History, Archeology and Ethnography of the Caucasus

23 августа 1722 г. в двух верстах1 от Дербента российскую армию во главе с императором Петром Великим встретил правитель (наиб2) города Имам Кули-бек вместе с многочисленной городской знатью. Наиб поприветствовал государя Петра I, произнеся верноподданническую речь: «Дербент получил основание от Александра Македонского, а потому нет ничего приличнее и справедливее, как город, основанный великим монархом, передать во власть другому монарху, не менее его великому»; в знак покорности он поднес императору серебряный ключ3 от городских ворот на серебряном подносе4, покрытом дорогой персидской тканью – красным изорбафтом [1, с. 11−12; 2, с. 122−124]. У городских ворот высоких гостей ожидала новая торжественная встреча: выстроилась дербентская пехота со знаменем под ружьем, стояло духовенство со священным шиитским флагом («Алиевым знаменем») и множество горожан. Парадным строем под грохот троекратного пушечного салюта и под военную музыку императорские войска вошли в добровольно открывший им ворота Дербент. Пехота расположилась в прибрежной части города, в Дубарах, а конница и казаки разбили лагерь за городом, на берегу реки Милюкент (совр. р. Рубас), в пяти верстах от ее устья, где травы и пресной воды для лошадей довольно много [3, с. 485]5. Персидский поход с личным участием Петра I с взятием Дербента подходил к концу.

Во всем этом описанном церемониале с местной стороны первостепенную роль играл представитель дербентской власти, наиб Имам Кули-бек, персона которого в кавказоведческой исторической науке незаслуженно предана забвению. Встречающиеся в научной литературе данные о дербентском наибе ограничиваются лишь отрывочными упоминаниями о нем в связи с мирной сдачей Дербента российским властям и наделением его чином генерал-майора. Отсутствуют какие-либо исследования даже в виде кратких научных сообщений и/или публикаций биографического жанра, за исключением небольшой энциклопедической статьи [4, с. 306−307]. В этой связи в статье поставлена цель изучения политической деятельности наиба Имама Кули-бека, характера взаимоотношений с российской центральной и региональной властью, совмещения им управленческих функций в городе с комендантом А.Т. Юнгером, что дает возможность углубить и расширить исторические представления о событиях в Дербенте, и на Восточном Кавказе в целом, в период установления имперской власти в регионе в первой трети XVIII в.

Работа подготовлена с использованием документальных данных из фондов федеральных (РГВИА, РГАДА, РГАВМФ) и региональных (ЦГА РД, НА ИИАЭ ДФИЦ РАН) архивов, значительная часть которых впервые вводится в научный оборот, и с учетом современных достижений исторической науки. Применение комплексного подхода при изучении и анализе архивных документов и материалов позволило показать пророссийскую деятельность наиба Имама Кули-бека, приведшую к мирному процессу присоединения Дербента к Российской империи и сохранению жителями города своего имущества и положения.

Имам Кули-бек (?−1731) родился в Дербенте в знатной семье, принадлежавшей тюркоязычному шиитскому племени курчи и занимавшей в городе привилегированное положение. Представители данного племени в количестве 400 семейств были переселены из Ирана в Дербент в правление шаха ­Тахмаспа I (1524–1576) в целях укрепления своего господства в стратегически важном Дербентском проходе и усиления позиций шиизма в регионе. Из представителей данного племени формировалась шахская или ханская гвардия, которой командовал наиб или юзбаши (сотник) [5, с. 258; 6, с. 54; 7, с. 61−62].

Судьба дербентского наиба Имама Кули-бека удивительна: занимая должность городского наиба при Сефевидах, ему удалось сохранить за собой этот пост и в период установления российской власти в Дербенте, и до своей кончины. В связи с антииранскими выступлениями на Восточном Кавказе в 1721 г. персидский наместник (султан) Дербента бежал в Исфахан, оставив Имама Кули-бека правителем в городе [8, с. 70]. В отличие от некоторых дагестанских правителей, не смирившихся с появлением многотысячной армии Петра I и присутствием русских интересов в Дагестане, наиб изначально сумел рассчитать правильную стратегию своей политики, выбрав путь союзника российской власти. Пожалуй, наиб Имам Кули-бек – единственный из дагестанских правителей, который изначально проявив лояльность к новой власти, оставался таковым до конца своей жизни. Оценивая отношение наиба к имперской власти, командовавший армией в Западном Прикаспии фельдмаршал В.В. Долгоруков 29 мая 1730 г. писал, что «о верности его известно всем» [9, с. 93].

