PlumX

Abstract

Кавказский регион, расположенный между Европой и Азией, Черным морем и Каспием, на главных коммуникациях, ведущих в Закавказье, на Ближний и Средний Восток, оказался втянутым в указанный период в круг центральных проблем мировой политики. Особый интерес проявили к нему не только постоянно соперничавшие Россия, Турция и Иран, но и западные державы - Англия и Франция, активно выступившие в поддержку последних с антироссийских позиций «восточного барьера» (Некрасов Г.А., 1957. С. 369, 370; 1976. С. 216, 227). Для достижения своих гегемонистских целей каждая из сторон искала союзников не только в регионе, но и за его пределами, что придавало их взаимоотношениям сложный и непредсказуемый характер. Тем не менее содержание отечественных и зарубежных материалов, касающихся кавказской политики сторон, особенно масштабных походов Петра I и Надир-шаха Афшара, дает возможность предпринять попытку поэтапного анализа как решающих факторов развития, так и причин спада и обострения российско-ирано-турецких отношений для использования положительного опыта прошлого при решении нынешних задач. Такая востребованность вызвана и тем, что в условиях постсоветского распада и современной всеобъемлющей глобализации взаимоотношения России через Северный Кавказ и Дагестан со странами Закавказья, Ближнего и Среднего Востока остаются важным направлением ее восточной политики (Арухов З.С., 2006. С. 25, 26, 61, 101). Исходя из сказанного, представляется целесообразным уделить преимущественное внимание освещению следующих этапов российско-ирано-турецких отношений: 1) последние годы правления Петра I и его преемников (1723–1730); 2) период правления Анны Иоанновны (1730–1740) с доминирующим влиянием «немецкой партии» Э.И. Бирона; 3) возврат к власти и возрождение петровской кавказской политики его сподвижниками при Елизавете Петровне в 40-х гг. XVIII в. События показывают, что наиболее результативным из них для развития российско-иранских отношений и смягчения остроты российско-турецких противоречий оказался первый период, начавшийся через год после Каспийского похода Петра I и свержения Сефевидской династии афганцами подписанием русско-иранского Петербургского договора в 1723 г. и русско-турецкого Константинопольского трактата 1724 г. При этом, если первый из них – Петербургский – обрел форму взаимовыгодного дружественного союзного договора между Россией и Ираном, то второй – Константинопольский – стал лишь предвестником временного спада чрезмерной напряженности между Петербургом и Стамбулом. Подтверждение тому – главные статьи указанных договоров. Так, согласно ст. 1-й Петербургского договора, Петр I обещал скитавшемуся в Тебризе наследнику Сефевидов шаху Тахмаспу «добрую и постоянную свою дружбу и высокомонаршеское свое вспоможение против всех его бунтовщиков» (врагов. – Авт.); отправить к нему на помощь «потребное число войск... дабы оных ниспровергнуть и его шахское величество при спокойном владении оставить». Со своей стороны (ст. 2-я) шах Тахмасп уступал Петру I «в вечное владение города Дербент, Баку со всеми к ним принадлежащими и по Каспийскому морю лежащими землями и местами, також де провинции Гилянь, Мазондрань (Мазендеран. – Авт.) и Астрабат» (Русско-дагестанские отношения… 1958. С. 285–2860). Таким образом, Петербургский договор 1723 г. юридически оформил согласованный с иранской стороной переход под власть России обширных территорий по западному и южному побережью Каспия от Аграханского залива, Дагестана и Азербайджана до Гиляна, Мазендерана и Астрабада, что незамедлительно вызвало острое недовольство Турции и ее западных покровителей. Поэтому совсем иной характер обрел Константинопольский договор 1724 г., подписанный под сильным давлением Англии и Франции, предусматривающий расчленение Кавказа, прикаспийских областей и Ирана по следующим параметрам: 1) за Россией признавались те области, которые она получила от Ирана по Петербургскому договору 1723 г. Кроме того, по новой конфигурации, она претендовала на 2/3 приморской полосы