History, Archeology and Ethnography of the Caucasus

В статье представлены некоторые результаты исследований двух некрополей раннего этапа аланской культуры на Среднем Тереке. В общей сложности было раскопано 162 погребальных комплекса III – первой половины V в. н.э. и одно захоронение XIV в. н.э. В мае-августе 2019 г. Терская комплексная археологическая экспедиция (ООО «Научно-производственный центр «ДАРС»»), Кавказская экспедиция (Институт археологии РАН) и Чеченская экспедиция (Институт гуманитарных исследований АН ЧР) на средства ПАО «Газпром»/ООО «Газпроминвест» (Санкт-Петербург) и ООО «Кирус» (Грозный), провели охранно-спасательные исследования курганных могильников Октябрьский I и Киевский I (рис. 1) в зоне строительства магистрального газопровода «Моздок–Грозный» в Моздокском районе Республики Северная Осетия-Алания.

Курганный могильник Октябрьский I примыкает к административной границе между Республикой Северная Осетия-Алания и Чеченской Республикой. С севера он ограничен обрывом коренного берега р. Терек. К востоку продолжается на территории Надтеречного района Чеченской Республики, где носит название Братские 1-е курганы и образует вместе с последним единый некрополь. Большая часть могильника находится на полях и в настоящее время подвергается интенсивной распашке. Как и могильник Братские 1-е курганы он принадлежит Братскому 1-му городищу [1, с. 8; 2, с. 68] раннего этапа аланской культуры, расположенному на высоком правом берегу р. Терек на территории с. Братское. Распространение курганов вокруг Братского 1-го городища в виде могильников Братские 1-е курганы, Братские 2-е курганы и Октябрьский I маркирует границы единого некрополя данного городища общими размерами 6,5х3,5–2 км [3, с. 197].

Изучение некрополя Братского 1-го городища началось достаточно давно. На могильнике Братские 1-е курганы в 1963 г. Р.М. Мунчаевым были раскопаны 5 подкурганных катакомб аланской культуры [4; 5], датирующихся серединой – второй половиной III в. н.э. На могильнике Октябрьский I в 1971 г. М.П. Абрамова исследовала 6 курганов середины – второй половины IV в. н.э. [6; 7]. Следующие работы были проведены в 2018 г. в рамках охранно-спасательных исследований в зоне строительства магистрального газопровода «Моздок–Грозный», в ходе которых было исследовано 162 курганных и бескурганных погребальных комплекса раннего этапа аланской культуры Северного Кавказа, датирующихся первой половиной III – серединой (третьей четвертью) IV в. н.э. [3].

В рамках того же проекта в 2019 г. были продолжены раскопки на могильнике Октябрьский I1. В общей сложности на площади более 3 га было исследовано 122 курганных и бескурганных погребальных комплекса, датируемых от первой половины III по первую половину V в. н.э.

Насыпи курганов полностью разрушены распашкой. Подкурганные погребения были окружены ровиками округлой или, реже квадратной/прямоугольной в плане формы, как правило, с двумя разрывами в контуре (перемычками) в северном и южном секторах. В сечении ровики трапециевидной формы. Диаметр округлых ровиков варьировал от 11 до 30 м, размеры квадратных достигали 28х28 м; ширина ровиков на уровне материка – до 1,6 м, глубина от уровня древнего горизонта – до 1,5 м. В заполнении ровиков встречались фрагменты сосудов и кости животных, связанные с поминальными ритуалами.

