History, Archeology and Ethnography of the Caucasus

Краткая история развития арабской антропонимической системы и приобретение классической формы

В доисламские времена и в период начала распространения ислама общепринятой в арабском обществе была самоидентификация и идентификация человека по его имени собственному (исм) с прибавлением, в случае необходимости, имени отца и  других предков по мужской линии (насаб). Цепи насаб, как правило, завершались именем реального или легендарного прародителя всего племени. Если же распознавание человека требовалось для третьих лиц, то, обычно, использовали имя собственное с добавлением имени прародителя племени. В этом случае племенное обозначение принимало форму нисбы (суффиксация, где дополнением к производящей основе слова служит суффикс «и», к примеру, бадр «луна» – бадри «лунный»). По случаю между именем и нисбой мог быть вставлен один (или несколько) насаб, т.е., если бы человек именовал себя полным именем «Я, ал-Харис б. Асад б. Зайд б. Сабит б. Авс б. Бакр»  – «Я, ал-Харис, сын Асада, сына Зайда, сына Сабита, сына Авса, сына Бакра» (Бакр – это легендарный предок племени Бакр), то его именовали бы «ал-Харис ал-Бакри» или «ал-Харис ибн Асад ал-Бакри» («ал-Харис, сын Асада ал-Бакри»).

Рождение наследника в арабском обществе было важным событием, которое отражалось на общественном положении человека. Теперь к нему следовало обращаться, подчеркивая его возросший статус. Для этого служила кунйа – приставка к имени, состоящая из двух компонентов – Абу («отец»), или Умм («мать») с добавлением имени первенца. Например, Абу-ʻУсман (Отец Усмана) или Умм-ʻУсман (Мать Усмана), если сын назван ʻУсманом. Начиная со второго века хиджры, наблюдается тенденция к тому, что к человеку равного или высшего социального статуса становится общепринятым обращаться не по имени, а по кунйа.

Урбанизация и распад родового строя в арабо-мусульманском обществе привели к  появлению нисб, образованных на географической основе, принадлежности к одному из мазхабов, к определенной сфере профессиональной деятельности и пр. Многие люди, чьи имена зафиксированы в средневековых арабских текстах, имеют более одной нисбы (ал-Багдади ал-Харири – багдадец, продавец шелка; ад-Димашки аш-Шафиʻи – дамаскинец, шафиит).

Еще в доисламский период в дополнение к личному имени человек мог иметь прозвище – лакаб, позже приобретшее смысл почетного эпитета. Лакаб служил для идентификации человека и часто он мог быть более известен по данному эпитету. Первые аббасидские халифы инициировали практику присвоения почетных титулов правителям в форме лакаб (ал-Мутаваккил ʻала-Ллах («Полагающийся на Аллаха»), ал-Мустансир би-Ллах («Просящий помощи Аллаха») и др., сокращаемые до ал-Мутаваккил, ал-Мустансир. При цитировании полного имени человека почетный эпитет чаще всего указывался в самом его начале, перед кунйа и исм, хотя иногда выносился в конец и ставился после нисбы. Последнее стало нормой в более поздний период.

Примерно в это же время, с конца второго века хиджры, халифы (а позже султаны) начали даровать видным государственным деятелям почетные имена, получившие статус титула – Сайфуддавла («Меч государста»), Низамулмулк («Порядок царства»), Салахуддин («Благочестие веры») и др. Их компонентами стали дин (религия), давла (государство), мулк (владение). Данная практика отражала социальную стратификацию арабо-мусульманского общества, наметившуюся тенденцию необходимости обращения в соответствии с занимаемым общественным положением.

В Аббасидский период завершилось сложение стройной арабской антропонимической системы, составными частями которой стали кунйа, мансаб, исм, насаб (с или без дополнительных насаб), нисба (или несколько нисб) и лакаб. Ясно, что такая форма именования человека была слишком громоздкой для общего пользования и возник обычай сокращения полного имени до условного или достаточного для идентификации (ʻурф), – произвольно выбранного компонента (или компонентов) полного имени, которым человека обычно называют, к примеру, – Ибн Сина, Абу-Ханифа, Фахруддин ар-Рази и т.д. [1, p. 2-8].

Составные элементы арабской антропонимической системы и их употребление в дагестанских арабоязычных текстах

Кунйа (текноним, كنية). Первый, но не обязательный элемент арабской антропонимии, Применение арабской кунйа не получило распространение в Дагестане, хотя мы можем привести единичные случаи. Например, в отношении ʻАбдурахмана ас-Сугури использована кунйа Абу-Ахмад [2, с. 107−108].

Лакаб (эпитет, لقب). Изучение дагестанского материала показывает, что использование лакаб, как и кунйа, в регионе не прижилось, хотя в самих именах можно встретить указание на то, что приводится «лакаб». В качестве образцов можно привести некоторые из них, встречающиеся в колофонах рукописей: «Закончил [переписывать] книгу, которая называется «Саййид аш-Шариф» слабый раб, нуждающийся в господе Всевышнем, Мухаммад ал-Карати, прозванный (ал-мулакаб) Хикалав»1; «Переписчик – Хаджияв, сын Мухаммада, прозванного (ал-мулакаб) Цетав (ЦIетIав (диал.) – «голубоглазый» на аварском языке), сына хаджия2 Хасана, сына паломника двух святынь хаджия Раджаба»3, и др.

Из данных цитат мы видим, что под лакаб подразумевались не эпитеты, а прозвища или прозвания, т.е. дополнения к имени, которые закрепляли устную традицию именования человека, или служили для того, чтобы отличить данное лицо от тезок. Они не несли какой-либо положительной или отрицательной составляющей. Между тем, Коран (49:11) предопределил смысловое содержание лакаб как прозвания в положительном смысле этого слова, т.е. эпитета.