Пророссийская позиция наиба, который, очевидно, понимал, что в сложившейся ситуации сопротивление бесполезно, и дабы сохранить свою власть и город от разрушения и разорения, определилась сразу после того, как петровская армия высадилась в Дагестане. 4 августа 1722 г. в ответ на Манифест Петра I от 15 июля 1722 г., адресованного кавказским и персидскому народам, наиб Дербента отправил к императору свою депутацию с посланием, в котором говорилось: «Доношу Вашему Императорскому Величеству, что отправленные от Вашего Величества к нам указы получили, и милость Вашего Величества со удовольствованием и покорным благодарением приняли, и должны за Ваше Величество Бога молить…» [9, с. 45]. Посланцы наиба заверили Петра I о его готовности быть под покровительством царя [10, с. 16]. Положение Дербента на тот период было очень тяжелым, на город постоянно нападали восставшие против персидской власти отряды Хаджи-Давуда и Сурхай-хана, от которых наибу приходилось защищать дербентцев своими силами [11, с. 85]. 9 августа последовал ответ от императора дербентскому наибу и его жителям: «Листы Ваши отправленные к нашему Императорскому Величеству получены, из оных усмотрели мы, что Вы посланные от нас универсалы получили и имеете к нам свою верность, и представляете свои услуги, что мы приемлем милостию, и обнадеживаю Вас нашею Императорского Величества милостию…» [9, с. 46].

Еще до вступления Петра Великого в Дербент наиб Имам Кули-бек дружелюбно принял подполковника Г. Наумова, прибывшего в город с отрядом солдат и драгун 15 августа 1722 г. для переговоров. В это же время со стороны моря к городу подошла русская эскадра капитана К.П. Вердена в составе 25 судов. В тот же день в письме Петру I К.П. Верден сообщал, что «из города Дербента комендант или наиб присылал собственного человека своего ко мне на судно с поздравлением о счастливом прибытии с ластовыми судами В.И.В. и зело на оныя суда дивился как оныя на море ходят и сказывал словесно от наиба, что они очень рады видеть очи В.И.В. и в поклонении городом своим под Вашу Императорскую державу» [12, с. 322]. В ходе переговоров наиб согласился о мирной сдаче Дербента и в целях пресечения непредвиденных инцидентов со стороны отдельных горожан, попросил Г. Наумова поставить караул из русских солдат к северным городским воротам и воротам со стороны моря. Поскольку в команде Г. Наумова не было достаточно людей для караула, решено было определить караульщиков из числа эскадры капитана К.П. Вердена [13, с. 89]. 17 августа из Дербента Г. Наумов доносил генерал-адмиралу Ф.М. Апраксину, что грамоту императора дербентский наиб и жители «приняли с великою радостию, и как мы ехали городом можно было видеть, что все здешние жители тому были рады…, часа через три приходил ко мне дербентской наип и с ним знатные юзбаши и благодарили за милостивою и Его Императорского Величества грамоту»6. Жители города направили послание Петру I, в котором говорилось: «По оного Вашего величества указу и манифесту служить и по нашему желанию в послушании пробыть за потребность рассуждаем..., а мы бы бедные милосердным Вашего величества охранением изысканы были» [14, с. 59−60].

В своем донесении подполковник Г. Наумов сообщал об одном неожиданном для них случае: когда они прибыли в город, то столкнулись с тем, что за российские деньги местные купцы отказывались продавать им товар – «как мы прибыли в Дербень на первый день монеты росийской в Дербене ни за какие товары не брали». Данная проблема была благополучно разрешена после вмешательства наиба Имама Кули-бека, который «приказал опубликовать, чтоб росийскую монету брали по той цене, почему в России берут и по оной публикации дербентские жители росийскую монету берут равномерною ценою, как и свою …»7.

