PlumX

Abstract

В дагестанской историографии уделялось внимание изучению мусульманского духовенства и общинной знати. Ученые, занимающиеся исследованием социально-экономического развития Дагестана различных периодов, но в особенности XVIII – первой половины XIX в., в своих работах в той или иной мере останавливаются на этом вопросе, акцентируя внимание на тех или иных вопроса экономического и социально-правового положения представителей дагестанского духовенства и общинной феодальной и феодализирующейся знати. Если исходить из хронологии написания работ, в которых налицо интересующий нас вопрос, то перечень исследователей, писавших в своих трудах о духовенстве и общиной знати, следует начать прежде всего с С.В. Юшкова, который еще в 1938 г. написал и издал в Свердловске статью, посвященную особенностям феодализма в Дагестане (Юшков С.В., 1938). В 1947 г. в Москве была защищена кандидатская диссертация М.В. Саидовой под названием «Переход народов Дагестана от общинно-родовых отношений к феодальным», в которой поднимаются интересующие нас вопросы и приведена весьма содержательная характеристика, показывающая экономическое положение местной знати дагестанских сельских общин (Саидова М.В., 1947). Через 10 лет была издана крупная и весьма содержательная по поднятым вопросам монография выдающегося и широко известного в стране ученого Р.М. Магомедова, который собрал и обобщил большой фактический и историко-этнографический материал и на его основе дал характеристику как социальным слоям общества дагестанскому духовенству и общинной знати, практически выделившейся из общей массы свободного узденства своим правовым и экономическим положением (Магомедов Р.М., 1957). В 60-е гг. XX в. был издан ряд работ – как специальные статьи, так и крупные монографии, посвященные социально-экономическому развитию Дагестана. При этом, перечисляя и характеризуя сословные группы класса феодалов и население союзов сельских общин, авторы выделяют как привилегированную сословную группу верхушку дагестанского духовенства и выделившуюся из основной массы населения верхушку союзов сельских общин. Среди работ этого времени прежде всего укажем на статью Г.Г. Османова, посвященную социальному строю Дагестана в конце XVIII – начале XIX в. При перечне и характеристике социальных групп дагестанского общества автор статьи выделяет отдельно духовенство, которое, как отмечается в статье, «в силу своего общественного положения играло большую роль в жизни горцев» (Османов Г.Г., 1960. С. 140), и узденей, из среды которых и выделялась общинная феодальная и феодализирующаяся знать. В 1961 г. в издательстве АН СССР были изданы две крупные работы известных дагестанских ученых – Х.-М. Хашаева, посвящена общественному строю Дагестана в XIX в. (Хашаев Х.-М., 1961), и С.Ш. Гаджиевой, посвящена историко-этнографическому исследованию кумыков (Гаджиева С.Ш., 1961). В работе Х.-М.О. Хашаева говорится как о духовенстве, о котором приведен интересный материал, так и верхушке узденства, сосредоточившей большие земельные участки и множество крупного рогатого скота и овец и захватившей в то же время управление общины и их союзов. В монографии С.Ш. Гаджиевой в общих чертах дается характеристика духовенства, отмечается при этом, что оно относилось к господствующему классу (Гаджиева С.Ш., 1961. С. 111). В 1964 г. были изданы «Очерки истории Южного Дагестана» Х.Х. Рамазанова и А.Р. Шихсаидова (Рамазанов Х.Х., Шихсаидов А.Р., 1964), где авторы при изучении социального строя народов Южного Дагестана останавливаются и на интересующем нас вопросе. Особый интерес в их работе вызывает материал по феодальной и феодализирующейся знати союзов сельских общин, сосредоточившей в собственности большие земельные угодья и сотни и тысячи голов крупного рогатого скота и главным образом овец. Говоря о духовенстве, авторы монографии подчеркивают их привилегированное положение в обществе, перечисляют по степени важности их должности, в связи с чем показывают занимаемое ими в обществе положение. О «богатеях», «родовой знати» вольных обществ, наследственных управителях из духовенства и вообще о большой роли кадиев, дибиров и мулл писал в своей монографии, изданной в издательстве «Наука» в 1965 г., В.Г. Гаджиев (Гаджиев В.Г., 1965. С. 41–43). В 1970 г. Г.