Доминируют катакомбы типа I (по К.Ф. Смирнову и Мошковой, Малашеву) [8; 9] (длинная ось камеры перпендикулярна длинной оси входной ямы) (рис. 2, 1; 6, 1). Входные ямы трапециевидной или прямоугольной в плане формы ориентированы длинной осью широтно с отклонениями. Глубина входных ям от древнего горизонта варьирует от 1 до 4 м. Камеры овальной, прямоугольной и трапециевидной в плане формы ориентированы меридионально и находились у западных стенок входных ям. Конструкция свода была различной: в погребениях первой половины – середины III в. н.э. свод понижался от входа к передней стенке входной ямы, в катакомбах второй половины III – первой половины V в. н.э. он был вынесен вверх от входа. Представляет интерес свод стрельчатой формы, впервые зафиксированный в катакомбе второй половины III в. н.э. (рис. 2, 1). В существующей до недавнего времени выборке стрельчатый свод был надежно зафиксирован в комплексах не ранее второй половины IV в. н.э. [10, с. 39)]. Датировку данного комплекса надежно определяет пряжка с овальной рамкой и овальным щитком с загнутыми краями, имитирующими фасетировку (рис. 2, 2). Язычок прогнут в средней части, не доходит до середины сечения рамки в передней части; в задней части отсутствует уступ, но фиксируется грубая гравировка в виде сетчатого декора, по всей видимости, имитирующего косой крест, известный на пряжках с низким уступом или выступом [см.: 11, рис. 9, В3, 5, 6]. Данная пряжка обладает признаками ременных застежек П2а (прогнутый в средней части язычок) и П8, П9 (овальный щиток, имитация декора у основания язычка) [11, рис. 2] и, очевидно, занимает промежуточную позицию в отношении хронологии, что позволяет рассматривать ее датировку в рамках второй половины III в. н.э. без финала столетия. В катакомбах IV в. н.э. с высоким стрельчатым сводом на стенках фиксируются следы орудий; в некоторых случаях стенки были тщательно заглажены и покрыты тонким слоем штукатурки/обмазки, выполненной жидкой глиной (рис. 3, 1). Ориентировка погребенных – в южном секторе; преобладает вытянутое положение на спине, реже – на спине с согнутыми ногами коленями вверх или скорченно на боку. Под погребенными фиксировались остатки подстилок из плетеного камыша. В катакомбах конца III–IV в. н.э. встречалась посыпка дна камеры древесным углем от сожжения на стороне веток и сучьев.

О других формах погребальных сооружений в исследованной выборке. Катакомбы типа IV (параллельное соотношение длинных осей входной ямы и камеры) [8; 9]; все три комплекса датируются не ранее IV в. н.э., в них совершены детские захоронения, ориентировка погребенных: южная – 2, ЗСЗ – 1. Два захоронения совершены в подбоях с южной и восточной ориентировкой погребенных. В шести случаях – погребения в ямах. Предположительно, часть их могла быть неглубокими подбоями с несохранившимися входными ямами. Ориентировка погребенных: западная – 2, ЗСЗ – 1, ЮЗ – 2, северная – 1.

Большая часть погребений ограблена. Погребальный инвентарь содержал керамическую посуду, украшения (стеклянные и каменные бусы, серьги, нашивные бляшки и др.), металлическую гарнитуру костюма (пряжки, наконечники ремней, фибулы, петли), предметы вооружения (мечи, кинжалы), уздечные наборы, предметы быта (ножи, шилья). Из находок следует отметить импортную керамику: краснолаковую миску (рис. 4, 2), комплекс кургана которого датируется первой половиной III в. н.э., и красноангобированный кувшинчик, типичный для продукции Кавказской Албании (рис. 4, 1). Он происходит из комплекса кургана 19 второй половины III в. н.э.; данный тип сосудов (с вариациями места расположения ручки) находит серию аналогий в памятниках Дагестана, начиная с III в. н.э. [12, с. 109–111, рис. 211–214].

Наиболее ранние погребения могильника Октябрьский I относятся к первой половине III в. н.э. Конструкции катакомб и набор погребального инвентаря аналогичны приведенным в публикации, посвященной итогам исследований могильника Братские 1-е курганы [3, рис. 2–5, с. 198], с которым они образуют единый некрополь. Верхнюю хронологическую границу исследованной выборки – гуннское время – иллюстрируют комплексы погребений 858 и 860.

