History, Archeology and Ethnography of the Caucasus

Отношения между предводителями польской эмиграции XIX века и лидерами кавказского движения за независимость не были до конца выяснены, хотя в архивах Польши, прежде всего в Кракове, а также в Лондоне, Париже и Стамбуле, находится много документов, касающихся этого вопроса. По сей день самой лучшей работой по этой теме является книга Людвика Видершаля «Sprawy kaukaskie w polityce europejskiej w 1831-1863» («Кавказские вопросы в европейской политике в 1831-1863 годах»), опубликованная до Второй мировой войны - в 1934 г. Примечательно, что вопрос отношений между польскими лидерами и Кавказом не является ее основной темой. Интересна также биография Теофила Лапинского[73] под названием «Romantyczny kondotier» («Романтичный кондотьер») авторства Ежи Лонтки, несмотря на то, что она является научно-популярной работой и относительно Кавказа затрагивает только его западную часть в очень ограниченный временной период - во время пребывания там Т. Лапинского, т. е. с 1857 по 1859 г. В этой статье я хотел бы затронуть вопрос о письмах, сохранившихся до наших дней, или о существовании каковых остался след (например, о них упоминается в мемуарах), которыми обменивались представители польской независимой эмиграции и имам Шамиль и его наибы. Кавказ довольно рано появился в планах князя Адама Чарторыйского[74], когда он пребывал на эмиграции. В 1836 г. он послал своего первого эмиссара в этот регион - Мариана Бжозовского, задачей которого было пробраться на Кавказ. Из сохранившегося меморандума, составленного А. Чарторыйским, мы узнаем, что эмиссар должен был исследовать возможность создания в том регионе «польского плацдарма», предназначенного поддерживать связь с жителями региона, помогать им в вооруженной борьбе против России, а также вступить в контакт с поляками, служащими в царской армии. К тому же А. Чарторыйский предполагал, что М. Бжозовский изучит реальную силу кавказских горцев, их организацию, планы их командиров, а также возможность создания регулярной армии и узнает об отношении служащих в царской армии поляков к дезертирству. Кроме этого, А. Чарторыйский был заинтересован в том, может ли какой-нибудь генерал-поляк завоевать доверие среди местного населения и встать во главе вооруженных сил черкесов, или, по крайней мере, их части[75]. М. Бжозовский в конечном счете не попал на Кавказ и достиг только Османской империи [1, с. 189]. О Шамиле ничего не сказано в документах, касающихся запланированной поездки. В связи с тем, что он стал имамом двумя годами ранее, т.е. в 1834 г., и в то время не добился еще громких успехов в борьбе с Россией, вероятно, люди из лагеря «Отель Ламберт»[76] могли даже не знать о его существовании. Ситуация изменилась в начале 1840-х гг. В 1844 г. на Кавказе появился первый посланник А. Чарторыйского, Людвик Зверковский (путешествовал под именем Кара-Крак-бей), задачей которого было установление контактов с Шамилем. У него имелось письмо к имаму от Михала Чайковского, в то время главного агента «Отель Ламберт» в Турции. В нем предлагались совместные мероприятия с А. Чарторыйским на Кавказе и в Европе (мне не удалось найти копию этого письма). О поездке Л. Зверковского мы много узнаем из заметок М. Чайковского[77], которому он докладывал, после возвращения в Стамбул. По его словам, после прибытия в Джубгу, он был встречен со всеми почестями влиятельными беями среди шапсугов, абадзехов и ногайцев. Однако, при планировании поездки к Шамилю возникли проблемы. Это было связано с тем, что почти все собравшиеся выразили свое несогласие с появлением имама у черкесов[78]. Они опасались, что он начнет править ними, как народами в Чечне и Дагестане. Один из влиятельных людей сказал Л. Зверковскому о Шамиле: «Пусть шейх Шамиль сражается, и мы