Д. Даниялов издал большую монографию, посвященную классовой борьбе в Дагестане во второй половине XIX – начале XX в. По вопросу о духовенстве и феодальной и феодализирующейся знати дагестанских союзов сельских общин в работе дается очень интересный материал. Автор работы ставит прямую аналогию между высшим мусульманским духовенством Дагестана и феодалами – владельцами земель, скота, богатства, которое, как и феодалы, эксплуатировало зависимое крестьянство и являлось владельцами рабов. Не менее интересен материал о феодальной знати союзов сельских общин, который приводит автор в своей монографии (Даниялов Г.Д., 1970. С. 29–30, 43–44, 46–47, 63, 65). В этом же году была издана совместная монография Б.Г. Алиева, Ш.М. Ахмедова и М.-С.К. Умаханова, третья глава которой посвящена общественно-политическому устройству союзов сельских общин в XVII–XVIII вв. (на примере Акуша-Дарго). Она основана на материалах кандидатской диссертации Б.Г. Алиева, где на конкретных данных показано выделение в Верхней Даргинии феодализирующейся верхушки не только в лице наследственных кадиев – светских и духовных глав союзов сельских общин и старшин, но и других «богатеев» – верхушки сильных, влиятельных и богатых тухумов, практически захватившей общинное управление (Алиев Б.Г., Ахмедов Ш.М., Умаханов М.-С.К., 1970). Более подробно и на основе дополнительных источников и историко-этнографического материала указанные вопросы о мусульманском духовенстве и феодализирующейся знати союзов сельских общин изучены в авторских монографиях и совместных работах, посвященных как различным союзам сельских общин (Алиев Б.Г., 1972. С.111–151; 1980. С. 44–62; Алиев Б.Г., Султанбеков Р.М., 2006. С. 33–44; Алиев Б.Г., Муртазаев А.О., 2008. С. 145–163) и проблеме их социально-экономического и политического развития в целом (Алиев Б.Г., 1999. С. 164–227), так и свободному узденству феодального Дагестана (Алиев Б.Г., 2007. С. 134–158, 345–392) и проблеме дагестанского крестьянства XVIII – первой половины XIX в. в целом (Алиев Б.Г., 2009. С. 89–107, 365–368). Профессор М.Р. Гасанов, исследуя социально-экономическую и политическую историю Табасарана, наряду с другими социальными группами населения, перечисляет и мусульманское духовенство Табасарана. При этом он говорит о многочисленности табасаранского духовенства и показывает, как духовные служители распоряжались мечетскими землями, пользовались доходами с них и в то же время получали еще дополнительные доходы при сборе мечетской десятины – заката (Гасанов М.Р., 1978; 1994). И в работе других отдельных авторов, писавших свои работы в 80–90-е гг. XX в. и в начале XXI в. и издавших их в разные годы, поднимается вопрос о дагестанском духовенстве и феодальной и феодализирующейся знати (Мансуров Ш.М., 1995. С. 89–119; Мансурова А.Г., 1995. С. 81–98). Пожалуй, приведенными последними работами можно завершить перечень исследований и их краткий анализ, в которых (у одних более или менее полно, а у других – менее) поднимается интересующий нас вопрос, так как, хотя и в ряде работ других авторов этот вопрос и затрагивается, но это лишь констатация того, что высшее мусульманское духовенство Дагестана можно отнести к феодальному классу и в союзах сельских общин не было равенства, здесь выделялись богатые и бедные. Но, как бы то ни было, можно сказать, что вопрос о дагестанском мусульманском духовенстве и местной общинной феодализирующейся знати союзов сельских общин в какой-то мере изучался и до нас. Целью же нашей статьи является более полно и на конкретных примерах показать, что дагестанское высшее мусульманское духовенство и местная общинная и союзная знать действительно по своему социально-правовому и экономическому положению находились в одном ряду (а не просто стояли близко) с имевшими место в реальной жизни дагестанского общества различными сословными группами класса феодалов. Мусульманское духовенство, которое имелось во всех феодальных владениях и союзах сельских общин Дагестана, в XVIII – первой половине XIX в. выступало как одна из сословных групп дагестанского общества. Но так как среди духовенства были разные группы, отличавшиеся и по своему общественно-политическому и экономическому положению, то речь может идти только о его верхушечной части. Это – кадии, шейх-уль-исламы, шейхи, сеиды, эфенди, которые и выступали в качестве духовных феодалов. К феодальной группе, конечно же, невозможно отнести простых служителей мечетей, которые практически в своем большинстве не отличались по своему положению от рядовых членов общества, ведущих свое хозяйство своими собственными силами и имевших в собственности такие же мюльковые участки, как и свободные члены общества – уздени. Эта часть духовенства (сельские муллы, будуны) в основном вербовалась из состава крестьянства, в то время как представителями высшего духовенства были либо потомки различных религиозных деятелей арабского происхождения, либо наследники местных религиозных особ, которые превратили свою религиозную власть в наследственную, передавая ее только членам своего тухума и даже семейства. В этом плане весьма показательно сообщение «Исторического обзора действий правительства по устройству мусульманского духовенства за Кавказом», составленного в 50-х гг. XIX в., где сказано: «… между суннитами мы находим особенности духовного устройства… К числу таковых особенностей должны отнести привычку сохранения духовных степеней в известных родах, обычай, который доселе в Дагестане так силен, что кадий, происходя из известного рода, не только может быть совершенною невеждою в своем законе, но даже может не знать ни читать, ни писать, нанимая за себя с ведома всех и каждого какого-либо грамотного муллу, пишущего за него законные решения» (РГВИА. Ф. ВУА. Кол. 482. Д. 101. Л. 10). Важно отметить, что из привилегированных слоев, т.е. класса феодалов, духовных лиц было мало, на что указывал в свое время и Г.Д. Даниялов, писавший также: «Среди духовенства были разные группы, а потому невозможно себе представить его монолитным и целостным. Так, если шейх-уль-ислам, находившийся при владетельном князе, в торжественных случаях сидел даже выше самого князя, имел свои земли, богатства и зависимых крестьян, то низшее духовенство непосредственно срасталось с крестьянством, не отличалось от него и внешне» (Даниялов Г.Д., 1970. С. 43). В изучаемое время духовенство в Дагестане представляло из себя довольно многочисленную группу населения. Согласно имеющимся сведениям, в середине XIX в. в Дагестане насчитывалось 8600 духовных лиц (ЦГА РД. Ф. 126. Оп. 2. Д. 71. Л. 7). До присоединения Дагестана к России дагестанское мусульманское духовенство играло большую роль в жизни общества. Согласно сообщению приведенного выше «Исторического обзора…», духовенство в Дагестане составляло «важнейший класс общества и ограничивало некоторым образом самую ханскую власть, потому что хотя ханы имели постоянно право жизни и смерти, смены и назначения каждого отдельного лица этого сословия, но они не могли коснуться прав и преимуществ всего сословия вообще, потому что это считалось бы посягательством на священное постановление пророка» (РГВИА. Ф. ВУА. Кол. 482. Д. 101. Л. 3). Как отмечал Г.Г. Османов, – «Такое влиятельное положение духовенства в дагестанском обществе в известной мере обеспечивало монополией на образование», подкрепив этот вывод цитатой из «Исторического обзора…», свидетельствующей, что духовенство являлось «образованнейшим классом мусульманских владений», у которого «владетели постоянно искали беседы и советов», что давало им возможность оказывать влияние на все дела хана (РГВИА. Ф. ВУА. Кол. 482. Д. 101. Л. 3; Османов Г.Г., 1960. С. 149). Главным преимуществом дагестанского мусульманского духовенства, как и других сословных групп класса феодалов, даже наиболее низшего из них – сала-узденей, являлось то, что духовные лица были освобождены от податей и повинностей в чью-либо пользу (феодальных правителей, беков и т.д.). Причем эти преимущества сохраняли и их дети, перешедшие в «светское состояние» (РГВИА. Ф. ВУА. Кол. 482. Д. 101. Л. 13; Османов Г.Г., 1960. С. 149). Еще в XVII в. турецкий путешественник Эвлия Челеби сообщал, что дагестанское духовенство не платит никаких налогов падишаху (шамхалу), а подчиняется его воле. Духовенство пользуется еще большими правами и преимуществами. Согласно сообщению «Исторического обзора…», и высшее духовенство подразделялось на различные категории, начиная от «находящихся в услужении хана» и до «высших членов духовенства, которых нередко ханы возводили в достоинство беков» (РГВИА. Ф. ВУА. Кол. 482. Л. 11), в связи с чем Г.