовые военные позиции из Терков на реки Сунжу и Койсу. Чтобы прочно укрепить свои позиции в Дагестане, царь путем заключения военного соглашения с персией добивается добровольной уступки городов Дербент и Баку в свою пользу. Для реализации своих планов царь Борис Годунов в 1600 г. в спешном порядке отправляет в Иран посольство А.Ф. Жирового-Засекина и Т. Засетцкого. Как подчеркивает П.П. Бушев, основной целью посла А.Ф. Жирового-Засекина было «заключение им наступательно-оборонительного военного союза с шахом, чтобы «стояти обще на всех своих недругов заодин» (Памятники дипломатических и торговых отношений Московской Руси с Персией, 1892. С. 30). Особый интерес представляют указания, сделанные Посольским приказом русским послам относительно Грузии и дагестанских владений, в частности, шамхала Тарковского. Если в отношении Грузии Посольский приказ не рекомендовал А.Ф. Жировому-Засекину проявлять инициативу, считая для этого момент неподходящим, то относительно шамхала Тарковского, русским послам предписано было напомнить шахскому двору историю подчинения шамхала Русскому государству, начав с того, как «он от шаха отступил и ссылался на всякое лихо шахово с турским (султаном) и с крымским царем. А после того присылал к великому государю… Федору Ивановичу… бити челом, чтобы… (он) взял его под свою царскую высокую руку и в оборону. И государь наш… Федор Иванович… шевкала под свою царскую руку принял, и (однако) он по тому ж от государя нашего отступил и учел быти… непослушен». За что царь «посылал на него рать свою и неодинажды, и государя нашего воеводы землю шевкальскую воевали, и город Тарки, и Таркалы и Ондрееву деревню и салтанеево место Тюменсково разорили. И город государевы воеводы в шевкальской земле на Койсе поставили, и люди многие в нем устроены» (Памятники дипломатических и торговых отношений Московской Руси с Персией, 1892. С. 48). Также русские послы должны были напомнить, как в 1595 г. приезжал в Москву шахский посол Анди-бек с просьбой от Аббаса I, чтобы русский царь Федор «шевкала пожаловал: вины ему отдал и воевати его не велел, а он (шамхал) вперед будет в государя нашего жалованье чисто». Царь удовлетворил просьбу шаха и «шевкала пожаловал, воевати его не велел и послал к нему сына боярского к шерти привести. И шевкал… сына боярского и толмача… обезчестил и держал у себя долгое время и отпустил их, ни на которой мере не поставя». В ответ на это Москва хотела послать войска против шамхала, но шах Аббас I попросил через своего посла Анди-бека «шевкала не воевати и город Койсу снести…» (Бушев П.П., 1976. С. 370), что русская сторона и выполнила, отменив поход против шамхала Тарковского. Как видно из данного предписания, русское правительство готово было пойти на некоторые уступки, в частности, отменить поход против шамхала Тарковского и обещать «город с Койсы снести» ради заключения военного союза против Турции. Заслуживает особого внимания и инструктаж, данный в наказе русским послам в отношении тарковского шамхала на случай захвата русского посольства турками в Каспийском море. В случае, если турецкие власти начнут упрекать русских послов в том, что царские войска завоевывают земли шамхала и ставят там города, русский посол должен был заявить, что царь сообщал султану через своих посланников о том, что шамхал делал «многие грубости и неправды перед великим государем нашим…». Тогда как он «присылал… послов своих многижда бити челом, чтоб государь наш его принял под свою царскую руку и… государь наш его под свою… руку взял и (он) государю нашему послушен был. А не в давных летех почал воровать и государю нашему почал не послушан быти…», в частности, «и черкас кабардинских (слуг русского царя) воевал… и за то велел государь наш него послать рать свою и города в его земле велел поставить…». При этом послы должны были говорить, что русским воеводам на Терке и на Койсе дан «от великого государя нашего крепкой заказ, а велено з государя нашего (султановыми) людьми, которые живут в Дербени и в Шемахе и в иных кизылбашских городах, (чтобы) жити в миру и в покое и задоров никаких не чинили». И воеводы это строго выполняют, а о шамхале «говорити нечего, что он вор и на своей правде никому не стоит как государю нашему солгал, так и вашему государю манит да лжет» (Бушев П.П., 1976. С. 372–373). Однако посольство Жирового-Засекина по непонятным причинам было отозвано из Астрахани в Москву. Таким образом, и на этот раз попытка московского правительства заключить с Ираном военное соглашение против Турции и ее вассала – Крымского ханства – закончилась неудачей. Несмотря на это, вопрос о военном союзе против Турции не был снят с повестки дня в российско-иранских переговорах. Русское государство и Персия по-прежнему обменивались посольствами, основной целью которых было заключение тайного антитурецкого союза (Новосельцев А.П., 1961. С. 454). С этой целью в августе 1603 г. в Москву прибывает шахское посольство Лачин-бека. Как отмечает П.П. Бушев, материалов об этом посольстве в РГАДА не сохранилось, ничего о нем нет и в «Памятниках» Н.И. Веселовского, не упоминают о посольстве Лачин-бека и русские историки Н.М. Карамзин, С.М. Соловьев. Лишь М.