Прозвания могут быть и исключительно письменными. Например, в дагестанской традиции известны Хасан ал-Кабир («Старший») ал-Кудали и Хасан ас-Сагир («Младший») ал-Кудали. Они жили в разное время, и дабы не было путаницы в отношении Хасана, жившего позднее, использовали характеристику «младший». В то же время Хасан, живший ранее, стал персонализироваться как «ал-Кабир». В данном случае особенность в том, что эпитеты ал-Кабир и ас-Сагир в текстах указываются не до имени, как это было принято в первые века ислама, и не после нисбы, как это повелось позднее, а сразу после личного имени. Видимо для того, чтобы было восприятие, что это не лакаб4.

Понимание того, что это прозвания, а не лакаб было у автора биографического словаря начала XX в.‘Али ал-Гумуки (Каяева). В подобных случаях он избегал использования термина, что можно проиллюстрировать на отрывке из его труда: «Арабские науки он изучал у Беццав («Слепой» на аварском языке) Исупа, то есть Йусуфа Слепого (ал-Аʻма) ал-Митлилти» [5, с. 58]. В последнем случае в тексте приводится как оригинальное прозвище, так и его перевод на арабский язык5.

В целом же ‘Али ал-Гумуки (Каяев) использует термин лакаб (ал-мулакаб – الملقب) для того, чтобы обозначить, что, несмотря на наречение одним именем, богослов был известен под другим – Мухаммад-Амин из Арчиба, прозванный Казакилавом, Мухаммад-Шафи‘, именуемый Дибир-кади ал-Авари, ʻАбдуллах ас-Сугури по  прозвищу Шайтан, Мухаммад, прозванный Мамма-Киши ал-Индирави, и т.д.6.

Подобные прозвания являются частью устной традиции, и они письменно, хотя и  редко, указывались даже в том случае, если не было необходимости для полной идентификации человека. Основатель имамата Гази-Мухаммад отличался высоким ростом и имел прозвище «Халатав» («Высокий» – на аварском языке). В текстах можно обнаружить приставку «ат-Тавил» («Высокий» – на арабском языке). Аналогичный этому образец – это дополнение к имени аварского нуцала Умма-хана  – ал-Кабир, что  является переводом приставки к его имени, которая на аварском звучит как  КIудияв («Старший», «Большой», «Значительный»). На этих примерах можно заметить, что в Дагестане существовала традиция присваивать прозвища или эпитеты правителям феодальных владений или политическим фигурам, что нашло отражение в местной арабской литературе. В некоторых случаях можно встретить их в переводе на арабский язык, как указано выше, а в некоторых − передачу собственно прозвища в том виде, каком они звучат на дагестанских языках – Сурхай Чолак («Однорукий»)7, Сурхай Кунбуттай («Большой отец» или «Многодетный»), Тишсиз («Беззубый») Баммат.

По последнему прозвищу видно, что, несмотря на коранический императив, они существовали и в обидной форме. Как разновидность можно привести и пример другого прозвища вышеупомянутой исторической личности. Речь об имаме Гази-Мухаммаде, известном в русскоязычной литературе, прежде всего дореволюционной, как Кази-Мулла. Один из дагестанских ученых, Йусуф ал-Йахсави, будучи идеологическим противником имама, написал сочинение “Тухфа ал-Карар ʻала Кузи-Малла ал-Гарар” (Дар [вновь и вновь] нападающего (подразумевает себя) на обманщика Кузи-Муллу) [7, с. 635]. «Кузи» – одновременно подражание русскому именованию и умышленное искажение термина кадий, которое следует понимать,
как недокадий. Это прозвище закрепилось за Гази-Мухаммадом в среде местных его врагов8.

Относительно лакаб следует сделать одно важное дополнение. Его не следует путать с почетными титулами, эпитетами, подчеркивающими уважение, которыми награждали ученики и авторы биографических трудов, особенно суфийских. Например,  – «ʻАбдуразак, прозванный (ал-мулакаб) столпом общины и веры» (عبد الرزاق الملقب بعماد الملة و الدين)9. В данном случае это не часть полного имени.

К именам лакаб относят псевдонимы поэтов, писателей и людей культуры, объединяемые термином тахаллус (или махлас) [8, p. 123]. Тахаллус могут иметь какую-либо связь с личными качествами носителя, с характером и стилем его произведений, с  именами меценатов, с названием места проживания и т. д. Так, к примеру поэт ал-Баис был назван по стиху, который начинается словом того же корня, ал-Мутанабби по роду своей политической деятельности, а у поэта Омара Хайяма – «хайам» – это лакаб, означающий «палаточник». Такое прозвание обычно должно было упоминаться в конечном стихе каждого произведения поэта и служило знаком авторской принадлежности. Этой традиции следовал дагестанский богослов и поэт Хасан ал-Алкадари (автор сочинений «Джираб ал-Мамнун», «Диван ал-Мамнун» и др.), носивший псевдоним ал-Мамнун («Благодарный»).

Иногда, в том числе и Дагестане, в состав имени включался мансаб (إسم منصب)  – должность, профессиональное занятие и т.д., указывающее на социальное положение, достижения и т.д. Примерами мансаб могут служить: ал-ʻалим (ученый-богослов, алим); ал-кади (судья, правовед, кадий); аш-шайх (шейх – суфийский, или выдающийся ученый-богослов); ас-саййид (потомок пророка Мухаммада); ­ал-хаджжи (совершивший обряд хаджа, хаджий); ал-амир (правитель, феодальный владетель, эмир). В особую группу мансаб можно выделить титулы, обозначающие должности в Кавказском имамате – амир ал-муʼминин (повелитель правоверных, глава); ­ал-имам (имам)10; ан-наиб (глава административно-территориальной единицы государства), ал-мудир (глава округа, объединявшего несколько территориальных единиц), ­ал-мухтасиб (блюститель, лицо, наблюдавшее за соблюдением законности).

Все выше перечисленные мансаб в дагестанских текстах, как правило, указываются в самом начале, до имени. Исключением может служить эпитет ал-хаджжи (совершивший хадж, хаджий), который в некоторых случаях без артикля указывается сразу после имени. Например, Мухаммад-хаджи.

Также сразу после личного имени зачастую указывается мансаб греческого происхождения афанди (Мухаммад-афанди и др.), служивший для вежливого обращения, и имевший значение «господин». Чаще всего термин афанди использовался в связке с именами суфийских шейхов.