также будем сражаться, но пусть не думает нами править; быть под его властью тяжелее, чем под властью турок в то время, когда они владели Анапой. У турок можно было заработать денег, а у Шамиля и свою голову не сохранишь. Если дело дойдет до этого, лучше оказаться во власти могущественного и сильного русского царя, который требует от нас только подчинения, но не претендует на нашу собственность и защищает жизнь своих подданных»[79]. Интересно, что из беседы, проведенной М. Чайковским с представителями черкесской аристократии в Стамбуле в мае 1846 г., следовало, что некоторые из них думали о том, чтобы отправиться к Шамилю и попросить его назначить их своими наибами[80] (речь идет, среди прочих, о Хадже Керантухе Берзеке[81]). В своих мемуарах М. Чайковский подчеркивал, что многие (из адыгов - П. А.) имели контакты с российскими властями, от которых получали вознаграждение и подарки. «Во всяком случае, любовь к свободе или, лучше сказать, к анархии, была в крови этих людей»[82]. В конце концов, Л. Зверковского отправили к Шамилю, но в то же время ему сказали сообщить имаму, чтобы тот вел войну в Дагестане, а черкесы будут вести ее на Лабеи Кубани[83], дабы эти войска никогда не объединились и не действовали вместе. Поляк достиг границ Осетии вместе с группой черкесских всадников. Там был ранен неизвестным. М. Чайковский высказал подозрение, что это были сами черкесы, которые боялись, что Л. Зверковский приведет к ним Шамиля с его мюридами [2, с. 199]. По его словам, это был один из братьев Зазы-оглу из племени шапсугов, которые взяли на себя обязательство проводить Л. Зверковского к имаму[84]. После этого случая было решено отправить дальше к Шамилю только двух человек с письмами. Полученный на них ответ Л. Зверковский отослал М. Чайковскому[85]. На этом его миссия закончилась, и в марте 1846 г. он вернулся в Турцию. Письмо Шамиля М. Чайковскому, переданное Л. Зверковским, является одним из немногих следов установления контактов между польской эмиграцией и лидером независимых народов в восточной части Кавказа. Я использую понятие «след» из-за того, что информацию о его существовании, а также об еще одном письме, отправленном Шамилем, я нашел только в дневнике М. Чайковского. В своей работе агент А. Чарторыйского в Стамбуле кратко охарактеризовал содержание этого письма. В нем Шамиль уверял, что ему известны поляки своей храбростью, и он был бы рад, если бы удалось заключить с ними союз. При этом он просил М. Чайковского сообщить своему начальнику, что отныне он будет смотреть на всех поляков, которые доберутся до него[86], как на своих детей, и они будут считаться его мюридами[87]. Письмо Шамиля должно было быть написано на турецком языке арабскими буквами таким образом, что только очень ученый турок мог бы его прочесть. Согласно донесению М. Чайковского, наряду с письмом от имама, он также получил письмо, написанное на русском языке от Даниял-бека, султана Илису[88]. Последний подробно объяснял все пожелания Шамиля и выражал положительное мнение о возможности заключения союза с поляками. Даниял-бек заверял М. Чайковского, что имам всегда будет верным союзником. Он также сообщил, что в окрестности живет много поляков, которые могли бы создать армию, но они были бы полезны только в том случае, если бы их возглавил поляк, и что они ждут прибытия такого лидера[89]. В своих воспоминаниях М. Чайковский приводит информацию еще об одном письме, которое он получил от Шамиля. Согласно его донесениям, в середине 40-х годов XIX века (в воспоминаниях он не конкретизировал дату, когда это произошло, но можно предположить, что это был конец 1846 года или 1847 год) в Стамбул приехал из Кавказа житель Галиции[90] по фамилии Терлецкий, отставной лейтенант российской армии. Будучи вовлеченным в какие-то интриги (М. Чайковский