Лояльное отношение наиба, как и основной массы горожан, к появлению российских войск в регионе отражено во многих письменных источниках того периода. 30 августа 1722 г. сам Петр I из Дербента, вероятно, из лагеря на р. Милюкент, впечатленный теплым приемом его наибом, городской знатью и жителями, писал в Сенат, что «… когда приближались к сему городу (Дербенту. – авт.), то наип [наместник] сего города встретил нас и ключ поднес от ворот. Правда, что сии люди нелицемерною любовию приняли и так нам рады, как бы своих из осады выручили» [15, с. 36; 16, с. 5−60]. Из Петербурга в свою очередь сенаторы поздравляли государя Петра Великого, выступившего на стези Александра Великого, и «по этому случаю радостно пили» [17, с. 252].

Находящемуся в Дербенте Петру I дербентский наиб продолжал оказывать внимание и любезность. Как сообщает один из участников Персидского похода английский врач Джон Белл, Имам Кули-бек предложил царю свой дом для ночлега и свои подворья для его войск, но он любезно отказался из соображений не беспокоить горожан, или по другой неизвестной причине [18, с. 175]. По имеющимся данным, царь со своей супругой Екатериной посетили дом наиба, где переночевали с 24 на 25 августа под охраной гвардейской роты, а остальное время Петр I предпочел оставаться в построенной специально для него на берегу моря землянке [2, с. 73-74]8.

Проанализировав различного характера письменные свидетельства, мы можем утверждать, что государь не проживал в крепости. Утверждение военного историка В.А. Потто, что в Дербенте Петр I жил в цитадели, занимая в ней бывший ханский дворец, где в тиши кабинета обдумывал свои масштабные планы относительно морской торговли России со странами Южного Кавказа, Персией и Индией, вероятно, связано с легендой о том, что якобы государь Петр I, находясь в дербентской крепости, прорубил «окно на Восток», которую историк выдает за достоверный исторический факт [20, с. 30]. Вот как приводит В.А. Потто данную легенду: «Там же (в цитадели Дербента – авт.) в ­нетерпеливом ­ожидании флотилии, плывшей из Астрахани, он собственными руками прорубил в одной из комнат окно, из которого открывается превосходный вид на Каспийское море, на город и на его окрестности» [20, с. 30]. Сакральная персона Петра I оказала сильное воздействие на местное население, которое стало сочинять легенды с момента встречи с ним [6, с. 77−78].

Наиб Имам Кули-бек поднес государю Петру Великому, как царствующему гостю, в качестве подарков породистых лошадей – аргамаков, ковры, сахар, сорочинское пшено и проч. [21, с. 106]. Но самым дорогим подношением императору со стороны наиба была рукопись хроники «Дербенд-наме», которая впоследствии стала широко известна в научных кругах востоковедов, за издание которой в 1852 г. был удостоен Демидовской премии уроженец Дербента профессор Мирза (Александр Касимович) Казем-бек – первый декан факультета восточных языков Санкт-Петербургского университета [22, с. 3].

Находясь в Дербенте четверо суток, с 23 по 27 августа, любопытный монарх продолжал знакомство с городом, его достопримечательностями и его возможностями: осмотрел крепость, наметил место для строительства гавани, посетил дом наиба, побывал в мыльне, где банщику заплатил «один червонной» [17, с. 251]. Пребывание Петра I в Дербенте завершилось пиром в его шатре, где наиб сидел за одним столом с государем [2, с. 73−74].