Г. Османов писал: «Это неравенство порождалось сословным характером всего дагестанского общества» (Османов Г.Г., 1960. С. 150). Особенно в близких отношениях к правителям Дагестана находилась та верхушка дагестанского мусульманского духовенства, которая служила им, занимая различные должности и выполняя их разнообразные поручения. В 20-е годы XIX в. Хрисанф, который был в Аварском ханстве в 1828 г., писал, что хунзахский кадий «сверх своей обязанности исправляет и должность секретаря при хане, участвуя и во всех важных советах вроде министра» (Хрисанф, 1958. С. 269). Через год Ф.П. Скалон отмечал, что кадий, как и Андолов-бек с братьями и чанков и даже узденей, вмешивался в управление ханством (Скалон Ф.П., 1829. С.277). Р.М. Магомедов писал, что у шамхала Тарковского в качестве везира был шейх. Он полагал, что этот шейх «был главным духовным лицом, если не для всей Кумыкии, то, по крайней мере, у шамхала» (Магомедов Р.М., 1957. С. 177). Таких служителей при ханском дворе, видимо, правители и «возводили в достоинство беков». Близость к правителям способствовала еще большему возвышению высшего духовенства, что позволяло им вмешиваться во внутренние и внешнеполитические дела феодальных владений и вело к их обогащению. «Представители духовенства, – писал Г.Д. Даниялов, – стремились к власти, получали почести, порою и богатства, в значительном количестве имели и рабов. Как высшее сословие, были явными угнетателями, наравне с беками и князьями. Некоторые из них, имея должности по наследству, были богатейшими землевладельцами, на которых работали крестьяне» (Даниялов Г.Д., 1970. С. 44). Поэтому духовенство в Табасаране, как об этом пишут авторы «Очерков истории Южного Дагестана», «своими проповедями освещало и оправдывало угнетение трудового населения феодальным классом. И сами духовные лица эксплуатировали народ, получая различные поборы за исполнение религиозных обрядов» (Рамазанов Х.Х., Шихсаидов А.Р., 1964. С. 152). Дополним эти слова, сказанные о табасаранском духовенстве, свидетельством И.Н. Березина, писавшего в первой половине XIX в.: «Духовенство в Табасаране избирается по народному согласию из грамотеев; Кадий пользуется доходом большим, нежели Беки; муллы получают от жителей десятину пшеницы, из сорока баранов – одного, за бракосочетание, похороны, раздел наследства после покойных и проч. получают вознаграждение лошадьми, рогатым скотом, ослами, баранами и наконец, деньгами и разными вещами. Духовенство присутствует на народных собраниях, где имеет сильный голос, и принимает участие в сражениях словом и делом» (Березин И., 1850. С. 80; См. также: ЦГА РД. Ф. 150. Оп. 1. Д. 4б. Л. 36; Ковалевский М.М., 1890. Т. II. С. 161). Останавливается в своих работа на духовенстве и М.Р. Гасанов. Отмечая многочисленность духовных служителей, он пишет, что мечети имели «значительные земли», которыми «распоряжались духовные лица, и почти весь доход, получаемый с них, использовали для своих нужд. Мечети имели доход в виде заката, который равнялся 1/10 сбора урожая крестьянина… в пользу мечетей выделялся также крупный и мелкий рогатый скот с каждого или с группы дворов» (Гасанов М.Р., 1978. С. 36–37; 1994. С. 181). Аналогично было положение духовенства и в других феодальных владениях. Так, о кумыкском духовенстве Р.М.Магомедов писал: «На местах в больших селениях сидели кадии и муллы, в малых – один мулла. Мечети имели свои земли. Распоряжались ими кадии и муллы, и весь доход использовали на нужды мечети и обслуживающего персонала. Земли обрабатывались крестьянами. Кроме того, мечети имели доход от «вакуфных» земель и «заката», т.е. 1/10 сбора урожая крестьянина. В зависимости от общего наличия скота в пользу мечетей выделялся также крупный и мелкий рогатый скот» (Магомедов Р.М., 1957 С. 177). С.Ш. Гаджиева также отмечала, что кумыкское духовенство, отнесенное ею к господствующему классу, «кроме своих мюльков пользовалось вакуфными, или примечетскими землями, распоряжалось значительной частью «заката», получаемого от крестьян в размере десятой части их урожая, а также от других доходов крестьян» (Гаджиева С.Ш., 1961. С. 111). Об Аварии Х.-М.