History, Archeology and Ethnography of the Caucasus

Введение

Суфизм в Казахстане имеет многовековую историю. Здесь функционируют различные и многочисленные братства, входящие в тарикаты Накшбандийа, Йасавийа, Кадирийа и т.д. Наш исследовательский интерес аккумулирован только вокруг темы кадирийских братств чеченцев и ингушей в  Казахстане, появившихся здесь после депортации в 1944 г., т.к. в отличие от остальных религиозных суфийских практик в  этом регионе, они изучены не в полной мере. Это связано не только с закрытостью названных групп, но и с нежеланием самих адептов раскрывать особенности своего духовного мира, сопряженного с ритуалом зикр. Из-за отсутствия письменных свидетельств о практиках громкого зикра, проводимого последователями учения Кунта-хаджи Кишиева, его адепты не могут аргументировать свои действия, а оппоненты характеризуют их как не соответствующие нормам ортодоксального ислама. Суфизм всегда вызывал множество споров среди ученых-исламоведов и даже противопоставлялся исламу классическому [1]. Дискуссионным вопросам суфизма посвящена обширная зарубежная и отечественная историография: А. Арберри [2], А. Корбен [3], У.  Читтик  [4], О.Ф. Акимушкин [5], А.К. Аликберов [6] А.Д. Кныш [7], С.М. Прозоров  [8], А.А. Хисматулин [9], А.М. Шиммель [10] и др. Суфизму в Центральной Азии посвящены исследования: П. Сартори, П. Шаблей [11], А. Франка [12], Б. Бабаджанова  [13] и  др.

Региональные суфийские практики чеченцев и ингушей изучены В.Х. Акаевым [14], М.С.-Г. Албогачиевой [15], Л. Гарсаевым [16], М.Ю. Рощиным [17], Д.И. Мисхидзе [18], М.-С.М. Мустафиновым [19]. О  переселении в Центральную Азию и некоторых особенностях религиозных практик говорится в  работе Ж.А. Ермекбаева [20]. Суфийские практики и связанные с ними ритуалы рассматриваются в  работах М. С-Г.  Албогачиевой [21; 22]. Некоторые вопросы, связанные с появлением и бытованием суфийского братства Висхаджи Загиева, освещены в научных публикациях М.  Вачагаева  [23] и  М.  Поль [24].

Несмотря на солидный комплекс работ по указанной теме, они не позволяют увидеть картину суфийских практик кадирийских братств чеченцев и ингушей, живущих в Казахстане, в целом. В своей работе мы постарались восполнить создавшийся научный пробел и дополнить имеющиеся сведения новыми материалами по указанной теме.

Ввод в научный оборот новых материалов, касающихся функционирования суфизма в вайнахском1 обществе, позволит увидеть, как на различных исторических этапах менялись духовные практики мусульман, то приобретая латентный характер, то процветая.

Материал и методы

Исследование проводилось с использованием метода интервьюирования лидеров и последователей суфийских групп (всего 47 человек). Отбор респондентов ­производился исключительно по возрастному (не гендерному) принципу: индивиды 40–85  лет. Такая выборка обусловлена тем, что многие представители этой возрастной группы либо сами были участниками депортации, либо являются детьми и внуками депортированных и могут рассказать о пережитом или пересказать рассказы родителей, дедушек и бабушек. Национальный состав респондентов – ингуши и чеченцы.

В большинстве случаев интервью были индивидуальным. При этом многие информанты преклонного возраста не желали говорить на диктофон или видеокамеру, просили не делать записей в тетради, когда вопросы касались личной жизни или субъективного восприятия некоторых норм ислама, практикуемых ими.

В работе использовались современные методы историко-этнологического описания, необходимые для понимания смысла культурных явлений и детализации феномена ислама на территории Казахстана.

Интервью проводилось на русском и ингушском языках. Эмпирический материал, собранный в  ходе исследования, дополнил имеющиеся теоретические данные.

Депортация

Казахстан занимает девятое место в мире по величине своей территории, где проживает более двадцати миллионов людей, принадлежащих различным этническим и  религиозным группам. Некоторые народы, проживающие в этом регионе, имеют многовековую историю, но есть и молодые для данного региона мусульманские общины, которые появились в Казахстане в 40-х годах XX в. Известный исследователь ислама в Казахстане А.К. Муминов отмечает, что в Центрально-Азиатском регионе представлены различные исламские группы и суфийские братства, действующие также в среде депортированных народов [25, с. 48]. К числу последних относится кадирийский тарикат, распространившийся здесь в результате депортации ингушей и чеченцев 23 февраля 1944 г. Этот день вошел в историю ингушей и чеченцев как «День всенародной памяти и скорби по жертвам репрессий». Целые народы, объявленные преступниками, испытали тяготы депортации. Это было связано с идеологией советской власти, которая таким образом создавала противоречия в отношении этносов, деля их на титульные, малочисленные, коренные и т.д. Коммунистическая партия заложила в обществе дискриминацию человека по его национальности, которая была подкреплена записью в паспорте граждан СССР [26]. Эта политика позволила депортировать целые народы по их этническому признаку.