2 сентября 1722 г. государь, находясь в лагере при Милюкенте, издал грамоту, согласно которой утвердил Имама Кули-бека в той же должности наиба города за оказанные им российской власти «верные свои услуги» [23, с. 259−260]. Тогда же государь предоставил всем дербентским жителям привилегию свободной торговли, т.е. уравнял дербентцев в статусе с русскими купцами и торговыми людьми [2, с. 77; 3, с. 485−486; 11, с. 85]. Перед отъездом в Астрахань Петр I 6 сентября 1722 г. подарил наибу собственный портрет с алмазами9, пожаловал ему чин генерал-майора, назначил начальником «туземного» войска, определил постоянное ежегодное жалованье в размере три тысячи руб., а остальной городской знати – суммарно четыре тысячи руб.10

Торжественная церемония встречи Петра Великого дербентской делегацией во главе с наибом и процесс мирной сдачи города, которые можно рассматривать как визуализацию подданства со стороны наиба и дербентцев, позже нашло отражение в барельефе А.К. Нартова «Древний Дербень вечному в славе Петру склонися» («Взятие Дербента») 1730-х гг., в литографии А. Абрамова «Взятие крепости Дербент» 1872 г., а в наши дни – на картине Камбулатовых «Петр I у стен Дербента» (1988 г.) [22, с. 3].

Процесс мирного взятия Дербента императором Петром Великим, как последнего акта петровского похода в Западный Прикаспий, нашел воплощение в описании торжественного въезда государя 18 декабря11 1722 г. в Москву после возвращения из Персидского похода. На Триумфальных воротах был изображен Дербент с лаконичной латинской надписью с указанием года 1722: «Struxerat hanc fortis, tenet hanc fed fortior urbem» – «Создал крепость сию храбрый, но взял храбрейший» [24, с. 28; 5, с. 313−314]. По другим данным, текст надписи гласил: «Struxerat fortis, sed fortiori hanc cepit urbem») [22, с. 4]. Согласно мнению B.A. Потто, надпись гласила: «Основан героем – покорён Великим» [20, с. 30]. Существует еще мнение, что надпись звучала совершенно по-другому: «Omnes portae foli aperiuntur PETRO», однако И.И. Голиков предполагает, что она могла быть на других воротах [5, с. 313].

По данным Ф.И. Соймонова, Петр I велел данную надпись нанести на городские ворота в Дербенте, однако по неизвестной причине это сделано не было [13, с. 105]. Интересно мнение И.И. Голикова на сей счет, который отрицает данный факт: «профессор Мартини12 пишет в своем известии о России, что государь повелел сей стих написать на градских воротах в Дербенте, но сие неправда» [5, с. 313].

Одним из мероприятий российских властей в Дербенте было освобождение путем выкупа находящихся в плену у дербентских жителей лиц христианской веры. В этом деле наиб Имам Кули-бек принимал активное участие. Так, 30 августа 1722 г. генерал-адмирал Ф.М. Апраксин распорядился, чтобы «християне, которыя от дербенских жителей будут к нему полковнику (дербентскому коменданту А.Т. Юнгеру. – авт.) приходить, тех имена велеть записывать, а их по-прежнему отдавать их хозяевам, и велеть их держать у себя впредь до указу. Токмо того смотрить накрепко, чтоб христиан не приводили в магометанской или в персицкой закон, и сказать наипу, чтобы он велел во всем городе публиковать, дабы все дербенские жители подали ему наипу ведение, сколько у кого христиан есть, а он бы наип о том ведомость дал ему полковнику»13. Как видно из данного документа, горожане должны были предоставить информацию об имеющихся у них пленниках-христианах наибу с последующей передачей коменданту города, полковнику А.Т. Юнгеру. Имеются также документальные данные, по которым дербентский наиб «лета от Махометава 1134 году месяца зелхаджи» расписался за взятые им четыреста сорок три рубля, которые необходимо было заплатить горожанам за выкуп десяти «ясырей» [25, с. 9−10].

При участии дербентского наиба также были освобождены из плена две русские девушки, когда некий «татарин» отвозил их из Аксая в Гилян на продажу. Совершенно случайным образом «из оных обретающихся при Дербене поп бывший в полону узнал дочь свою девку Авдотью, оную наиб взял от того татарина и отдал ему, попу. Да одна девка руская ж Катерина Пензенского уезду с села Трубетчины, коя и в допросе сказала, что оная руская, и оная чрез наипа взята ж, а за попову дочь тот татарин, которой ее купил, требует деньги, чтоб он дал…»14.