В виде постфиксов к имени указывались также титулы, передававшиеся по наследству – хан, нуц(/с)ал, бек, шамхал, уц(/с)уми, ма‘сум (‘Умма-хан, Махди-шамхал, Мухаммад-нуцал и т.д.). На примере правителя Казикумухского и Кюринского ханств Аслана можно четко проследить, что, когда он был членом правившей
в Гази-Гумуке семьи в официальной корреспонденции, как адресатом, так и адресантом, он ­именовался Аслан-беком, как только стал правителем – Аслан-ханом.

Исм (личное имя, إسم) – имя личное, также обозначается термином ʻалам или исм ʻалам. Особенность арабских имен в том, что они почти всегда имеют понятное и переводимое значение. Арабо-мусульманские мужские личные имена11 можно типологизировать: 1) древние арабские имена доисламского происхождения – Хасан (Хороший), Ахмад (Самый восхваляемый) и т.д.; 2) библейские имена в коранической форме: Ибрахим (Авраам); Муса (Моисей) и др.; 3) имена, образованные по определенной модели: а) сʻАбд (Раб) в начале имени с добавлением одного из девяноста девяти имен Аллаха – ʻАбдулʻазиз (Раб Всемогущего) и др.12; б) имена, включающие в себя «Аллах» в конечной части структуры. Например, Саʻадуллах (Помощник ­Аллаха), и  др.; в) имена, включающие в себя «Дин» (религия, вера) в конечной части структуры: Садруддин (Опора веры), и др.; 4) имена на основе кунйа или части насаб (см.  ниже) известных в истории ислама личностей (Абу-Бакр) и т.д.; 5) заимствованные имена, например, из древнеиранской истории (Хосров), тюркской антропонимии, связанной с выдающимися личностями ислама (Арслан) и др.; 6) имена, основанные на абстрактных существительных, иногда с суффиксом «и» (Тавфик, Фахри), получившие распространение в период доминирования Османской империи в исламском мире [9, с. 179].

Имена всех вышеперечисленных типов носили дагестанцы, упоминаемые в местных арабоязычных текстах. Помимо арабских имен (а также персидских и тюркских имен, вошедших в арабский именник) также представлены:

Имена дагестанского происхождения, например – Кебед (Къебед), Кудивас (КIудивас), Анх (ГIанх), Лахиялав (ЛахIиялав)13 и др.;

Имена, заимствованные в номенклатуру имен дагестанских народов в доисламскую эпоху, например, – Эрекли (ГьерекIли, от Ираклий), ‘Алисканти (ГIалисканти, от Александр), Тидури (от Теодор);

Арабские имена, получившие локальную форму при добавлении окончаний характерных для местных языков, например, – Ахмадилав (АхIмадилав), Махмудилав (МахIмудилав);

Арабские имена, получившие локальную форму вследствие искажения, например, Махамад14 (МахIамад), Мамма (МагIамма), Баммат, Баганд (БахIанд);15

Комбинированные имена, где часть имени имеет местное дагестанское происхождение, часть арабское: Хитинав-Мухаммад (ГьитIинав-МухIаммад, ГьитIина-МухIама или ГьитIинав-МахIамад)16, т.е. «Младший» Мухаммад;

Имена, образованные от местных дагестанских нисб (см. ниже): Къудукьилав, Йарагъи(-яв), Сугъури(-яв).17

Уменьшительно-ласкательные имена, ставшими именами личными – МахIакI (от Мухаммад), ГIадукI (от ‘Абдуллах), КъурахI (от Кура-Мухаммад) и др.

К особенностям дагестанского именослова следует отнести то, что значительное распространение в сравнении с арабо-мусульманским миром получили: двусоставные имена, состоящие из комбинации двух арабских имен, например: Мухаммад-­ʻАли (МухIаммад-ГIали), ‘Али-ʻУмар18 (ГIали-ГIумар) и др.; имена, указывающие на обстоятельства рождения, в частности, происходящие от арабских названий месяцев, например: ШагIбан, Рамад(/з)ан19, Радж(/ж)аб (с локальными формами Рабадан, Ламазан, Лабазан, и т.д.); имена, образованные от почетных титулов (хитаб), например: хадж(/ж)и, амир, мулла (вар.: малла) и др. Чаще подобные имена являлись частью двусоставного имени (АхIмад-ХIажи, Амир-ГIали, Малла-ХIажияв).

Здесь важно учитывать, что арабское по происхождению имя, войдя в именник дагестанских народов, становится дагестанским именем, частью антропонимиконов дагестанских народов.

Практика изучения записей и надписей показывает, что многие местные имена вытеснены арабо-мусульманской антропонимией полностью, или остались в единичных случаях, и их чтение, когда отсутствуют огласовки, почти всегда под сомнением [10,  с.  1087]. В некоторых случаях помогают долготы, но их чрезвычайно редко использовали в Средневековье. Например, имя ученого богослова Мухаммада б. Титалава ал-Карати (более известного как Титалав, что означает «сын Титава»), так и осталось бы прочитанным неверно20, если бы в одной из рукописей оно не оказалось огласованным [12, с. 3226].

В единичных случаях возможны проблемы с идентификацией личности, вызванные передачей имен в переводе на арабский язык. Выше приводился пример, где имя Гитинав («ГьитIинав» на аварском «Младший»), передано на арабском как «ас-Сагир» (Младший). Отчасти схожий пример связан с богословом и шейхом первой половины XX в. Гитинав-Мухаммадом (букв.: Младший Мухаммад) из Андыха. Его имя в  письме стали передавать как Хумайд, что яваляется арабским уменьшительно-ласкательным (исм сугайра) от Мухаммад. Впоследствии имя Хумайд закрепилось за  ним как личное21.