О. Хашаев писал: «Духовенство в Аварии было многочисленным и пользовалось огромным влиянием на население. Оно было сильно и экономически, так как всякие поборы от населения, прямо предусмотренные шариатом, не только обеспечивали нужды духовенства, но и давали возможность накапливать богатства. Многие кадии и дибиры имели свои крепкие хозяйства, в которых работали верующие. Духовенство не только экономически, но и идейно порабощало трудящихся». Как отмечал далее Х.-М.О. Хашаев: «Фольклор разоблачает жадность, обман, ложь и недостойные поступки духовенства». Для подтверждения сказанного он привел одну притчу, согласно которой по наставлению дибира, чтобы вызвать дождь, все женщины селения должны были по возвращении в селение после моления приготовить много еды для раздачи ее в качестве милостыни. Придя домой после вечернего намаза, дибир застал жену, приготовившую много еды. Он «разъяренный, бросился бить ее за то, что она расточительна. Рыдая, жена ответила ему, что ведь он сам целый день наставлял готовить побольше еды, чтобы раздать милостыню; дибир ответил ей: «Это не относится к тебе – жене дибира» (Хашаев Х.-М., 1961. С. 157). Об эксплуатации рядового узденства и зависимого населения Дагестана в связи с наличием у мечетей земельной собственности – вакуфа, а также и других формах эксплуатации духовенством рядовых членов общин Дагестана вообще Г.Г. Османов писал так: «Все тяготы по наблюдению за вакуфным имуществом, по обработке земли, сбору урожая, по доставке дров для мечетей, по ремонту домов, мельниц и т.д. и т.п. лежали на крестьянах. Духовенство осуществляло лишь надзор за аккуратным поступлением доходов. Широко практиковалась также сдача вакуфов в аренду» (Османов Г.Г., 1960. С. 150). Нельзя не отметить еще интересный момент по вопросу о дагестанском мусульманском духовенстве – наличии среди определенной части, подобно как и среди беков, первостепенных, т.е. рожденных от равных себе женщин и не равных, рожденных от других женщин. По этому поводу В. Линден писал: «сеидами (сеид – господин, глава, старшина. – Авт.) мусульмане обычно называют потомков Магомета. Сунниты именуют сеидами потомков Абу-Бекра, Омара и Османа… Сеиды делятся на две группы: к первой относятся те из них у коих как отец, так и мать были сеидами, а к другой, – так сказать «неполные» сеиды (шарифы), только один из родителей которых был сеидского происхождения» (Линден В., 1916. С. 294). Он отмечал также, что среди населения сеиды пользовались почетом, не вносили никаких податей и не отбывали никаких повинностей и что это была наиболее существенная их привилегия (Линден В., 1916. С. 294). Еще ранее С.М. Броневский также отмечал, что хотя духовенство находится в «глубочайшем невежестве, однако всякое в своем кругу имеет приличную власть и уважение», что он объяснял причиной «малого просвещения жителей и чрезмерной их склонности к суеверию». Духовенство С.М. Броневский относил ко второму классу «народного состояния», но при этом ошибочно считал, что муллы посылались «большею частию из Турции» (Броневский С.М., 1923. Ч. 1. С. 46). Причем по занимаемому в обществе положению духовенство он ставил выше «дворянства», в составе которого вместе с узденями, азнаурами и мурзами он перечислял беков (Броневский С.М., 1923. Ч. 1. С. 46). После присоединения Дагестана к России положение мусульманского духовенства заметно изменилось, «оно быстро потеряло все свои преимущества». Понимая роль мусульманского духовенства в политической жизни общества, царские власти в Дагестане приняли ряд мер, направляемых на подрыв позиций духовенства. Из ведения духовенства были изъяты уголовные дела, чем был нанесен чувствительный удар по экономическому положению и моральному весу кадиев, творивших суд по шариату. Духовные лица стали назначаться царскими властями. Конечно, царские власти относились к различным духовным служителям по-разному. Тем из них, которые были верны царскому престолу, назначались пенсии и жалованья, их одаривали землей и различным имуществом наравне с ханами и беками. В то же время царские власти лишали сословных привилегий низшие слои духовенства, с них стали взимать подати (РГВИА. Ф.