Пророссийская позиция дербентского наиба не могла не вызывать негативной реакции у тех владетелей, которые не желали смириться с присутствием российских сил в Западном Прикаспии. Так, бакинский султан Мухаммад Гусейн, которого наиб Имам Кули-бек в письме15, исходя из собственного опыта, призывал к сотрудничеству с российскими властями, порицал поступок наиба: «дербентской де наип сам крестился и людей своих в Дербени всех крестил, а я де того не учиню и государя российского с войском в Баку всякими мерами пущать не буду»16. Торгового человека Гамзу, доставившего письмо дербентского наиба в Баку, султан хотел убить, а его товарища, информировавшего султана о возвращении Петра I в Астрахань, велел вознаградить 10 руб. Однако жизнь Гамзы была спасена: ему помогли вернуться в Дербент сторонник России Мамет Кули-бек и его единомышленник Дергах Кули-бек17, заявившие при этом, что они «… его Императорскому Величеству служить рады, понеже де мы и прежде сего до Его Императорского Величества о том писали» [26, с. 126]18.

Отношение государя Петра I к жителям Дербента было особенным. Это было выражено в предоставлении дербентцам особых торговых привилегий, как было отмечено выше, а также в указе императора об их обеспечении продовольствием по запросу коменданта или наиба города: «Дербентских жителей надлежить кормить нашим же провиантом и когда комендант Юнгор или Наиб будут к нам о провианте для пропитания дербентским жителям писать, тогда им определите провиант на семью по чему надлежить, а имянно против того, почему в ваших домах людям на семью дается» [24, с. 52].

После ухода основных сил российской армии во главе с Петром I из Дербента в начале сентября 1722 г. город напоминал осажденную крепость, горожане испытывали крайнюю нужду в хлебе и продовольствии. В этих условиях наиб Дербента отправил письмо императору и генерал-адмиралу Ф.М. Апраксину, «что ныне отправлен к Е.И.В. вернейший наш Махамет Юсуфбек, которой Божьем сохранением про здешние состояние… обстоятельно доносить будет [о том], [что] дербенские жители чрез несколько лет жалования небирали, и пришли в великую скудость и бедность, и весьма голодны стали, так ж я приведен во всеконечную скудость… Того ради прошу дабы о сих бедных людей безжалованных и голодных, также ко мне учинена была резолюция, дабы были пожалованы, оные отправленные триста четвертей провианту мы получили»19.

Получивший письмо наиба император распорядился командующему войск в регионе генералу М.А. Матюшкину, находившемуся в Астрахани, погрузить «две бусы хлебом, маслом и солью, чтоб определено дербенским жителем послать в Дербень и отдать наипу, и те бусы отдать ему вообще, объявя ему дабы оные употреблял он в Гилянь для пшена и на протчие их потребности»20.

Среди архивных документов нам удалось выявить также личное распоряжение Петра I генералу М.А. Матюшкину «помогать дербенцам в их нуждах, прикрывая их полевые работы»21. Дело в том, что с уходом основных военных сил из Дербента, на город возобновились нападения недовольных появлением российских войск в регионе дагестанских владетелей Хаджи-Давуда, Сурхай-хана Казикумухского, уцмия Кайтагского и майсума Табасаранского, которые пытались захватить город. Сохранилась деловая переписка наиба с императором и другими государственными деятелями, в которых наиб сообщал о неоднократных нападениях на город горских отрядов22. Нередко от их действий страдали горожане, выходившие за городские оборонительные стены на полевые работы на расположенные в ближайшей сельскохозяйственной округе земельные наделы. Не только солдатам, но и «дербенским жителям из города выходить нельзя, разве для дров на гору с ружьем и то собрався многолюдством…»23, – докладывал от 15 октября 1722 г. комендант города А.Т. Юнгер генерал-адмиралу Ф.М. Апраксину.