Насаб (патроним, نسب) – родословная, имя отца, предваряемое ибн / бну (сын / إبن) или ибнат / бинт (дочь / إبنة): Мухаммад ибн ʻУсман ибн Ахмад (Мухаммад, сын Усмана, сына Ахмада), Фатимат бинт Ахмад (Фатима, дочь Ахмада). Правила арабской орфографии предполагают исключение первой буквы в термине ибн – бну (بن) и написание бинт (بنت) вместо ибнат22. В некоторых случаях перечисляется большая цепь предков, но, как правило, принято ограничиваться одним или двумя. Если в истории известно два человека с одинаковым именем и нисбой, то для различия могут быть добавлены одна или несколько насаб. В специализированной ­литературе общепринятым является сокращение ибн и бинт в форме «б.» – Мухаммад б. ʻУсман, вместо Мухаммад ибн ‘Усман.

Насаб мог служить именем, по которому человек известен, т.е. в качестве идентифицирующего имени могли использоваться не кунйа, не исм и не нисба. Например, полное имя известного богослова Ибн-Хаджара – Шихабуддин Абу-ал-ʻАббас Ахмад ибн Мухаммад ибн Мухаммад ибн ʻАли ибн Хаджар ал-Хайтами ас-Саʻиди ал-Макки ал-Ансари аш-Шафиʻи.

Редко, но в дагестанских сочинениях можно встретить указание насаб не в арабской форме, а в аварской. Например, ‘Умарил Мухаммад (Мухаммад, сын ‘Умара). Но трудно определить в каждом конкретном случае это насаб в аварской форме или личное имя. В данном случае, человек мог быть назван в честь того, кто носил имя Мухаммад, но был более известен как ‘Умарил Мухаммад. Имя с патронимом одного (‘Умарил Мухаммад), становилось личным именем другого (‘Умарил-Мухаммад).

Нисба (نسبة) – является одним из компонентов средневекового23 арабского имени собственного. Ее функция заключается в том, чтобы выразить отношение носителя к  определенному месту, группе, человеку, идеям и пр. Анализ дагестанских источников (исторических и биографических сочинений, колофонов рукописей, эпиграфики (кладбищенской и надписей на оружии и украшениях), памятников деловой и личной переписки и др.) показывает, что основой образования нисбы в Дагестане служил географический фактор, в подавляющем большинстве они образованы от ойконимов (включая астионимы, городские хоронимы, комонимы) и хоронимов. Таким образом, посредством нисбы устанавливалась связь человека с общиной и или союзом общин, к которой принадлежал носитель имени, демонстрируя характер внутридагестанской идентификации и самоидентификации. Правила формирования и функционирования дагестанской письменной антропонимии соответствуют классической арабской системе, в том числе и в части, связанной с нисбой.

В связи с тем, что вопрос статусного разграничения города и селения вообще и  в  условиях Дагестана, в частности, является сложным и спорным, то существует большая проблема в выделении нисб, образованных на основе астионимов, т.е. названий городов. Пожалуй, только в отношении Дербента, Кумуха и Хунзаха он не вызывает сомнений. От первого астионима образованы две известные нам нисбы – ад-Дарбанди (الدربندى) и ал-Баби (البابى), от персидского и арабского вариантов наименования города Дарбанд и Баб ал-Абваб соответственно. Что касается других крупных дагестанских населенных пунктов, то в отношении некоторых из них в арабоязычных текстах используются термины бáлда (بلدة), со значением город или городок, но в то же время встречается и термин кáрйа, т.е. селение. К примеру, мы выявили употребление термина бáлда в отношении населенных пунктов Дербент, Кумух, Хунзах, Ахты, Акуша, Тарки, Эндирей, Куба, Нижнее Казанище, Маджалис, Нижний Дженгутай, Ругуджа, Аксай, Согратль, Анди, Джар, Кубачи и Башлы. Это крупные населенные пункты, выполнявшие роль политических, культурных, экономических, торговых и ремесленных центров всего Дагестана или некоторых ее регионов в определенные периоды времени или на всем протяжении обозримой исторической перспективы. От названия населенного пункта Кумух исходят нисба ал-Кумуки, ал-Гумуки, ал-Гази-Гумуки и  ал-Гази-Кумуки (القمقى, القموقى, الغازى قموقى, الغموقى, الغازى غموقى); от названия
населенного пункта Хунзах – ал-Хунзахи (الخنزخى)24, но в то же время хунзахец мог носить нисбу ал-Авари (الاوارى). Это связано с тем, что Хунзах являлся центром историко-культурной области и крупной политической структуры – Авар. Интересно, что существуют нисбы, образованные от названий кумухских и хунзахских кварталов – ал-Кибуди (Къи́буди, «القبدى»), ал-Хухали (Гьукка́л, «الهخالى»), ат-Талти (ТIалтIа́, «الطلطى»)25. Т.е.  нисбы в Дагестане могли образовываться и от городских хоронимов – названий внутригородских объектов.

Если примеры образования нисбы от астионимов и урбонимов относительно немногочисленны, то нисбы от топонимов, которые можно отнести к комонимам, составляют основную массу дагестанских нисб и основу идентификации человека.

Множество дагестанских нисб образовано от хоронимов – имен собственных территорий, имеющих определенные границы (исторические области, союзы общин), к  примеру – ал-Кили («القلى», союз общин Келеб), ал-Карахи («القراخي», союз общин Карах), ал-Хидали («الهدلى», союз общин Гид или Гидатль), и др. Подобные нисбы могут служить как основными (первыми), что встречается редко, так и дополнительными. В качестве примеров того, что нисбы, образованные от хоронимов, служили основными, можно привести имена известных богословов ‘Али ал-Кили (из Келеба) и  Мухаммада-Тахира ал-Карахи (из Караха).

В случае, если дагестанский ученый-богослов пребывал на Востоке или оставался там для постоянного жительства, в качестве основной в его отношении использовалась нисба ад-Дагистани (الداغستانى)26, образованная от названия исторической области, откуда он происходил. В Дагестане же эта нисба выполняла роль дополнительной, указывая на постоянное пребывание ее носителя вне пределов исторической Родины [13, с. 585; 2, с. 27, 35, 37–38]27 , либо на его известность вне ее пределов, как, например, книжного издателя Мухаммада-Мирзы Мавраева [3, с. 166].