Ширвана и часть земель в верховьях Самура, оказавшихся под управлением казикумухского хана Сурхая; 2) на территории Ширвана с охватом 1/3 части в сторону моря от Шемахи учреждалось особое Шемахинское ханство под управлением Давуд-бека Мюшкюринского, находившегося в подданстве у Порты, с признанием верховной власти турецкого султана. В Дагестане в сферу турецкого влияния должны были отойти Ахты, Рутул, Цахур и часть кюринских джамаатов, признающих покровительство Сурхай-хана; 3) непосредственно под власть Турции, как подлежащие прямому управлению с ее стороны, переходили Восточная Армения, Восточная Грузия, большинство территорий Азербайджана и часть западного Ирана с Керманшахом и Хамаданом (Русско-дагестанские отношения, 1958. С. 2977302; Мустафазаде Т.Т., 1993. С. 82). По меткому определению иранского историка Р. Рамазани, «это драматическое продвижение турок сделало более реальной подчинение страны османами, чем когда-либо за долгую историю Ирана» (Romazani R., 1966. Р. 22); 4) территории между новыми границами России и Османской империи оставались под властью Ирана как буферная зона между империями. Договаривающиеся стороны предлагали шаху Тахмаспу добровольно уступить им вышеназванные территории, обещая за это оказать помощь в изгнании афганцев и возвращении отцовского трона, угрожая иначе лишить его призрачной власти и возвести на трон свою креатуру. Как и следовало ожидать, Константинопольский договор был встречен с удовлетворением в Стамбуле и столицах западных держав, но упоение османов достигнутыми успехами продолжалось недолго. Воспрепятствовали этому сначала выступления Сурхай-хана против «разграничительной» (захватнической. – Авт.) политики российских и турецких властей (Сотавов Н.А., 1991. С. 76, 77, 78, 79; Мусаев С.А., Курбанов А.Д., Каяев И.А., 2011. С. 155, 156, 157, 158), а затем кардинальные изменения в Иране, положившие начало второму периоду российско-ирано-турецких отношений, отличавшемуся видимым сохранением союзных отношений между Россией и Ираном и крайним обострением русско-турецких отношений, переросших от отдельных военных столкновений в затяжную пятилетнюю русско-турецкую войну 1735–1739 гг. Суть изменений в Иране сводилась к тому, что в результате освободительной борьбы под руководством Надир-хана иранский народ изгнал афганцев из страны, благодаря чему к началу 1730 г. к власти вернулась Сефевидская династия в лице шаха Тахмаспа II, оказавшегося спесивым и бездарным правителем. Усилился и агрессивный настрой Стамбула против России и Ирана в связи с обретением власти после государственного переворота 1730 г. сторонниками Франции султаном Махмудом 1(1730–1754) и великим везирем Топал Осман-пашой (1730–1732). Положение в Иране осложнилось и тем, что в течение 1731 г. османам удалось трижды разбить войска Тахмаспа, пытавшегося изгнать их без Надира, занятого подавлением восстания афганского племени абдали в Хорасане. Активную помощь Турции в это время оказала Франция, отправив по просьбе великого везира известного французского военного специалиста А.К. Бонневаля для «перестройки всей военной системы Османской империи» (Мейер М.С., 1991. С. 179). Топал Осман-паша после одержанных побед над Тахмаспом в 1731 г. по совету французского посла де Вильнева стал добиваться мирного соглашения с Ираном для создания антироссийского ирано-турецкого альянса, особенно после того, как было достигнуто тайное соглашение с Тахмаспом о готовности уступить Турции Грузию, Армению, Дагестан, Ширван и часть Карской области (Сардадвар А.Т., 1395/1975. С. 340). Сообщая доверительно об этом Луи де Вильневу, Топал Осман-паша заявил: «Скажите своему королю, что если бы султан назначил француза великим везиром, то он не был французом более, чем я» (Cassels L., 1966. Р. 80). Благодарный за такой пассаж Париж сделал все, на что был способен, чтобы возобладали интересы Турции в ущерб интересам Ирана и России. 