Депортированные испытывали массу трудностей, связанных как с переездом, так и с адаптацией в  условиях, совершенно непривычных для жителей южных регионов. Это не только суровые зимы, но  и сильное морально-психологическое давление со  стороны местных властей.

Из воспоминаний бабушки автора статьи: «Когда мы доехали до пункта назначения, казахи и представители других национальностей со страхом смотрели на нас, так как местные власти убеждали коренных жителей в том, что к ним привезли опасных государственных преступников, которые славятся тем, что они ­каннибалы. Меня с малолетними детьми взяли в семью, так как они видели, что дети еще малы и у меня нет мужа. Позже, когда они лучше узнали нас, они рассказывали, что боялись брать к себе полноценную семью из страха быть убитыми взрослыми мужчинами». Те же сведения приводит М. Поль, занимавшаяся ­изучением этой темы [24, с. 160].

Тем не менее часть местного населения, в основном казахи, относились с сочувствием к единоверцам и по возможности помогали выжить в условиях жесткого психологического, социально-экономического, политического и культурного давления.

Положение депортированных усугублялось дисперсным расселением родственников или односельчан. «Так было легче управлять, контролировать и применять к народу насилие. Легче искоренить все национально-этническое — язык, культуру, духовность, превратить народ в бессловесных рабов-манкуртов. Им нельзя было свободно встречаться и развивать свою культуру» [27, с. 170]. Привыкшие жить в родственной группе, компактно, они были подавлены морально. Зная, что в соседнем населенном пункте живут их близкие и родные, они не могли навестить их, т.к. самовольный переезд был наказуем ссылкой до 20 лет. Информанты сообщали, что «в комендатурах висела инструкция с перечнем ограничений для спецпереселенцев: в партию не принимать; в высшие учебные заведения не принимать; использовать спецпереселенцев только как чернорабочих; на руководящие должности не выдвигать; общественную работу не поручать; инициативу и  всяческие начинания не поощрять; никакими наградами и грамотами не награждать; в армию не призывать» [28, с. 116]. В таких бесчеловечных условиях началась жизнь ингушского и чеченского народов в Казахстане и продолжалась долгих 13 лет. Тяготы ссылки не смогли нарушить соблюдение депортированными их традиций, обычаев, они не забыли свой язык и религию. В  этих сложных условиях они сохранили и духовные практики зикра.

Почему ингуши и чеченцы не вернулись на Родину

После смерти Сталина репрессии ослабли, и в 1956 г. были сняты все ограничения по передвижению в стране, за исключением запрета поездки на Кавказ. В 1957 г. Указом Президиума Верховного Совета ССР была восстановлена Чечено-Ингушская АССР. Началось массовое возвращение народов на родину. Власти Северной Осетии стали активно мешать с помощью милиции и войсковых частей возвращению ингушей Пригородного района [29, с. 51]. Подобные проблемы возникли и у чеченцев, возвращавшихся из ссылки [23, с. 167].

В силу различных сложностей, возникавших в период реабилитации чеченцев и  ингушей, многие из них остались жить в Казахстане, рассчитывая, что они смогут вернуться домой, когда их права будут восстановлены. В 1991 г. был принят закон «О  реабилитации репрессированных народов», ­однако и  он не подвел черту под решением земельного вопроса. И сегодня длятся споры и противоречия между народами, проживающими на отторгнутых во время депортации землях, и потомками тех, кто с  этих территорий был насильственно выселен. Здесь же отметим, что в 90-е годы ХХ  в. численность чеченцев и ингушей в Казахстане значительно возросла после осетино-ингушского конфликта 1992  г., который является следствием этого нерешенного территориального вопроса, а также после первой и  второй чеченской кампаний. В  результате, для ингушей и чеченцев Казахстан стал второй родиной.

Кадирийские братства ингушей и чеченцев

в Казахстане

Несмотря на тяжелые жизненные испытания, выпавшие на долю переселенцев, они сумели сохранить свои важные этномаркирующие признаки. Даже находясь в  условиях ссылки, чеченцы и ингуши соблюдали вирдовую2 принадлежность. Стойкость переселенцев в исповедовании своей религии в  столь экстремальных условиях вызывала уважение со стороны местного населения в Казахстане [30, с. 137]. Ингуши и чеченцы стали своего рода рупорами ислама в регионе. Являясь адептами устазов  – основателей новых братств ветви Кунта-хаджи Кишиева – Бамат-Гирея-хаджи Митаева (1838? –1911), Батыл-хаджи Белхароева (1821–1944), Хусейна-хаджи Гарданова (1864–1914), Чим-Мирзы Таумерзаева (1866–1923), Мани-шейха Назирова (1840–1924) и Вис-хаджи Загиева (?–1973), они практиковали ритуал громкого зикра, в котором были различные элементы, отличающие их друг от друга.