Тот факт, что основой дагестанской нисбы служило название родного населенного пункта (общины) ее носителя, а дополнительно название политической структуры (союза общин), откуда он происходил, не случаен. Здесь мы видим закрепление традиционного для региона способа идентификации личности в рамках арабо-мусульманской антропонимической системы. Внутри общины человек определялся по имени. Если имя было распространенным, то оно применялось в сочетании с именем отца. Например, Мухаммад, сын Мусы (на аварском языке – Мусал МахIамад28). Как вариант, поскольку имя Мухаммад очень распространено, человек мог обозначаться просто как сын Мусы – Мусалав. Если и этого было недостаточно для персонализации, то применялись названия их «домов» (фактически это фамилия; на аварском – рукъ), родов, кварталов проживания или прозвища. За пределами населенного пункта его имя произносилось в сочетании с наименованием общины (селения), к которой он принадлежал [14, с. 66, 69–70].

Наш опыт работы с дагестанским арабоязычным письменным наследием позволяет отметить следующие особенности, которые важны при чтении и идентификации местных нисб.

1. Первичная цель нисбы – идентификация человека, соответственно стояла задача как можно более адекватно и близко к произношению и звучанию передать название эпонима. При написании нисб в арабском тексте возникало несколько проблем. В  арабском языке отсутствует группа согласных, которые имеются в дагестанских языках. В частности, – г, п, ч, чI, чIчI, ж, кь, кI, кк, кIкI, лъ, хъ, хь, ц, цц, цI, цIцI; во-вторых, отсутствуют гласные «о», «э», «ю», «е», «ё», присутствующие в языках народов Дагестана. Из ситуации выходили использованием литер, близких по звучанию, или же букв аджама29.

Примеры: ЧІохъ (Чох) – «الچوخی» (ал-Чухи) или «الجوخى» (ал-Джухи) [3, с. 161, 164, 166]; ГІахьáлчIи(б) (Ахалчи) – «العكلجى» (ал-Ак(х)алджи) или «العكلچى» (ал-Ак(х)алчи) [15; 16, с. 177]; Гинѝчукь (Гиничутль) – «الكنچوقى» (ал-К(Г)иничуки), «الكنشقى» (ал-К(Г)инишуки) [16, с. 60, 61, 175], встречаются и иные варианты; и т.д.

Еще один пример. Анализ нисб, образованных от населенных пунктов, имеющих в  своем названии букву «Кь»30 (Кьохъ (Тлох), Кьадáл (Тлядал), БакьáйичIи(б) (Батлаич), Мийáкьо(б) (Миатлы), Хелéкьури (Хелетури), Гъáмсукь (Гамсутль), ЦІилѝкь (Цилитль), Зубýкь (Зубутль), т.е. как в начале, так и в середине и конце) показывает, что она передается графемами «ط»,«ق» и «ڨ». Единично, но встречается передача данной фонемы посредством сочетания букв «طل». В данном случае, возможно, передана не фонема «Кь», а нисба записана исходя из кумыкского наименования населенного пункта Зубýкь – Зубутлý.

2. В подавляющем большинстве случаев нисбы имели устойчивые формы, но их написание не было стандартизировано. Поэтому можно встретить нисбы с разной орфографией. Подобных случаев множество, а в качестве образца можно привести передачу нисбы «ал-Кудали» с долготой (алиф) и без: الكدلى» ;«الكدالى» [17», с. 225, 229; 2, с. 5, 25].

В целом же прослеживается тенденция увеличения числа долгот (ي, و, ا) в нисбах с  течением времени.

Другой пример разного написания нисбы, это когда использовались разные, но схожие по звучанию буквы. Самыми известными примерами могут служить ал-Кумуки и ал-Гумуки с вариациями (см. выше), и различное написание нисбы ас-Сугури (из Согратля; Сугърáлъ). Последняя до XIX в. записывалась через букву «сад»
(«الصغرلى» ,31«الصغورِى»)32, а позднее через «са» («الثغورى») [18, с. 128]. При этом наиболее адекватной для передачи наименования населенного пункта Согратль (Сугърáлъ) служила бы буква «син» («س»). Данный казус мы можем связать с тем, что первоначально этимология топонима возводилась к арабскому слову «صغرى» – «малый», или к аварскому термину «цагъур» (ларь для хранения зерна), а затем к арабскому слову «ثغور» со значением «приграничная крепость».

3. Встречаются примеры, когда нисбы образованы не в соответствии с грамматическими правилами. Населенный пункт Ругуджа именуется на аварском языке Ругъжáб, причем конечное «б» является локативом. Следовало ожидать, что нисба, образованная от Ругъжаб, должна быть ар-Ругжаби, но она традиционно указывается как ар-Ругжи (фиксируется с самого начала XVII в). Можно предположить, что нисба имеет подобную форму, поскольку опущен локатив, но в таком случае нисбу следовало бы указывать как ар-Ругжави («الرغجوى»)33. В подобной форме мы ее встречаем лишь однажды в 20-х гг. XX в. в тексте известного ученого-богослова ‘Али ал-Гумуки (Каяева), который в одном из случаев решил следовать нормам арабского языка. Он же однажды указал нисбу ал-Мухи («المحى»; из Мегеба) в правильной грамматической форме ал-Мухуви («المحوى»)34.

4. В контексте последнего примера следует обратить внимание на то, что в  отношении выходцев из разных населенных пунктов, наименования которых сходны или звучат схоже, могут применяться идентичные по написанию нисбы. Например, ал-Мухи («المحى») может относиться как к Мегебу (МохIóб), так и к Муги (МухIѝ), ал-‘У/‘Ири (العرى) – к Ирибу (ГIирѝб) и Урибу (ГIурѝб)35, ал-Ба(и)лаку(а)ни (البلكنى)  – к Балахани (Балáхьуниб) и Белокану (Билакáниб / Билкáн). Имеются и иные примеры.