В состав инвентаря погребения 860 входит ременный наконечник, лицевая пластина которого оформлена в виде двускатной поверхности, разделенной продольным ребром (рис. 5, 2). Подобные наконечники находят широкие аналогии в гуннское время [13, табл. 13, 33а-в, 27, 126а,в, 127а-в; 14, табл. 15, 1; 10, рис. 13, В5; 15, рис. 35, 13; 16, рис. 26, 4; 27, 5, 6]. Близкие соответствия крупной кружке (рис. 5, 1) имеются в инвентаре могильника Паласа-сырт [12, рис. 225, 1,2], что лишний раз подтверждает непосредственное участие носителей аланской культуры Среднего Терека в формировании облика памятников «Львовские – Паласа-сырт» [3, с. 199; 17]. Для оценки хронологии погребения 858, в первую очередь, показательна пряжка с округлой рамкой, массивным хоботковым язычком, заметно выходящим за пределы рамки и высоким уступом у основания (рис. 6, 2). Данные ременные застежки синхронизируются с древностями D2 и датируются, главным образом, концом IV (рубежом IV/V) – первой половиной V в. н.э. [13, табл. 11, 14а-в; 26, 106, 109, 112, 115; 47, 219; 49, 231 и др.; 14, табл. 4, 11; 5, 11; 16, 9, 10 и др.; 17, рис. 6, 4, 6, 8; 7, 1, 2; 9, 3–5, 7; 10, 5, 6; 11, 2–4; 13, 1–3].

Курганный могильник Киевский I, площадью около 7 км², расположен в 1,1 км к востоку от с. Кизляр, в 0,6 км к югу от с. Киевское, является некрополем Киевского городища раннего этапа аланской культуры [18] и образует с последним единый комплекс археологических памятников. Городище занимает площадь около 40 га и расположено на первой надпойменной террасе правого коренного берега р. Терек к юго-востоку от с. Киевское. Некрополь примыкает к городищу с востока, запада и юга. В 2012 г. экспедицией ГМИНВ на могильнике были проведены охранно-спасательные работы, где исследовался участок могильника, расположенный к востоку от городища. В результате проведенных работ раскопано 5 подкурганных катакомб середины IV – начала V в. н. э. [20].

Значительно более представительную серию погребений дали работы 2019 г. в рамках охранно-спасательных мероприятий в зоне строительства магистрального газопровода «Моздок–Грозный». В результате на участке площадью около 6 га было исследовано 40 курганных и бескурганных комплексов второй половины IV – первой половины V в. н.э. и одно захоронение XIV в. н.э. Важно заметить, что исследованный участок пролегал по периферии некрополя в юго-западной его части.

Насыпи курганов полностью разрушены или сильно нарушены распашкой. Также как и на могильнике Октябрьский I, подкурганные погребения были окружены ровиками. Преобладают ровики квадратной в плане формы с двумя разрывами в контуре (перемычками) в северном и южном секторах, ориентированные сторонами по сторонам света (рис. 9); круглые в плане ровики встречены в трех случаях. Данная диспропорция, связанная с резким количественным превышением квадратных в плане ровиков над кольцевыми, является отражением общей тенденции в замене первых последними в рамках IV в. н.э. и практически полному вытеснению кольцевых ровиков в начале V в. н.э. В сечении ровики трапециевидной формы. Диаметр кольцевых ровиков варьировал от 22 до 42 м, размеры квадратных/прямоугольных – от 18х18 м до 34х30 м.

Погребения совершены в катакомбах типа I (по К.Ф. Смирнову и Мошковой, Малашеву) (длинная ось камеры перпендикулярна длинной оси входной ямы) (рис. 7, 1; 9; 10, 1)2. Входные ямы узкой прямоугольной в плане формы ориентированы длинной осью широтно с незначительными отклонениями. Глубина входных ям от древнего горизонта достигает 4,5 м. Камеры прямоугольной в плане формы ориентированы меридионально и находились у западных стенок входных ям. Своды стрельчатой формы, высоко вынесенные вверх от входа. Конструкции ступенек унифицированы. Преобладают ступеньки, расположенные у задней стенки по всей ширине входной ямы (рис. 10, 1). Реже встречались ступеньки вдоль боковой стенки входной ямы (рис. 7, 1), являющиеся хронологически более ранней конструкцией, нехарактерной для V в. н.э. Ориентировка погребенных – в южный сектор.