В среде депортированных было важно проведение традиционных похоронных ритуалов. Выполнение всех необходимых обрядов грозило депортированным лишением свободы, и даже жизни [31, с. 68; 32, с. 5]. Мюридов поддерживала память о проповедях шейха Кунта-хаджи Кишиева, который говорил своим адептам: «Не оставляйте никого из братьев своих в голоде, холоде, нищете и в униженном состоянии. Злого победи добротой и любовью. Жадного победи щедростью. Вероломного победи искренностью. Неверного победи верой. Будь милосердным, скромным, готовым жертвовать собой. Ты в ответе за многих, если дух твой укреплен исламом, а вся твоя жизнь  – это путь ко Всевышнему» [33, с. 11]. Следование этим принципам во время депортации привело к консолидации вайнахских суфиев в сложный период выживания вдали от родины. Как отмечают информанты, их бабушки и дедушки, рассказывая о трудностях, которые они испытали во время депортации, подчеркивали, что связующим звеном общины оставалась религия. В отличие от мужчин, женщины были менее подвержены контролю со стороны властей. Они могли проводить зикры в совершенно не приспособленных для проведения ритуала помещениях. Например, землянка, укрытая снегом, без вентиляции, но с хорошей шумоизоляцией, позволяла проводить ритуал и исполнять религиозные песнопения без страха быть услышанными комендантами. Женщины собирались на зикры небольшими группами, чтобы оставаться незамеченными [34, с. 152]. Таким образом, и женская религиозная практика не была забыта в  период депортации.

Несмотря на суровый климат и давление со стороны местных властей, неформальные религиозные лидеры из числа депортированных служили сохранению ­суфийского ислама в местах ссылки. «По некоторым сведениям, в 1955 г. в Акмолинской области действовало более 20 суфийских групп, преимущественно тарикаты накшбандийа и  кадирийа [33, с. 253; 36, с. 460]. Самое последнее кадирийское братство зародилось в Казахстане во время депортации, его возглавил чеченский шейх Вис-хаджи Загиев. Он впервые ввел в практику совместное совершение зикра мужчинами и женщинами, что отличало его вирд от других религиозных братств.

Последователи шейха Вис-хаджи Загиева беспрепятственно проводили свои зикры. Это было связано с тем, что члены этого вирда жили обособленно, шейх Вис-хаджи Загиев имел хорошие связи
с руководителями колхоза, и последние не вмешивались во внутреннюю жизнь общины, так как ее  члены были очень дисциплинированными и исполнительными членами колхоза [34, с. 160].

На сегодняшний день в с. Красная Поляна на севере Казахстана проживает более 1100 человек — только чеченцы3. Все они являются последователями учения Вис-хаджи Загиева. Они строго соблюдают все заповеди своего шейха, проводят регулярные суфийские зикры с использованием инструмента, напоминающего бубен, который они называют жиргIа (чеч.) и национального музыкального инструмента наподобие скрипки — Iад хьека пандар (чеч.). В коллективном ритуале зикра могут принимать участие и женщины. Учитывая наличие запрета на смешение полов в ортодоксальном исламе, чаще всего женщина встает в круг зикра между отцом и братом, или другими близкими родственниками. Это  позволяет женщинам ощутить духовное единение и  полностью погрузиться в ритуальное действие. Висхаджинцы считают, что во время зикра мюрид должен проявлять уважение к каждому участнику ритуала и представлять, что впереди него идет Пророк Мухаммед, а позади него Абу Бакр ас-Сиддик. Именно этим принципом руководствуются мюриды всегда, независимо от того, участвуют в зикре женщины или нет.

Нужно отметить, что мюриды могут принимать участие в групповых зикрах и других религиозных братств, независимо от вирдовой принадлежности. Демонстрируя толерантность в отношении не входящих в братство прихожан местной мечети «Вайнах», шейх Алсабеков проводит службу на казахском языке. Это вызывает недовольство со стороны некоторых прихожан, которые считают, что богослужение в этой мечети должно проводиться на ингушском или на чеченском языке [37, с. 60]. Однако большинство ингушей и чеченцев поддерживают шейха, понимая, что на пятничной проповеди наряду с  ними могут быть и казахи.