М. Щербатову удалось обнаружить в Разрядной книге за 7111–7112 гг. (1602–1604) краткие данные о приезде шахского посольства Лачин-бека в Москву (Бушев П.П., 1976. С. 379–380). Итогом русско-персидских переговоров исследователь русско-иранских отношений А.П. Новосельцев, основываясь на сообщении проезжавшего через Русское государство римского посла Тектандера, считает заключение в 1602 г. договора, предусматривавшего совместные военные действия против Турции, причем русские войска должны были двинуться через владения шамхала на Дербент, где стоял турецкий гарнизон (Новосельцев А.П., 1961. С. 456). П.П. Бушев отмечает, что с таким утверждением А.П. Новосельцева согласиться нельзя, т.к. оно построено на косвенных и недостоверных данных. Во-первых, приведенная дата заключения союзного договора – 1602 г. не соответствует времени пребывания посольства Лачин-бека в Москве. Возможно, здесь кроется опечатка? Во-вторых, подробно инструктируя 19 июня 1604 г. своего пристава Ивана Судокова, Посольский приказ ни слова не сказал о какой-либо договоренности с ним о совместной борьбе против Османской империи. В-третьих, если бы договор в 1603 г. или 1604 г. был заключен, он обязательно нашел бы отражение в последующих политических взаимоотношениях Русского государства с Персией (Бушев П.П., 1976. С. 392). Переговоры шахского посольства Лачин-бека с московским правительством о совместной борьбе против османов закончились лишь устным обещанием русского царя об оказании военной помощи Персии, предоставляя которую царское правительство преследовало свою прежнюю цель – закрепиться в Дагестане и в Восточной Грузии. В свою очередь, шах Аббас I, не получивший к началу османо-персидской войны военной помощи от европейских государств, хотя бы временно заинтересован был в активизации московской политики на Кавказе. Как видно, каждая из сторон (Русское государство и Персия) исходила из своих собственных интересов. Но поскольку в данном случае эти интересы совпадали, можно сказать, что, несмотря на отдельные трения и настороженность, вполне объясниемые между феодальными государствами, российско-иранские отношения в целом развивались на дружеской основе. Дипломатические взаимоотношения Русского и Иранского государств в начале XVII в. основывались на усилении мощи обоих государств с общей целевой направленностью – активизацией борьбы против Османской империи. Используя благоприятное стечение обстоятельств, т.е. значительное в конце ХVI в. ослабление Турции в силу внутренних неурядиц и крестьянских восстаний, шах Аббас I в 1603 г. начал успешные военные действия против Османской империи. Войну с турками шах Аббас I готовил давно, выжидая подходящего момента для ее начала. Царское же правительство использовало ее, как благоприятный фактор в планах активизации своей внешней политики на Кавказе. Предвидя затруднения с изгнанием турецких войск из Ширванской провинции и Южного Дагестана, шах Аббас I пришел к необходимости предложить Русскому государству выступить совместно. Возможно, что шах даже знал о переговорах турок с австрийцами, закончившихся 11 ноября 1606 г. подписанием мирного договора в Ситватороке. В преддверии борьбы один на один с Османской империей он обратился за военной помощью к царскому правительству. Однако в планы шаха Аббаса I не входило заключение военного союза с Москвой, он ограничивался русской военной помощью на северной границе своих владений. Подобную политику шахского двора следует объяснять его закрепления Русского государства в Дагестане. Взаимное недоверие между шахом и царским правительством обнаружилось во время похода в Дагестан русских войск под командованием воевод И.М. Бутурлина и Плещеева. Это сказалось и на трагических событиях в Кахетии в 1605 г., когда царь Александр и царевич Юрий были убиты, очевидно, по приказанию шаха, и в том, что шертная грамота 1604 г., составленная в Москве для ногайских мурз, включала условие: «... к турскому султану и к крымскому царю и к кизылбашскому шаху и к бухарскому царю и в Ташкень и в Юргенч и в Казацкую орду и к Шевкал и к черкасом и ко всем государевым... недругом и непослушником не приставать... » (Кушева Е.Н.,1963. С. 288). Воспользовавшись ослаблением позиции Турции в Азербайджане и Дагестане, шах Аббас I в начале XVII в. начал наступление на Кавказ. К 1606 г. его войска заняли Карабах и Грузию. В дальнейшем войска шаха должны были двигаться в сторону Ширвана и Дагестана (Алкадари Г.-Э., 1994. С. 44; Рахмани А.А.,1960. С. 110). Русское государство, в то время занятое борьбой против польско-шведской интервенции, не могло вести активную политику на Кавказе. Это было на руку шаху Аббасу I и дало ему возможность не скрывать своих намерений в отношении Дербента, в котором численность его войск, а также шахских чиновников и колонистов непрерывно возрастала. Одержав одну победу за другой, шах Аббас I больше не хотел слышать о правах русского царя на прикаспийские города, «забыл» о своем обещании уступить ей Дербент, Баку и Шемаху (Галоян Г.А., 1976. С. 46). Таким образом, обещание шаха Аббаса I уступить царю города Дербент, Баку и Шемаху было всего лишь дипломатическим маневром, направленным на то, чтобы, заручившись поддержкой русского царя, отвоевать эти города у Турции. С этой же целью было предложено русской стороне заключить антитурецкий союз.