5. Есть случаи, когда привязка населенного пункта по нисбе может быть осуществлена только по контексту. Например, распространенная нисба «الزرهكرانى» аз-Зирихкирани (аз-Зерихгерани) [19, с. 20, 24], традиционно ассоциируется исключительно с  Кубачи, в то же время изучение письменного наследия показывает, что данной нисбой пользовались и аштынцы [10, с. 1096], а возможно еще амузгинцы и дацамажинцы.

6. Ошибку в идентификации могут совершить не только современные исследователи. В дагестанских хроникальных записях можно встретить указание на приобщение кубачинцев к исламу в 705 г. х. (1305/06 г.) усилиями убитого Хасана Правдивейшего (ас-Сиддик) из Ширвана (аш-Ширвани). Вероятно, его ширванское происхождение является ошибкой переписчиков, которые самостоятельно интерпретировали редкую и неизвестную им нисбу аш-Шири (или аш-Ширини), как аш-Ширвани [20, с. 108].

7. Можно встретить примеры, когда нисбы даются в переводе на арабский язык. Классическим образцом является нисба ал-Кумасрави (الكمثراوى)36, образованная от  комонима Гимры (Гéнуб). Генуб с аварского языка можно перевести как «Грушевое» (букв.: «У груш»). «Кумасра» (كمثرى) – это груша на арабском языке.

Известны другие подобные дагестанские нисба, образованные при помощи перевода топонима на арабский язык. Например, название селения НáкІкІикь
(Накитль) можно перевести с аварского языка как «В облаках». Известна нисба ал-Гамами (الغمامى), являющаяся арабской калькой [3, с. 164].

8. Необходимо отметить, что нисбы, образованные от вышеуказанных комонимов встречаются и без использования переводов на арабский язык в форме «النكقى»37 (ан-Накики (Накитль)), «الكمراوى» с [21, с. 121] и «الكنوى»38 (ал-Г(К)имрави и ал-Г(К)енуви (Гимры)). Расхождения в последнем случае обусловлены тем, что наименование населенного пункта на аварском языке звучит как Гéнуб, а на кумыкском как Гимрá.

В качестве аналогичного примера, когда экзотопоним может служить основой образования нисба, можно привести нисбы, образованные от названия населенного пункта Арчиб (Áршиштти – на арчинском языке; Рóчиб – на аварском языке, Арчѝ– на лакском языке), где превалирует ар-Ручи («الروجی», «الروچی»), но встречается и ал-Арчи («الأرچی»), причем даже в одном и том же сочинении [2, с. 52, 211]39.

Обратный пример из этой же области это нисба, образованная от наименования селения общеизвестного как Аракул (Аракъул). Сами сельчане именуют его Дуку (Дюкъу(л)), и нисба употребляется ад-Дуки [22, с. 32].

Имеются случаи, когда форму нисбы трудно объяснить. Это относится к ал-Ахти (الاختى), образованному по наименованию селения Ахты. Дело в том, что данный населенный пункт всем был известен как Ахцах (Ахцáгь), но в русском языке закрепилась его письменная форма, образованная от общеизвестной арабской нисбы ал-Ахти.

9. Нельзя обойти вниманием вопрос образования нисб от двусоставных наименований населенных пунктов – Верхний Яраг, Нижний Яраг, Верхний Стал и пр. В  подобных случаях нисбы образовываются по следующему типу – «الاسطالى السفلى» ­(ал-Астали ас-Суфла), «اليراغى العلى» (ал-Йараги ал-‘Али), «اليراغى الاعلى» (ал-Йараги ал-А‘ла), «اليراغى الاسفلى» (ал-Йараги ал-Асуфла) [22, с. 189, 437]40. Т.е. используется перевод части топонима.

Нижний Казанище по количеству населения значительно крупнее Верхнего. В  данном случае относительно Верхнего Казанище используется нисба «الغزانيشى الصغرى» (ал-Газаниши ас-Сугра) [2, с. 149, 218], в отношении же Нижнего просто «الغازانيشى»41 (или «الغزانيشى»; ал-Газаниши).

10. На практике можно встретить и сокращенные нисбы. Например, в отношении лиц, связанных с селением Шихикент («кент» означает селение на кумыкском языке), используется нисба ал-Шихи (الشخى)42. Но не всегда компоненты село или хутор отсекаются. Примером может служить Хаджалмахи («махьи» – хутор на даргинском языке) с нисбой ал-Хаджала(л)махи с вариациями в написании «الحجعلمكى» или «الحجعلامكى»
[16», с. 219].

11. Женские нисбы встречаются довольно редко. Здесь мы можем наблюдать две формы, когда она приводится в женском и мужском роде. Образцы: Фатимат
ар-Ругжийа (Фатимат из Ругуджа); ʻАиша ал-Курудийа (Аиша из Корода) [23,  с.  63,  69]; Фатимат бинт аш-шайх ал-хаджж Арслан-‘Али ал-Газаниши (Фатимат, дочь шейха, хаджия Арслан-‘Али ал-Газаниши (из Нижнего Казанище) [24, с. 68−71]; Фатимат бинт ал-кади Ша‘бан ал-‘Убуди43 (Фатимат, дочь кадия Ша‘бана ал-‘Убуди (из Обода)). В последних примерах используется не форма женского рода с окончанием -ийа, а мужского, с окончанием -и, т.е. нисба отца.

12. Нисбы, характеризующие профессиональную деятельности и идейную принадлежность (к определенному мазхабу, суфийскому братству и др.) не прижились в Дагестане. В качестве редкого образца можно привести имя Махад б. Аййуб ал-Фалаки ал-Чухи, где ал-Фалаки означает астроном [25, с. 56−65, 59].

13. Нисба, образованная от названия профессии, может носить и усеченную форму, как например, ас-Саййад (от ас-Саййади – рыбак, охотник). Усеченные нисбы, которые могут рассматриваться и как лакаб, без суффикса «-и», отмечены в Дагестане, конкретнее в Дербенте, – ал-Варрак (производитель бумаги) и др. [26, с. 217]. Подобные нисбы являются редчайшим исключением.