ВУА. Кол.482. Д.101. Л.16). Естественно, это не могло не вызывать недовольства духовенства. Управляющий гражданской частью дербентского военного губернатора генерал-майор Минквиц писал по поводу намерения изъять из ведения духовенства гражданские дела: «Исключение из шариатского разбора исковых и тяжебных дел не семейных… возбудило бы ропот… со стороны мусульманского духовенства за то, что оно потеряло бы доход, доставляемый ему разбором споров и тяжб, возникающих между их единоверцами, значением какового ропота не должно пренебрегать, особенно при настоящих высших обстоятельствах» (Цит. по: Османов Г.Г., 1960. С. 151), т.е. в условиях Кавказской войны. В связи со сказанным Г.Г.Османов, который и цитирует приведенный выше документ, писал: «Недовольство мусульманского духовенства, особенно его низших слоев, приняло такой широкий размах, что в конце концов царские власти вынуждены были пойти на уступки» – «судебное разбирательство споров и тяжб между мусульманами», согласно решению Совета Главного управления Закавказского края от 1856 г., следовало «проводить в том суде – в шариатском или в присутствии судебном – по выбору самих мусульман» (ЦГА РД. Ф. 3. Оп. 1. Д. 24. Л. 13; Османов Г.Г., 1960. С. 151). Вместе с тем, колониальные власти, чувствуя влияние духовенства на верующее население, «стали всеми мерами привлекать духовных лиц на свою сторону и опираться на них в проведении своей политики» (ЦГА РД. Ф. 3. Оп. 1. Д. 24. Л. 2–3; Османов Г.Г., 1960. С. 151). В таком состоянии находилось дагестанское мусульманское духовенство согласно существующим источникам и литературе, где оно показано как действительный представитель класса феодалов, имевший и земельную собственность, и различные права, отличающие его от крестьянской массы и ставящие его в один ряд с другими сословными группами феодалов. К феодальной знати Дагестана относилась и выделившаяся в союзах сельских общин богатая верхушка джамаатов и союзов сельских общин, среди них одни уже в исследуемое время ничем не отличались от настоящих феодалов, другие находились на переходной стадии. По мнению Р.М. Магомедова, выделение земледельческой знати в аварских союзах сельских общин происходило в двух направлениях. В одних из них усиленный процесс выделения земледельческой и скотоводческой знати происходил еще в XVIII и первой половине XIX в., а в других – процесс превращения патриархально-феодальной знати в феодалов к этому времени был уже в основном завершен. В XVIII в. здесь произошло выделение особых феодальных династий (Магомедов Р.М., 1957. С. 55; 1968. С.215). Типичным представителем такой знати, например, в Тинди был Динга Хаджи, который был феодалом, пользовался «определенной формой господства, имел экономическую силу и политическую власть», «превратившись из племенного вождя в князя. По преданию, Динга Хаджи был крупным работорговцем, владельцем больших отар овец, пастбищ и пахотных участков; он имел четыре жены, был неограниченным властелином в обществе». Г.Д. Даниялов, чьи слова приведены выше, восклицает: «Как иначе, чем феодалом, можно назвать такого предводителя набегов, наводившего ужас на Грузию?» (Даниялов Г.Д., 1970. С. 46–47). Знатнейшим лицом в Джурмуте в это время был Мама Шабан (РГВИА. Ф. ВУА. Д. 6528. Ч. 2. С. 2. С. 110). Интересный пример, как старшина одного из тухумов в с. Батлух становится типичным феодалом, привел Х.-М.О. Хашаев. Он писал, что в этом селении по согласию двух других тухумов старейшина третьего тухума Агатилал был избран ханом Батлуха, и он стал называться Балук-ханом. Только он один имел право молотить хлеб в селении, остальным запрещалось возить снопы в селение. Он сам женился на дочери аварского хана и выдал свою дочь Монаршал-Урижа за одного из беков аварского ханского дома (Хашаев Х.-М., 1961. С. 138), что является показателем возвышения этого бывшего старейшины узденского тухума до уровня правителей феодальных владений, которые считали его равным себе, почему и вступил с ним в родственные связи аварский хан. Выделение феодальной (фактически) и феодализирующейся знати происходило в союзах сельских общин всех народов Дагестана. Именно эта часть джамаатов союзов захватила общинное управление, стала привилегированной частью общества, превратив управление общиной в наследственное в своем тухуме или в семье право. Наиболее наглядным примером этому может быть акушинский кадий, являвшийся одновременно правителем федерации пяти верхнедаргинских союзов сельских общин, известной под названием Акуша-Дарго. В источниках указывается, что звание акушинского кадия «до русского управления было наследственным в роде или тухуме кадиевском» (ЦГА РД. Ф. 90. Оп. 1. Ед.