Император, высшие военные чины и командующие войск в регионе старались во всем удовлетворять просьбы и пожелания дербентского наиба, держать его в курсе имперской политики в условиях, когда отдельные кавказские ­владетели переходили на сторону турецких властей и с уходом основных российских сил занимали враждебную России позицию. В сентябре 1722 г. наиб Дербента жаловался на драгунов и казаков, что они «у дербенских жителей, которые ездят в поле для жатвы хлеба и на мельницы, отнимают лошадей и волов …». С целью пресечения незаконных реквизиций со стороны солдат и казаков было объявлено, что «ежели кто такую противность будет чинить и сыщитца про то подлинно, такие противники будут за то без всякого милосердия казнены смертию …»24. Другая жалоба дербентского наиба о том, что дербентцам вместо нормального судна было отдано разбитое судно, была разрешена приказом генерал-адмирала Ф.М. Апраксина капитану флота фон Вердену в сентябре 1722 г.: «немедленно отдать им (дербентцам. – авт.) одно судно из ластовых со всею снастию из тех, которые у вас в команде обретаютца …»25.

По указанию Петра I дербентский комендант, как представитель российской администрации, в своей управленческой практике должен был тесно сотрудничать с наибом. Для этого, по императорскому указу, генерал-адмиралом Ф.М. Апраксиным от 30 августа 1722 г. была подготовлена специальная инструкция для только назначенного комендантом Дербента полковника А.Т. Юнгера, второй пункт которой гласил: «с дербенским наипом иметь согласие, и поступать ласково, и в среднем городе ево команды не отнимать, и по воротам оной крепости караулам быть от него, или как с общаго согласия заблагоразсудите»26.

В других пунктах той же самой инструкции было указано, чтобы с разрешения наиба купцы ездили в Персию, и только самого наиба и его посланников следовало пускать в крепость города: «Нижней город ведать вам же и ворота запереть боковые на поле, но сие чинить с согласия с наипом. И никово [в] Персию не пущать и разве когда наип будет говорить для отправления какова купечества, отправлять какое судно, тогда отпирать и караул иметь… В верхнюю крепость кроме наипа и присланных от него жителей здешних кроме тех, которыя там живут домами, без своего позволения никого не пущать, и ворота в верхней крепости, и нижнего города также, и которыя есть на поля держать под своим караулом, и без дела не отворять, только калитку иметь отперту у тех ворот, которые [ведут] в Нижний город»27. Подобное правило стало следствием запрета всем комендантам крепостей и ретраншементов «чужеземцев магометанского закона никакой нации в крепость не пущать; а кто будет прислан, от которого владельца с письмом, у таких принимать письма, и разговаривать за крепостью, так же которые станут привозить какой харч, таких отводить места от крепости …, и там покупать и продавать, а в крепость не пущать»28.

Наиб Дербента совместно с комендантом города осуществлял правосудие в тех случаях, когда в противоправные дела были вовлечены, с одной стороны, солдаты и офицеры, с другой, местные жители. Каждая сторона судилась по собственным законам: «Ежели будут происходить между здешних обывателей и салдат какие ссоры и будет челобитье, розыскивать праведно, буде побьет челом персиянин, то сказать через посылку наипу, чтоб для розыску приехал, буде же сам при том быть не похочет, то б прислал своего юзбашу. А вам от себя посылать афицера и розыскивать верно и ни в какие неправедныя обиды не допущать. А ежели салдат побьет челом на дербенского жителя, то делать против вышеписанного ж, а буде учинитца ссора между афицеровами, то разсуждать самим купно с наипом. А буде подлых людей, то определить афицера, а к наипу послать, чтоб от себя афицера ж определил, и так все ссоры купно с ними вышеписанным порядком судить, наказания чинить каждому народу по их правам»29.