Приверженцы разных религиозных братств, живущие в Казахстане, поддерживают тесную связь друг с другом. Самое многочисленное кадирийское братство в Казахстане – адепты Кунта-хаджи Кишиева. За ними следует братство Вис-хаджи Загиева. Остальные братства не столь многочисленны и  проживают в различных регионах Казахстана.

В Казахстане ингуши и чеченцы имеют возможность реализовать свою религиозную идентичность, строить мечети, медресе [22, с. 460]. Этих примеров много, и  они свидетельствуют о том, что в Казахстане депортированные народы волей судьбы ­обрели новую родину. Казахское общество приняло их в  свою многонациональную семью, где они стали ее полноправными гражданами. Кадирийские братства объединяются не только в рамках ритуальных практик, связанных с похоронно-поминальной обрядностью, но и в общественной жизни, оказывая благотворительную помощь нуждающимся4. По  регулярно выделяемой квоте для Казахстана ингуши и чеченцы в  составе паломников страны совершают хадж в Мекку и Медину. Ежегодно, 23 февраля в Казахстане проходят поминальные мероприятия, в  этот день кадирийские братства проводят громкие зикры, читают мавлиды. Руководство страны поддерживает их инициативы, направленные на созидательную деятельность, и мероприятия, связанные с их этнокультурной и религиозной идентичностью.

Не прерывается связь казахстанских чеченцев и ингушей и с исторической родиной. Они приезжают на Кавказ, чтобы встретиться с родственниками, посетить культовые места, связанные с памятью шейхов — основателей вирдов. Кунта-хаджи является самым почитаемым из шейхов, все ветви современных кадирийских братств среди ингушей и чеченцев образованы его адептами. Места захоронения его отца, сестер, жены и других родственников входят в круг мест почитания его адептов.

Сегодня география распространения кадирийских братств, образованных адептами Кунта-хаджи Кишиева, включает Кавказ, Казахстан и страны Европы, куда они переехали на постоянное жительство [38, с. 234].

Заключение

Подводя итоги исследования, можно констатировать тот факт, что суфизм, как и  на  Кавказе, остается важной частью духовной жизни ингушей и чеченцев в Казахстане. Выявлено несколько причин сохранения религиозной идентичности депортированных народов в многонациональном и поликонфессиональном казахстанском обществе. Одна из них – духовная «автономность» чеченцев и ингушей в вопросах религии на момент прибытия в Казахстан, которая достигалась достаточным количеством среди них духовных лиц, имевших богословское образование. Все вопросы вероисповедания и соблюдения мусульманской обрядности, таким образом, решались внутри общины без привлечения местного духовенства.

Другой причиной было различие в мазхабах местного и депортированного населения. Чеченцы и  ингуши являются приверженцами шафиитского мазхаба, а местное население – ханафитского.

Неоднозначное отношение казахов и других мусульман региона к практикам громкого зикра, практикуемого ингушами и чеченцами, где существует бег по кругу, используются бубен, скрипки, участвуют женщины, также вызывало непонимание и  множество споров о допустимости таких обрядов в  рамках традиционного ислама.

Весь комплекс указанных факторов порождал противостояние внешним факторам и, как следствие, внутреннее сплочение чеченской и ингушской общины.

Вместе с тем, чеченцы и ингуши показали высокую степень адаптивности к новым условиям среды проживания и при этом сохранили свои национальные особенности. Свидетельством тому является и то, что в Казахстане, близ города Атбасар, зародилось новое религиозное кадирийское братство Вис-хаджи Загиева, которое успешно функционирует по сей день и распространяется на Кавказ. В целом, суфийские практики зикра стали основным стержнем и консолидирующим фактором местного общества, который позволил сохранить и укрепить этнокультурное своеобразие ингушского и  чеченского народов.

Живя в Казахстане, ингуши и чеченцы сумели интегрироваться в социально-культурное пространство Казахстана, став важной и значимой частью общества. Эти народы представлены в различных областях культуры, науки, производства и, конечно, в духовной жизни местного общества. Кадирийские братства в Казахстане имеют возможность выполнять все предписания своих шейхов, обучать детей чтению Корана, открывать медресе и обучать всех желающих. На примере ингушей и чеченцев, проживающих в Казахстане, можно проследить тесное вплетение этнокультурных ­
и религиозных детерминант в процессы межкультурного взаимодействия между жителями многонационального и поликонфессионального казахстанского общества. Эта тема еще не до конца разработана и требует дальнейшего внимательного изучения для осмысления и прогнозирования процессов, происходящих в современных полиэтничных и поликонфессиональных обществах.

Makka Sultan-Gireevna Albogachieva

Author for correspondence.
Email: albmac@mail.ru

Russian Federation

Dr. Sci., Head of Dep. of Ethnology of the Caucasus

Views

Abstract - 142

PDF (Russian) - 36