12 января 1732 г. был подписан ирано-турецкий Керманшахский договор, по которому шах Тахмасп уступал Турции Гянджу, Тбилиси, Ереван, Нахичевань, Шемаху с Ширванской областью и Дагестан, сохранив за собой Тебриз, Арделан, Керманшах, Хамадан и Луристан. Границей между Ираном и Турцией признавалась р. Аракс. Договор был направлен против России, так как предусматривал вытеснение русских войск из обретенных по Константинопольскому 1724 г. трактату территорий. «В особливом артикуле трактата внесено, – отмечал современник, – чтобы обеими соединенными силами принудить россиян к отдаче взятых ими у персиян земель» (История о персидском шахе… 1762. С. 119). В ответ «онемеченное» российское правительство, пренебрегавшее геополитическими интересами страны на Востоке (Ключевский В.О., 1989. С. 272. 273), пошло на тесное сближение с Надиром, который, не признав Керманшахский договор, обвинил шаха Тахмаспа в измене, сверг его с престола и 21 января 1732 г. подписал с Россией Рештский договор, по которому получал от нее провинции Астрабад, Мазендеран и Гилян с условием изгнания им турок из Ширвана, Армении и Грузии. Россия обещала вернуть Ирану Баку и Дербент, когда Надир полностью освободит страну от османов и прочно утвердится на престоле (Договоры России с Востоком… 1989. С. 194–200). Следствием подписания Рештского договора стало необратимое обострение русско-турецких отношений. Недовольная этим договором, подтвердившим курс на совместное российско-иранское взаимодействие в прикаспийских областях, Порта пошла на тесное сотрудничество с Францией, обещавшей помощь в осуществлении стратегических целей ее кавказской политики. Конкретным выражением обещанной помощи стало то, что в 1733 г. французское правительство выделило своего военного специалиста барона Тотта для подготовки и отправки 25-тысячного конного корпуса крымского калги Фетхи-Гирея через Кабарду, Чечню и Дагестан в Закавказье, чтобы оказать помощь сражавшимся там с иранцами турецким войскам и овладеть по возможности уступленными Россией Ирану территориями по Рештскому договору 1732 г. Более существенную роль сыграли совместные комбинации Парижа и Лондона по созданию антироссийского ирано-турецкого альянса, ускорившие подписание российским правительством 10 марта 1735 г. Гянджинского договора с Надиром о возвращении Ирану всех оккупированных русскими войсками территорий с отводом их за р. Сулак – на Терек и в Кизляр. Заметную активность и поддержку Порте организовали эти державы при подготовке и проведении более масштабного похода 80-тысячного корпуса крымского хана Каплан-Гирея в 1735 г. по тому же маршруту и с теми же целями, ставшего фактически началом русско-турецкой войны 1734–1735 гг. (Архив внешней политики Российской империи. Ф. 89. Оп. 89/1. Д. 6. Л. 3, 113; Шульман Е.Б., 1973. С. 25). Обе акции Стамбула и Бахчисарая сопровождались обострением ирано-турецких отношений, вызвавшими шемахинские экспедиции» Надира 1734–1735 гг., завершившиеся временным вытеснением Сурхай-хана Казикумухского из Шемахи и Кумуха в Аварию. Русофобская политика западных держав особенно усилилась с началом Дагестанского похода Надир-шаха, его первых успехов в предгорной части края и решающего нашествия в Аварию в сентябре 1741 г., положившего начало третьему этапу российско-ирано-турецких отношений, отличающемуся крайним охлаждением русско-иранских и, наоборот, активным развитием русско-дагестанских отношений. Что касается позиции Турции, крайне ослабленной системным кризисом, то она ограничивалась выдвижением на иранский престол самозваных «наследников» Сефевидской династии, пытаясь привлечь на свою сторону дагестанских владетелей для достижения своих гегемонистских целей в регионе. В таких условиях уверенная в победе шаха над Дагестаном и в дальнейшем наступлении его в сторону России Франция стала снова комбинировать проекты создания ирано-турецкого блока против народов Дагестана и России. С этой целью французский посол в Петербурге де ля Шетарди активно добивался контактов между иранским и турецким послами в Петербурге. Кроме того, предлагая различные варианты сближения Ирана с Турцией, 2 сентября 1741 г. – за 10 дней до начала