хр. 7. Л. 8). Кадием Акушинского союза выбирался представитель из тухума Верхнего аула (Хъарша) Кьадихъали и «такого случая, чтобы обошли в выборе род кадиевский при выборе главного кадия не было примера» (ЦГА РД. Ф. 90. Оп. 1. Ед.хр. 7. Л. 8; РГВИА. Ф. 205. Оп. 1. Д. 139. Л. 10; Ф. ВУА. Д. 6514. Л. 39; Адаты даргинских обществ). Как и в феодальных владениях Дагестана, в которых их правителям подчинялись беки, в Акуша-Дарго акушинскому кадию подчинялись все кадии союзов Цудахар, Мекеги, Усиша и Муги, они находились «в зависимости от главного даргинского кадия» (Гене Ф.И., 1958. С.346; РГВИА. Ф. ВУА. Д. 6164. Ч. 93. Л. 8), он «решал с советом старшин важнейшие общественные дела, управляя притом духовною властью» (РГВИА. Ф. 414. Д. 301. Л. 416). Акушинский кадий являлся верховным правителем, судьей, военачальником. Он следил за соблюдением норм шариата и адата, разбирал споры между обществами, входившими в Акуша-Дарго, он «имел право подвергнуть личному разбирательству те или иные споры, возникающие не только между отдельными общинами, но и между частными лицами» (Ковалевский М.М., 1890. Т. 2. С. 263). К нему апеллировали по всем спорным вопросам, которые разбирали духовные и гражданские суды (ЦГА РД. Ф. 90. Оп. 1. Ед. хр. 7. Л. 8). В функцию власти акушинского кадия входили также сбор ополчения и начальствование над ним. Акушинский кадий был главным лицом при вступлении шамхала Тарковского в управление, на которого он надевал специальный головной убор. Все функции власти акушинского кадия очень схожи с функциями власти феодальных владетелей Дагестана. И не случайно в источниках он называется «владельцем», «владетелем» (АВПР. Ф. Сношения России с Персией. 1730 г. Д.16. Л.253), что дает нам основание ставить акушинского кадия в один ряд с феодальными владетелями Дагестана. Как писал Р.М.Магомедов, превратив «публичную власть, которую он получал от общины, в средство внеэкономического принуждения и феодального произвола», акушинский кадий, «бывший главой для всех кадиев Акуша-Дарго, быстро становится типичным феодалом» (Магомедов Р.М., 1977. С. 100). Возвысились в своих союзах и кадии Цудахара, Сюрга, Урахи, Согратля, Анцуха и других союзов сельских общин, которые также превратили свою власть в наследственную и имели в своих союзах большую власть, решая все важнейшие дела общин и взаимоотношения их жителей. Остановимся на других союзах сельских общин. В Южном Дагестане, как писал Р.М. Магомедов, «в Ахтах и Кюре с древних времен существовала феодальная знать, она пользовалась всеми привилегиями земельных собственников и, прикрываясь адатами, эксплуатировала местное население» (Магомедов Р.М., 1957. С. 224). В Ахтах, например, жители квартала кулияр, являвшиеся переселанцами из Цахура, Зрыха, Караку и Убарына, платили харадж и выполняли некоторые полевые работы на ахтынцев (Панек Л.Б. Ахты как экономический, политический и культурный центр лезгин Самурской долины // РФ ИИАЭ ДНЦ РАН. Ф.30. Оп.3. Д.3. Л.119). Другой квартал Ахтов назывался Гьакъар, что значит «те кто платит дань» (Рамазанов Х.Х., Шихсаидов А.Р., 1964. С.69). Р.Г. Маршаев писал, что в гюнейской части Ахтов помимо аксакалов, являвшихся наследственной по прямой нисходящей линии феодальной знатью, выделилось еще одно привилегированное сословие так называемых бахтичияров, т.е. «приобретшие богатство путем грабежа соседних лезгинских селений и набегов на другие места». Он сравнивал бахтичияров с первостепенными узденями феодальных владений Дагестана и указывал, что они в основном являлись выходцами из богатых узденских тухумов Кабанар, Касрияр и Сирияр (Маршаев Р.Г., 1957. С. 115). Это была своего рода военно-служилая знать, благодаря которой были подчинены Ахтынскому обществу другие села самурских лезгин. И в других союзах сельских общин наблюдается в исследуемый период выделение общинной феодализирующейся знати. В с. Муги (Акуша-Дарго) само узденство делилось на две группы – имеющие домостроение (юртла бегIти) и не имеющие домостроения (юрт агарти). Старшин-судей выбирать имели право только первые, у которых было 4 тухума. В Цудахаре наиболее влиятельными также были 4 тухума. В Цудахаре жил некий Сулибанилов, относящийся к той разбогатевшей тухумной верхушке, из числа которой избирались хулелы (старшины) и кадий (Магомедов Р.