14. На намогильных стелах нисбы употребляются, но очень редко, зачастую только тогда, когда захоронен чужеземец. Это же можно отнести к строительной эпиграфике. Как пишет А.Р. Шихсаидов: «Обычно в строительных надписях нисба отмечается в тех только случаях, когда строитель не является жителем данного селения» [27,  с.  237,  421].

15. Нисба в некоторых случаях может ввести взаблуждение. Можно привести следующий пример. Когда Мухаммад ал-Йараги покидал свой родной Вини-Яраг, он в  качестве имама местной мечети оставил (в 1830 г.) ругуджинца Сугур-бека. Впоследствии его сын Курбан-Мухаммад и внук Халид вплоть до 1914 г., как минимум, продолжали пользоваться нисбой ар-Ругжи ал-Андалави, и даже присовокупляли нисбу ал-Авари, как маркер этнической идентификации. В то же время, они не пользовались нисбами, образованными от названий тех населенных пунктов, где они проживали, а это Кахцуг, Пиркент и др. [22, с. 38, 69, 73, 163, 182, 187, 200]. При этом они вряд ли когда-либо бывали на родине своего предка Сугур-бека.

Другой подобный пример – это ‘Умар б. ‘Абдуссалам ал-Хунзахи ад-Дагистани. Он жил в Мекке во второй половине XVIII в., никогда не бывал на своей исторической родине, но при этом известен под указанными выше нисбами [28, с. 125-126, 128]44.

16. Примеры, приведенные выше, являются скорее исключением. По нисбам и иным компонентам полного имени можно читать историю человека и семьи. Поскольку дагестанцы предпочитали использовать имя в формате ‘урф, т.е. достаточном для идентификации, а это, как правило, – имя и нисба, или имя, один насаб и нисба, то наиболее полную информацию нам предоставляют биографические словари, где авторы стараются приводить расширенные данные. В качестве примера можно привести полное имя известного дагестанского богослова Са‘ида ал-Харакани (Араканского). ‘Али ал-Гумуки (Каяев) в своем труде «Тараджим ‘уламаи Дагистан» («Биографии дагестанских ученых-богословов») приводит его имя следующим образом: Саʻид ал-Харакани б. Мухаммад б. аш-шайх Абу-Бакр ал-‘Аймаки. В этом же словаре мы встречаем упоминание имени его деда: ал-хаджж Абу-Бакр ал-ʻАймаки б. Муʻавийа б. Муʻавийа б ʻАбдала-дибир ал-Буцри. В то же время встречается и имя ученого
прапрадеда – Муʻавийа ал-‘Аймаки45. Таким образом, его полное имя может быть приведено как Саʻид ал-Харакани б. Мухаммад б. аш-шайх ал-хаджж Абу-Бакр б. Муʻавийа б. Муʻавийа ал-‘Аймаки б ʻАбдала-дибир ал-Буцри. Т.е. его прапрадед жил в сел. Буцра и, судя по приставке к имени дибир (служитель культа), был образованным человеком. Его прадед переехал в сел. Аймаки, и исходя из того, что он включен в  биографический словарь, также был богословом. Его дед Абу-Бакр ал-‘Аймаки − один из известнейших ученых Дагестана конца XVIII в. и по свидетельству лакаб совершил хадж и был суфийским шейхом. Также мы знаем, что отец Са‘ида Мухаммад занимался перепиской книг, осел в Аракани, в привязке к которой его сын получил нисбу ал-Харакани.

Следует указать, что приведение имен в формате Абу-Бакр ал-‘Аймаки и Са‘ид ал-Харакани достаточны для понимания о ком идет речь.

Есть случаи, хотя и не частые, когда стараются в полной мере отразить свое имя. В  качестве образца можно привести Саййида ‘Абдурахмана, сына шейха Джамалуддина ал-Хусайни ал-Кибуди ал-Гази-Гумуки ад-Дагестани [29, с. 11, 25, 27, 181]. Из  имени следует, что он был саййидом – потомком пророка, а конкретнее его внука Хусайна, происходил из кумухского квартала Кибуди, что в Дагестане, и был сыном суфийского шейха Джамалуддина. Впрочем, он часто сокращал свое имя до Саййид ‘Абдурахман ал-Хусайни ад-Дагистани, а в текстах упоминается как Абдурахман, сын шейха Джамалудина ал-Гази-Гумуки [30, с. 62].

В качестве примера можно привести типичный образец полного имени в суфийском «Табакат»: ал-‘алим аш-шайх ал-хаджж Джабраил-афанди аз-Захури, затем ал-Лакити. Полное имя показывает, что рожденный в Цахуре Джабраил, признавался ученым боголовом, стал суфийским шейхом, совершил хадж и переехал на постоянное место жительства в Лакит [31, с. 184]. Полное его имя приведено в разделе о его биографии, а в тексте он упоминается как аш-шайх Джабраил аз-Захури (Цахурский).

Выше мы постарались привести примеры дагестанских нисб и некоторые особенности, связанные с их отображением и использованием. При этом следует указать, что не все может быть изложено в рамках одной статьи. Приведенные тезисы показывают, что чтение и интерпретация нисб требуют обширных знаний местной топонимии и письменной традиции. Можно констатировать, что назрела необходимость создания словаря дагестанских нисб. Практическая сфера его использования – это помощь составителям каталогов рукописей и литографских книг. Подобный словарь позволит избежать того огромного количества ошибок, которые допущены, например, в издании «Каталог арабских рукописей Института рукописей им. К.С. Кекелидзе Академии наук Грузии» в чтении нисб и идентификации личностей, на которые они указывают.

Имеющиеся наработки показывают, что нисб, образованных от дагестанских ­ойконимов, чуть более шести сотен, а хоронимов – не более пятидесяти. При имеющемся обширном изученном материале в виде изданных каталогов46, и учитывая, что подготовлено описание рукописей, хранящихся в Институте истории, археологии и  этнографии ДФИЦ РАН, а их более трех тысяч, то подготовка справочника дагестанских нисб видится решаемой в ближайшей перспективе.