В один конфликтный случай был втянут сам наиб Имам Кули-бек. Как отмечал комендант города А.Т. Юнгер в своем донесении генералу М.А. Матюшкину, в 1725 г. произошла ссора между наибом и дербентскими армянами во главе с их епископом Мартиросом. Причиной послужила судьба купленной наибом у местных жителей за 350 руб. «девки ясырки черкесски» в качестве «подарка Ея Величеству Государыне Императрице» Екатерине I. Однако некий армянин Яков Миризян (Миржанов) сумел увезти данную «девку» со двора наиба, проживавшую с его женами, и спрятать в амбаре у епископа Мартироса, где она провела четыре дня. Наиб пожаловался коменданту на дербентских армян, от которых, по его словам, «нам житья не стало», доходило до того, что его «самово они обижают» и далее «будут и жен наших уводить из домов наших» [26, с. 293−294]. Дербентские армяне, в случае наказания Якова, погрозились покинуть Дербент. Как выяснилось из показаний черкешенки, армянский епископ Мартирос был в курсе всей этой истории. Коменданту приходилось сталкиваться с подобными действиями епископа, о чем он извещал военное руководство Низового корпуса Императорской армии: «оные непорядки от армян чинятся чрез самово их епископа Мардироса, и признаваю, что он их армян доброму смирению и порядочному житью не учить, токмо им он потатчик…» [26, с. 294]. Для российской администрации данный инцидент был сложным для разрешения, поскольку она не могла оставить без внимания жалобу наиба, которого «с людьми его раздрожить не можно и надлежит быть к ним ласкову», с одной стороны, и невозможно «также и армян не дать ни в малую обиду и за них стоять и беречи их», с другой [27, с. 294].

Видимо, отношения между наибом и армянским епископом Мартиросом были сложными и непростыми. Последний старался показать наиба в негативном качестве, сообщая неправдоподобную информацию о нем до российской администрации. Так, в 1724 г. епископ заявил коменданту «Юнгеру будто усмей, Сурхай и шемхал з дербенским наипом согласились, чтоб собратца и вырубить русских и армян, обретающихся в Дербени…»30. Здесь уместно будет ограничиться оценкой самого коменданта, что «епископ Мардирос о некоторых случаях чинил доношения, чего и не бывало» [27, с. 294].

Поддержкой наиба в урегулировании отношений с российской администрацией пытался заручиться уцмий Ахмед-хан, изначально не смирившийся с присутствием российской власти в Дагестане. В 1725 г. он обратился к наибу с письмом (аналогичное письмо он отправил и коменданту города), в котором информировал, что отправил к нему «вернова своего слугу мулла Магамет-казы с вашими людьми и с шихом моим Аджи Сафи» для того, чтобы «учинить между собою и нами верную дружбу, и между нами бы никакой противности не было». Далее уцмий просил наиба, чтобы он отправил от себя и «от руских несколько человек» для переговоров и «чтоб были всегда в дружбе, о чем и люди мои о том желают, что с вами и с рускими быть в приятстве»31. 26 июня 1725 г. письмо с аналогичным текстом наибу отправил шамхал Адиль-Гирей32, видимо, пытаясь с помощью наиба смягчить сложные российско-шамхальские отношения. Однако к этому времени проблема настолько усугубилась, что ее решение российская администрация видела только в пленении и отстранении шамхала от власти, что в итоге и произошло.

В сентябре 1726 г. Имам Кули-бек отправился в Петербург, где провел несколько месяцев. Наиб несколько раз (2 ноября, 29 декабря 1726 г., 4 января, 15 марта 1727 г.) был принят князем А.Д. Меншиковым, на тот период президентом Военной коллегии, и вместе с ним посетил императрицу Екатерину I в Зимнем дворце, с которой он был лично знаком еще с августа 1722 г. [28, с. 473, 498, 501, 526]. Сменивший в феврале 1726 г. в должности командующего Низовым корпусом больного генерала М.А. Матюшкина князь В.В. Долгоруков предостерегал центральные власти, чтобы наиба не одаривали дорогими подарками и не выплачивали ему сверх положенного жалованья, поскольку и другие горские владетели захотят всего этого блага для себя. «Еже ль ево (наиба. – авт.) высоко поведут и по его желанию все ему отдадут, то так здешние дела тем повредят, что исправит будет неможно. Первое, что здешние владельцы, как дагистанские, так и горские пожелают такова ж всякой себе награждения, что уже и видно, усмей ко мне прислал перваго своего человека, написав челобитную, чтоб ево отправить к двору, в челобитье ево написано, чтоб ему и детям ево, и ближним ево людям, и секретарям, и узденям погодно давать, по чему ему давалось от персицкого шаха на всякой год больше двенадцати тысяч рублев»33, – заключал князь.