М., 1977. С. 106–107). В с. Чиркей знатными считались потомки тухумов Пирсулал и Буралал или Урусилал (Алиев Б.Г., 1972). Еще в 30-е гг. ХХ в. Б.К.Далгат в Тидибе наблюдал «интересное явление, указывающее на неравенство между собой различных тухумов и выделение одного тухума более сильного, господствующего, как бы правящего над другими, своего рода феодального тухума» (Далгат Б., 1934. Л. 37). В ряде сел Гидатлинского союза была правящая верхушка, известная как шамхалы. Привилегированные тухумы имелись в Салта, Корода, Арчибе, Салатавии и т.д. В лезгинских селениях влиятельными тухумами были: в Курахе – Мирчияр, Мангарар, Тахэр и Кадиярт; в Гельхеме–Кабулар; в Ашаре – Чирахляр; в Кабире – Куруджияр и Казаглар; в Гильяре–Перер и т.д. Только они выдвигали на высшие административные должности своих предствителей (Памятники обычного права Дагестана... 1965. С. 41–42). В муйринских селениях Чишили и Ираги богатые и влиятельные тухумы, от которых зависели другие тухумы, назывались ЧIанкIаби, в с. Дзилебки – талхъунти, т.е. их называли так же, как и феодалов (Алиев Б.Г., 1966; 1968). В центре союза Гапш – с. Уркарах привилегированным был тухум КьанцIабар, которй имел большие богатства (в особенности крупный рогатый скот) и правовые преимущества (Памятники обычного права Дагестана… 1965. С. 33). В сюргинском с. Урари – центре союза главным тухумом был Хулатта-кади, затем Багамма-кади, Омар-кади и Алай. Пользуясь своей многочисленностью, тухум Алай захватил лучшие сенокосные и пахотные земли (Магомедов Р.М., 1979. С. 220). Как и повсюду в период феодализма, феодальная и феодализирующаяся общинная знать союзов сельских общин сосредоточила в своих руках, кроме земель и скота, и всевозможное богатство. Говоря словами Ф.Энгельса, в союзах сельских общин происходил процесс, когда «всякое богатство, состоящее из движимости, в то время, естественно, зависело от обладания землей и все больше и больше скоплялось в тех же самих руках, что и земельная собственность» (Энгельс Ф., 1961. С. 497). Это, конечно, в первую очередь военная добыча, состоявшая из разнообразных вещей, ценностей, скота и пленников, которых превращали в рабов или обменивали и продавали за земли, скот, деньги и разнообразные вещи. Поэтому знать союзов сельских общин с охотой принимала участие в походах феодалов за пределы Дагестана и в их междоусобицах, за что получала, кроме добычи, плату от нанимателей. Так она еще больше обогащалась, и разрыв между ею и рядовыми общинниками все больше и больше увеличивался. В с. Кубачи, например, основатель тухума Акайлы «был умен и храбр», и он еще больше обогатился, участвуя в походах за пределами Дагестана на стороне уцмиев кайтагских, в частности уцмиев «Радзи, Амир-Гамзе и Мама», как сказано в источнике, «с последними он часто делал набег на Грузию» (Памятники обычного права Дагестана… 1965. С. 17). Часто именно такие богатеи, как Акайлы, становились кадиями и старшинами в своих джамаатах и союзах сельских общин. В источниках изучаемого периода они – богатеи, старшины, как и правители дагестанских феодальных владений, известны как амиры, т.е. правители. Это говорит о том, что старшины по своему положению сравнялись с местной знатью и фактически превратились в особое сословие. Такими, например, были Али-бек и Хаджи из с. Орота, Маллачилав из Унцукуля, Курбан из Карата, Магомед, сын Али Мола из Балаханы, Мола Магомед из Ирганая (Мирзамагомедов Г.М., 1984. С. 37), Мама Шабан из союза Джурмут, Харанчи Али Абдурахман и его сын Зага из Ругельда, Муртузали и Потберов из Урада (РГВИА. Ф.ВУА. Д.6528. Ч.2. С.110, 231, 239) и т.д. Выделение общинной знати, сосредоточившей в своих руках не только земли, скот и огромное богатство, но и политическую власть, привело к различного вида зависимым отношениям и эксплуатации рядовых, в особенности обнищавших и малоземельных общинников, вынужденных в силу отсутствия или недостаточности средств существования попадать в зависимость от своих же сородичей и односельчан. Кроме того, общинная знать широко применяла в своем хозяйстве труд рабов (Агларов М.А., 1968. С. 114).