Образцом схемы для подготовки словаря может служить следующая таблица.

Подобная таблица учитывает вариативность написания нисб, привязку нисб к топонимике, а также возможность выявления общих закономерностей их написания, исходя из наименования населенных пунктов на дагестанских языках. Приведение дат к форме нисбы позволит проследить их трансформацию с течением времени. Последнее может оказаться действенным способом при датировке рукописей. При этом видится, что оптимальным будет внесение в таблицу нисб, написание которых точно датировано. Тем более, что объем исходного материала с установленным временем создания допускает подобный подход без ущерба для репрезентативности. Таблицу следует строить по арабскому алфавиту, а вариации нисб, относящиеся к населенному пункту, указывать в хронологической последовательности.

Самой сложной частью таблицы, пожалуй, является второй столбец – указание вариантов передачи нисба. В этом будут возникать проблемы, но они все разрешаемые, и это демонстрирует наша практика разработки таблицы.

Завершая с нисбами и возвращаясь к антропонимике в целом, следует указать на еще одну практическую проблему – это передача антропонимии посредством кириллицы. Здесь следует указать, что автор является сторонником изложения в каталогах (в исследованиях эпиграфики, и пр.) названий, имен авторов сочинений, переписчиков, владельцев с помощью оригинальной арабской графики [32, с. 246–249]47. В то же время невозможно избежать указания имен, если не в каталогах, то в исследованиях с помощью кириллицы. Здесь возникает сложность, вызванная тем, что именно использовать, – транслитерацию или транскрипцию, и в каком формате, поскольку одни и те же имена и их части пишутся и произносятся по-разному. Легче всего это отобразить на примере личности, чье творчество и жизненный путь хорошо изучены, имеется обширная литература – Абдурахмана из Согратля.

Его имя на кириллице можно встретить в следующих вариациях: ‘Абд ар-Рахман б. Ахмад ал-Сугури; Абд ар-Рахман (б. Ахмад) ас-Сугури; ‘Абдуррахман ас-Сугури, Абдуррахман ас-Сугури, Абдурахман ас-Сугури, Абдурахман Сугури; Абдурахман из Согратля; Абдурахман Согратлинский; и даже Абдурахман ас-Сугъури. Еще более усложняется передача данного имени, когда в русском тексте к имени собственному присовокупляется через дефис шейх или шайх, хаджи, хаджжи, гаджи или xIажи. Как мы видим, используются совершенно разные методы – упрощенная транслитерация (без отображения всех букв в точности и указания долгот), сочетание упрощенных транслитерации и транскрипции (указано васлирование), упрощенная транскрипция, упрощенная транскрипция в сочетании с переводом части полного имени, использование букв аварского алфавита. При этом зачастую мы наблюдаем сочетание части этих способов в рамках одного исследования48.

Другим примером может служить передача имени автора арабоязычного сочинения «Услада умов в биографиях дагестанских ученых» Назира ад-Дургели. Если исходить из упрощенной транскрипции, которая применена с учетом васлирования в  артикле, оно должно было звучать как Назир ад-Дургили. Но если авторы хотели передать нисбу максимально близко к звучанию, то она должна было быть не ад-Дургели, а ад-Доргели. Т.е. мы имеем дело с сочетанием способов в рамках передачи одного имени. Логичным было бы указывать или ад-Дургили, или ад-Доргели.

Данный вопрос актуален и для журнала «История, археология и этнография Кавказа», где за 2021 г. издано 54 статьи и в 15 из них потребовалась передача антропонимии, зафиксированной на арабском языке или арабскими буквами. Возможно, выходом из положения был бы опыт издательства «Brill», специализирующегося на публикации востоковедной литературы, и которое предлагает использовать в своих изданиях собственную систему транслитерации на латиницу арабографических наименований, имен и терминов. Но имея дело с публикацией дагестанского письменного наследия, мы сталкиваемся с некоторыми сложностями, например, имя известного ученого «بغجلو المجدى» при транслитерации – Багуджалав ал-Маджади, при упрощенной транслитерации – Багуджалав ал-Маджади, при этом его звали Багу́жалав (Багъу́жалав), а происходил он из селения Мачада, то есть его нисба звучала как ал-Мачади. Соответственно, при передаче упрощенной транскрипцией кириллицей имя будет выглядеть как Багужалав ал-Мачади. Здесь мы видим безусловное преимущество упрощенной транскрипции над разными вариантами транслитерации. Этот тезис можно продемонстрировать и на иных примерах. Упрощенная транслитерация, использованная в востоковедной литературе [2, с. 149], имени «шейха, совершившего хадж», выглядит как Айди б. Муртада49 ал-Газаниши ас-Сугра. При упрощенной транскрипции учитывается, что имя его отца звучало в оригинале как Муртаза, а более близкой к оригиналу будет передача нисбы как ал-Казанищи ас-Сугра, а более понятным изложением нисбы – из Верхнего (Малого) Казанище или Верхнеказанищенский. Исходя из вышеизложенного, видится, что оптимальным путем передачи дагестанской антропонимии является использование оригинальной арабской графики при первом упоминании, а в дальнейшем по тексту отображение упрощенной транскрипцией максимально близко к звучанию на дагестанских языках50.

Понятно, что любая система передача имен «чужим» алфавитом имеет свои достоинства и недостатки, и вряд ли может быть выработана общая для всех публикаций система. Поэтому продуктивным видится использование единого подхода в рамках одной публикации, т.е. использование на протяжении всего публикуемого исследования или упрощенной транскрипции, или упрощенной транслитерации, или сочетание транскрипции с «переводом» части имени – нисбы. При этом обязательным видится и указание имени оригинальной графикой, при первом или «основном» упоминании.

Makhach A. Musaev

Author for correspondence.
Email: mahachmus@yandex.ru
ORCID iD: 0000-0003-4757-5525
SPIN-code: 1412-3676
Scopus Author ID: 57193127066
ResearcherId: AAM-5010-2020

Russian Federation

PhD (in History)

Leading Researcher

Views

Abstract - 434

PDF (Russian) - 357