не уточнил, о каких конкретно интригах идет речь) на Волыни[91], в 1836 г. он как рядовой был отправлен на Кавказ, где получил признание семьи Воронцовых[92]. По этой причине он быстро поднялся до офицерского чина, его неоднократно посылали на переговоры к Шамилю, так как он мог общаться с ним без переводчика, потому что великолепно знал татарский язык (скорее всего, в этом случае, речь идет о кумыкском). Во время одной из встреч он сказал имаму, что является поляком, подал в отставку и хотел бы вернуться на родину. Шамиль, который относился к прибывшему уже как к хорошему знакомому, спросил его, знает ли он М. Чайковского. Терлецкий сказал, что лично нет, но он хорошо известен ему как автор популярных работ в Польше[93]. Тогда Шамиль отдал поляку письмо на имя М. Чайковского вместе с подарками, т.е. местную одежду с саблей, пистолетами, патронами и конской сбруей. Это все Терлецкий доставил адресату. В своих воспоминаниях М. Чайковский записал, что конскую сбрую подарил Витольду Чарторыйскому[94] для Музея князей Чарторыйских[95]. Это письмо я также не нашел, а от сотрудников музея я не мог получить информацию, есть ли до сих пор в коллекции выше перечисленные вещи. Когда Л. Зверковский был еще на Кавказе, в 1846 г. из Парижа в Стамбул приехал Казимеж Гордон, который по указанию А. Чарторыйского должен был отправиться на Кавказ. У него были при себе инструкции, подготовленные В. Замойским[96], в которых были следующие задачи: 1) где бы ни жили поляки-католики, попытаться сформировать из них независимые отделы, 2) посылать ксендзов к полякам, чтобы они не забыли веру и обычаи своих предков, 3) получить разрешение от черкесов и Шамиля на строительство костелов, и если выяснится, что их посещают несколько тысяч верующих, отправить к ним епископа, 4) связаться с Шамилем, султаном Даниял-беком и английскими властями в Индии через Персию и Герат[97] или, возможно, с английским посланником в Персии и английскими консулами в России и соседних странах. В своих мемуарах М. Чайковский указывал, что, если следовать этой инструкции, оказалось бы, что на Кавказе необходимо было вести деятельность, полезную для Римско-католической церкви и Англии, а не служить Турции и польскому делу[98]. Тем не менее, он отметил, что Мехмед Али-паша[99] выделил деньги на экспедицию К. Гордона[100]. Благодаря этому поляк в июне 1846 г. прибыл к убыхам на восточном побережье Черного моря. К. Гордону М. Чайковский передал письмо Шамилю (Рис. 1-3.). Оно было сохранено в копии на французском языке[101], составленной для архивов деятельности агентства в Стамбуле. Документ датирован 27 мая 1846 г.[102]. Письмо от г-на Чайки (т.е. М. Чайковского - П. А.) имаму Шамилю-эфенди, отправленное г-ном К. Г. (т.е. Казимежем Гордоном - П. А.) Очень могущественному и очень уважаемому имаму Шамилю-эфенди почет, уважение и слава! Победоносный вождь, чья армия заставляет дрожать одного из сильнейших и ужасных правителей земли, позволяет одному из лехов[103] писать тебе от имени Бейлер-бея[104] своего народа. Два года назад наш посланник миралай (полковник)[105] Кара-Крак-бей отправился к В.В. (т. е. к Вашему Величеству - П. А.) с поклонами и словами дружбы от знаменитого Бейлера-бея лехов; несчастный случай помешал ему выполнить миссию - ему удалось попасть только к благородному Сулейману-эфенди[106], наибу В.В. По просьбе моего уважаемого командира я отправляю к В.В. Бендерли-бея[107] бинбаши[108], (майора) артиллерии и инженерии - он имеет ту же миссию и такую же власть, что и Кара-Крак-бек. Он предоставит доказательства Сулейману-эфенди, что мы хотим добросовестно служить делу народа, управляемого В.