Почти все погребения в катакомбах ограблены. В состав погребального инвентаря входила керамическая посуда, украшения (стеклянные и каменные бусы, золотые серьги и кулоны/подвески), металлическая гарнитура костюма (пряжки, наконечники ремней, обувные накладки в виде лунниц, фибулы), предметы вооружения (клинковое оружие), уздечный набор, предметы быта (ножи, шилья).

Нижнюю хронологическую границу исследованной выборки характеризует комплекс погребения 1063 (рис. 7). Его дату определяет наличие пряжки П10 (по В.Ю. Малашеву) с овальной рамкой, утолщенной в передней части, прямым язычком без прогиба, почти доходящим в передней части до середины сечения рамки, с высоким уступом у основания и овальным щитком (рис. 7, 2), отражающей реалии ременных застежек второй – третьей четверти IV в. н.э. [11, с. 209, рис. 1; 2]. Морфологическая и орнаментальная специфика кружки (рис. 7, 3) имеет близкую аналогию, включая форму, декор и зооморфное оформление верхнего прилепа ручки, в кургане 254 могильника Киевский I (раскопки Д.С. Коробова) [20, рис. 5, 6].

Несколько позднее датируется набор инвентаря из кургана 757 (рис. 8). Две пряжки с овальными рамками и язычками с высокими уступами у основания, заходящими в передней части за середину сечения рамок и охватывающими их на всю высоту (рис. 8, 3, 4), характерны для комплексов последних десятилетий IV – начала V в. н.э., единично встречаясь позднее [21, p. 49–50; 12, с. 100]. Несколько «архаично» выглядит пряжка с овальной рамкой, утолщенной в передней части, прямым язычком без прогиба с высоким уступом у основания, доходящим в передней части до середины сечения рамки, и овальным щитком (рис. 8, 5), атрибутируемая как П10 по В.Ю. Малашеву (см. выше). Ременный наконечник с лицевой пластиной, оформленной в виде двускатной поверхности, разделенной продольным ребром (рис. 8, 2) характерен для гуннского времени (см. выше). Одночастный наконечник-подвеска с расширением в нижней части, по форме напоминающим секировидное или округлое (рис. 8, 1), имеет ближайшие аналогии в памятниках Среднего Терека и Южного Дагестана середины IV – середины V в. н.э. [3, рис. 7, 7; 12, с. 102, рис. 206, 1–3, 11]. Датировка комплекса может рассматриваться в рамках последних десятилетий IV в. н.э. В составе комплекса следует также отметить импортную красноангобированную крупную кружку, изготовленную в керамической традиции Кавказской Албании (рис. 8, 7).

Верхнюю хронологическую границу исследованных погребений и, видимо, некрополя в целом иллюстрируют материалы серии погребений, содержащих инвентарь, соотносящийся с древностями первой половины – середины V в. н.э., в частности, кургана 495 (рис. 9; 10). Здесь показательны пряжки с округлыми рамками, массивными хоботковыми язычками, заметно выходящими за пределы рамок и высокими уступами у основания (рис. 10, 2, 3), которые датируются, главным образом, концом IV (рубежом IV/V) – первой половиной V в. н.э. (см. выше). Этой оценке соответствует и морфология небольшой широкодонной миски с загнутым внутрь бортиком (рис. 10, 5); подобные миски получают широкое распространение во второй половине IV и первой половине V в. н.э. [15, с. 116-117, рис. 127, 16–23]. Конструкция ступенек у задней стенки входной ямы по всей ее ширине (рис. 10, 1), появляясь в финале IV в. н.э., получает широкое распространение в V в. н.э. [10, с. 39].