наступления Надир-шаха на Аварию – де ля Шетарди особо обращал внимание своего коллеги в Стамбуле графа Кастеллана на то, что «общие религиозные интересы могли бы соединить турок и персов, так что, исходя из этого принципа, они обратили бы взоры на возвращение под власть последних, магометанского государства, которое было отторгнуто от Персии. Астрахань, которую я под этим разумею, – подчеркивал он в своем письме, – могла бы привлечь к себе внимание и честолюбие шах-Надира, тем более что, выполнив проект, задуманный еще Петром I, когда он завоевал Гилян, Мазандаран и Астрабат, шах вполне овладеет таким образом Каспийским морем» (РИО. 1896. С. 365). Однако этим планам не суждено было сбыться ввиду катастрофического поражения 52-тысячной армии Надир-шаха в решающих сражениях под аулами Согратль, Чох, Обох, Мегеб, Шитли, Бухты и др. Андалальского края, а также Кумух, Камахи, Талисма, Ури, Хурхи, Улучара и др. Казикумухского ханства. Потеря более 40 тыс. иранских воинов в одних лишь этих сражениях, положившая конец «непобедимой» славе полчищ Надир-шаха, вдохновила горцев на дальнейшую борьбу с противником, которую активно поддерживали соседние народы Кавказа и с удовлетворением восприняли правящие круги Петербурга и Стамбула как фактор устранения иранской угрозы своим интересам (Сотавов Н.А., Касумов Р.М., 2008. С. 105, 106, 107). Иное отношение к этому событию мирового значения проявила вслед за Францией и Англия, старавшаяся спасти оставшиеся силы Надир-шаха от окончательной гибели оказанием военной, разведывательной и иной помощи через Джона Эльтона, Мунго Грема, капитана Вудфорда и других специально подготовленных лиц для строительства военных кораблей, подвоза провианта, обучения морскому делу воинов шаха, высадки десанта для подкрепления тающей армии Надира, о чем свидетельствуют не только специальные исследования, но и личные письма английского короля Георга II, направленные на его поддержку в поисках выхода из создавшегося положения (Lockart L., 1938. Р. 205; Юнусова Л.Н., 1988. С. 110, 116). Но никакие старания Англии и ее сторонников не достигли своей цели. Наоборот, стремление России не допустить укрепления позиций своих геополитических соперников в Кавказском регионе объективно совпало с освободительной борьбой кавказских народов, став решающим фактором необратимого развития российско-кавказских и русско-дагестанских отношений и ставшего наиболее убедительным доводом для отступления Надир-шаха из Дагестана. Как верно заметил румынский историк Н. Йорга, когда «шах напал на лезгин (народы Дагестана. – Авт.), они успешно защищались и решили обратиться за помощью к российской императрице (Елизавете Петровне. – Авт.), так что в начале 1743 г. Надир-шах вынужден был оттянуть свои войска из диких кавказских ущелий» (Jorga N., 1911. S.453). В такой решимости российской стороны была заслуга и самих народов Дагестана, которые блокировали иранские войска севернее Дербента в лагере «Иран хараб», продолжая громить вновь подходящие силы (Магомедов Г.А., 2010. С. 22, 23, 24). Не случайно вице-канцлер М.И. Воронцов в одной из записок однозначно отмечал, что между Ираном и Россией «была бы война, если бы горцы не остановили» зарвавшихся захватчиков (Маркова О.П., 1966. С. 125). Из сказанного следует, что российско-ирано-турецкие отношения в рассматриваемый период развивались как составная часть международных отношений на Кавказе, Ближнем и Среднем Востоке. Заметной тенденцией их развития на отдельных этапах стало сближение России с Ираном и совместное противостояние обоих Османской империи, поддерживаемой Англией и Францией. Отличительной чертой политического прозрения народов региона стало стремление к внутреннему единству и взаимодействию с Россией ввиду объективного совпадения геополитических интересов, что немаловажно и в современных условиях, особенно в преддверии наступающего в 2012 г. 290-летия Каспийского похода Петра I, ставшего отправной вехой начального этапа присоединения к России Дагестана и прикаспийских областей Кавказа.