В., которое также является нашим, как и всех народов, врагов России. К заявлению, содержащемуся в моем письме Сулейману-эфенди, остается только добавить вопрос, какую позицию должен принять многочисленный народ лехов, если движения кавказских мусульманских народов могли бы быть объединены с движениями лехов и татар. Однако эта идея может быть реализована только по полному соглашению между В.В. и моим превосходным командиром, через посредничество Бендерли-бея и мое. Я буду ждать решения В.В. и потороплюсь передать его моему уважаемому командиру. Мне остаётся только поблагодарить Бога за то, что мы нашли способ добраться до В.В. и молиться, чтобы скоро настал день, когда наши мечи смогут сразить этого ненасытного врага, который после рождения несчастий и разрушений в нашей стране хочет навязать рабство кавказским народам. Бог велик, Он использует В.В. чтобы разнести в пыль амбициозные проекты тирана России и дать нам возможность подражать бесстрашным народам, находящимся под командованием Вашего Высочества. Михал Чайка Чайковский наиб (лейтенант) Бейлер-бея лехов. В Библиотеке князей Чарторыйских хранится еще одна копия письма на французском языке, оригинал которого М. Чайковский вручил К. Гордону[109]. Его адресатом был Сулейман-эфенди (Рис. 4-7.). Документ, как и предыдущий, датирован 27 мая 1846 г.[110]. Письмо Г-на Чайки [т.е. Чайковского - П. А.] Сулейману-эфенди, поручику Шамиль-бея, высланное через дорогого Гордона (Бендерли-бея) Благородному и славному Сулейману-эфенди, наибу очень могущественного имама Шамиля-эфенди. Слава тому, кто идет за голосом Бога. Кара-Крак-бей принес нам письмо, которое ему передал для нас В.П. [Ваше Превосходительство - П.А.]. Долго мы обсуждали дело, которое благородно защищает имам Шамиль и пришли к выводу, что мы можем быть полезны в этом святом деле в трех вопросах: 1) посылая талантливых людей, которые, воздействуя на различные народы, составляющие российскую армию, могли бы ее деморализовать и дезорганизовать, и которые могли бы одновременно создать и управлять военными заводами[111], а также делиться своим мнением и советами, чтобы в борьбе проще и легче добиться успеха; 2) взаимодействовать с Портой, действовать с Англией и с Францией для прямого и косвенного воздействия на различные племена Черкесии с целью подвергнуть их доминированию славного имама Шамиля-эфенди; 3) Стараться получить материальную помощь в виде денег или оружия у могущественных друзей и отдать ее в распоряжение имаму Шамилю-эфенди. Именно в соответствии с приказом моего выдающегося лидера Бейлер-бея (князя над князьями) моего народа я спешу наилучшим образом выполнить первый пункт нашего заявления, отправив В.П. посланника с этим письмом, Бендерли-бея бинбаша, майора артиллерии, человека с поразительным талантом, способного ответить на все, что касается первого пункта. Я уже начал действовать, и мой знаменитый лидер занимается этим во Франции и Англии, чтобы получить результаты, связанные со вторым пунктом наших примечаний. Как только мы выполним эту часть, и я надеюсь, что мы сделаем все остальное, я пошлю В.П. миралая (полковника) Кара-Крак-бея. Что касается третьего пункта, мы тоже будем заниматься им, но я должен сказать, что результат не может быть положительным, пока черкесские племена с побережий Черного моря не возьмутся за оружие и не отберут у русских несколько близлежащих фортов. Я написал Сефер-бею, попросив его посоветовать своим друзьям помочь моему посланнику легче достичь цели, коей является прибытие к В.П. Эта же просьба была отправлена Сефер-бею через высокопоставленного сановника Порты. В тот же период я договорился с Эумером[112] и Хаджой Керендуко[113], узденом из племени убыхов, родственником и другом Е. П. [Его Превосходительства - П.А.] Хафиза-паши[114], министра Порты, об организации транспорта моему посланнику в Черкесии, предоставлении ему гостеприимства в доме Керендуко и отправки его к В.