В.В. Долгоруков считал и без того «не ущербным» положение наиба, которому со времени перехода его в российское подданство и «по нынешнее время (сентябрь 1726 г. – авт.) как денег, так и хлеба не мало дано» – более 10 тыс. руб. Кроме этого, наиб владел деревнями Дербентской округи, с которых доход «имеет великое», а «нам из ево богатства какая польза может быть». Поэтому здешний народ такой, «что умерено их содержать к нашей пользе прибыльно» [29]. Вероятно, к советам В.В. Долгорукова в Петербурге прислушались: по распоряжению императрицы наибу было выдано жалованье в три тысячи рублей – не более того, что он получал ежегодно. Не был наиб наделен и новым чином. До конца своей жизни Имам Кули-бек оставался в чине российского генерал-майора. В 1731 г. после его смерти должность наиба перешла его брату, полковнику Алла Кули-беку [30, с. 258].

Подводя итоги, прежде всего, следует обратить внимание на то, что наиб, служивший при прежней персидской администрации, удачно перестроился под новые военно-политические реалии, перейдя на службу империи и сохранив за собой должность наиба при новой власти. Политическая позиция наиба в сложившейся международной ситуации была, на наш взгляд, единственно верной – благодаря его действиям жители Дербента сохранили свое имущество и положение, перешли под покровительство сильной державы, получили возможность свободной торговли в России. Горожанам не было смысла и шансов оказывать военное сопротивление многочисленной, сильной, хорошо организованной петровской армии – в противном случае их ожидала тяжелая, гибельная участь. В качестве такого примера – осада Баку в июле 1723 г., когда после отказа от сдачи начался артиллерийский обстрел, продолжавшийся несколько дней и вызвавший гибель защитников и горожан, разрушения и пожары; в итоге начальник гарнизона (юзбаши) Дергах Кули-бек объявил о сдаче города, а жители Баку приветствовали русских солдат [30, с. 94−95]. В отличие от ряда дагестанских владетелей, у которых была возможность не проявлять лояльность Петру и чьи владения не входили в сферу его интересов, с Дербентом дело обстояло иначе. Дербент, имевший особое стратегическое значение, изначально входил в число городов, которые Петр I планировал присоединить к Российской империи, взятие его было одной из важнейших задач Персидской кампании. Мощь и сила русской армии, заблаговременно разосланный императорский манифест, гарантии безопасности обусловили решение дербентского наиба с первых дней вступления российских войск в Дагестан выразить свою покорность государю Петру Великому. Имперская власть в свою очередь высоко оценила позицию наиба, проявив благосклонность не только наибу, но и ко всем горожанам. Наибу была предоставлена возможность служить империи и даже осуществить визит ко двору императрицы Екатерины I. До конца своей жизни наиб остался верен российской власти.

Sharafutdin A. Magaramov

Author for correspondence.
Email: sharafutdin@list.ru
ORCID iD: 0000-0001-8705-6143
SPIN-code: 9225-7060
Scopus Author ID: 57193695971
https://ihaednc.academia.edu/%D0%A8%D0%B0%D1%80%D0%B0%D1%84%D1%83%D1%82%D0%B4%D0%B8%D0%BD%D0%9C%D0%B0%D0%B3%D0%B0%D1%80%D0%B0%D0%BC%D0%BE%D0%B2

Russian Federation

Bio Statement: PhD in History, Senior Researcher of the Department of ancient and medieval History of Daghestan

Researcher focus: History and Historiography of relations with the peoples of Dagestan in the Caucasus VI -. XVII centuries, the Caucasian policy of the Ottomans, Safavids and the Russian state historical bibliography of Dagestan.

Views

Abstract - 473

PDF (Russian) - 301