Обращает на себя внимание достаточно большое количество предметов из драгоценных металлов (рис. 11), сохранившихся, несмотря на ограбление, что характеризует прижизненный социальный статус их владельцев. Золотые цельнолитые серьги с полиэдрической бусиной (рис. 11, 1–3) широко распространены в гуннское время. Орнаментальная композиция на золотом кулоне/подвеске из ломаной линии, образованной перегородками под утраченные вставки и окаймляющей центральную вставку из сердолика (рис. 11, 4), находит серию аналогий на украшениях, выполненных в технике перегородчатой инкрустации [14, табл. 47, 13; 22; 23, рис. 31, 12] и композиционно ассоциируется с декором на украшениях, видимо, имитирующих эту технику, и зеркалах гуннского времени региона [12, с. 98, рис. 140, 7, 202, 12; 16, 28, 3]. Серебряная лучковая двучленная фибула с овальной спинкой принадлежит «лебяжьинской» серии 15-VI-3 по А.К. Амброзу [24, с. 56, 57]. Аналогичные застежки происходят еще из двух комплексов могильника (курган 749 и погребение 1064) и все относятся к гуннскому времени (от последних десятилетий IV по первую половину V в. н.э.). Заметим, что в распоряжении А.К. Амброза и М.П. Абрамовой [23, рис. 6, 3; 50, 4, 7; 51, 4; 54, 12, 15, 16] были только внекомплексные находки «лебяжьинских» фибул, что не позволяло делать аргументированных заключений о хронологии этих застежек. При этом отсутствие в погребениях большей части IV в. н.э. подобных фибул не оставляет сомнений в их распространении не ранее середины IV в. н.э., а, скорее, в последние десятилетия столетия.

Подведем некоторые итоги. Двухлетние охранно-спасательные исследования некрополей городищ раннего этапа аланской культуры (Братские 1-е курганы, Октябрьский I и Киевский I), проводившиеся в зоне строительства магистрального газопровода «Моздок–Грозный» [3], дали чрезвычайно важные результаты для понимания культурно-исторических процессов на территории центральных и восточных районов Северного Кавказа в III – первой половины V в. н.э. Впервые для районов, являющихся северной границей «метрополии» ареала памятников раннего этапа аланской культуры на Среднем Тереке, были получены материалы (324 комплекса), являющиеся опорными. Особенности погребального обряда (широтная ориентировка входных ям, отсутствие унификации в расположении перемычек у ровиков, нахождение внутри ровика двух или трех погребений, использование в ряде случаев катакомб для многоразовых захоронений, наличие катакомб типа IV и двухкамерной катакомбы), отличные от памятников предгорной полосы, и некоторые различия в наборе форм керамического комплекса позволяют формулировать проблему локального варианта аланской культуры раннего этапа Среднего Терека3. Представляет интерес то, что некоторые новации в конструкции катакомб (стрельчатая форма свода, время появления ступенек вдоль боковой стенки входной ямы и по всей ширине входной ямы у задней стенки), исходя из выборки на сегодняшний день, в некрополях Среднего Терека фиксируются раньше, чем в памятниках предгорной полосы.

Как уже ранее говорилось [3, с. 199], полученные материалы дополнительно освещают особенности исторических процессов, происходивших в северокавказском регионе в середине III – середине IV в. н.э., а именно миграции (экспансии) населения Среднего Терека. В первую очередь, на территорию Западного Прикаспия, где их присутствие фиксируется в Терско-Сулакском междуречье в середине – второй половине III в. н.э., а с середины IV в. н.э. – в Южном Дагестане [12; 25]. К этому следует добавить еще одно наблюдение. Материалы могильника Левоподкумский 1 [26] позволяют уточнить происхождение населения, оставившего этот памятник – опорный в проблеме освоения Кисловодской котловины носителями аланской культуры в первой половине IV в. н.э. Судя по особенностям погребального обряда (широтной ориентировке входных ям) и формам керамического комплекса [26, рис. 6, 1, 2, 4, 5], находящим ближайшие аналогии в керамике могильников Братские 1-е курганы и Октябрьский I, допустимо говорить о том, что культура мигрантов напрямую восходит к аланской культуре ее локального варианта на Среднем Тереке. Таким образом, необходимо отметить высокую военно-политическую активность носителей аланской культуры Среднего Терека, нашедшую отражение в миграционных процессах внутри северокавказского региона и, как следствие, обозначающую их роль в истории Северного Кавказа в середине III – середине V в. н.э.