П. Узден Керендуко, который возвращается из паломничества в Мекку, кажется, имеет наилучшие намерения, и, возможно, мой посланник сможет, благодаря милости Божьей, сделать его полезным для В.П. и для вашего очень могущественного лидера. Предполагая, что В.П. может быть вызван в другие районы страны, которые борются с русскими, я осмеливаюсь передать моему посланнику письмо могущественному имаму шейху Шамилю-эфенди и приказываю ему добраться до него. Я буду ждать с нетерпением сообщения от В.П. и надеюсь, что с помощью Всевышнего мы реализуем наше дело, которое является как нашим, так и вашим. Михал Чайка Чайковски, наиб могущественного Бейлер-бея лехов Перед отъездом на Кавказ К. Гордон получил указания от М. Чайковского. В них было написано, что «необходимым условием для миссии» является встреча с Шамилем и достижения соглашения с ним. Что касается отношений с Керендуко Берзеком (в 1846 г. М. Чайковский заключил соглашение, предусматривающее, среди прочего, что К. Гордон остановится в его доме[115]), было добавлено, что знакомство с ним должно было служить цели миссии. При желании Керендуко Берзека достичь такой позиции на Западном Кавказе, какую Шамиль имел в Дагестане, К. Гордон должен был поддерживать его и советовать, но: он всегда направлял бы его (если не к безоговорочному признанию власти Шамиля), то, по крайней мере, к строгому соглашению с ним и совместным действиям против Москвы[116]. Если бы, Керендуко старался избежать вооруженного выступления, поляк должен был как можно скорее отправиться к Шамилю[117]. Согласно выдержкам из рапортов К. Гордона следует, что они подтвердили убежденность М. Чайковского, что присутствие эмиссара на Западном Кавказе «не повлияет на отношения с Кавказом», а также, что «черкесская доброжелательность сомнительна». Ключевым должно было быть установление контактов с Шамилем, и только тогда имели бы смысл, по словам агента в Стамбуле, более широкие планы, такие как, например, отправка более крупной экспедиции[118]. По словам М. Чайковского, К. Гордон был не очень доволен черкесами, потому что они относились ко всем полякам, попавшим к ним, как к рабам. Либо они отправляли их к абазинам[119], живущим около Сухум-кале, которые приняли верховенство русских, а те, в свою очередь, продавали поляков в Персию, Египет или Турцию. К. Гордону местные жители поставляли только самых старых и инвалидов, то есть тех, кто не мог принести местным финансовую прибыль. Они также позволили построить две часовенки около домов. Действия К. Гордона не принесли больших результатов, а сам поляк вскоре был убит[120]. В польской историографии популярна версия, что поляка убил царский агент [3, с. 177; 4, с. 139]. Однако, источники позволяют выдвинуть версию, что дело имело не политическую подоплеку, а моральную. Об этом в 1873 г. писал М. Чайковский в письме к своему товарищу по оружию, Владиславу Сабатыну: «Гордона ты должен вспомнить, храбрый человек, был убит на Кавказе не армянином, не русским, как говорят, а черкесом, убыхом Керендуко Берзерком, у чьей жены он "мед собирал"» [5, с. 116]. Эта тема была развита М. Чайковским в его мемуарах. Он записал в них, что после смерти К. Гордона в Стамбул вернулся его слуга Янек, который хорошо знал черкесский язык и сообщил о происшествии. А именно о том, что К. Гордон остановился на Кавказе у Керендуко Берзека, с которым они вместе приплыли из Турции. На месте поляк завел романс с любимой женой хозяина, и именно по этой причине тот собственноручно выстрелил в него из пистолета. Однако, опасаясь своих сподвижников, которые ценили К. Гордона и привязались к нему, обвинил какого-то армянина, якобы посланного русскими из Сухум-кале для совершения убийства. Из этого также родилась легенда, что царский агент убил поляка. М. Чайковский утверждал, что Керендуко Берзек приехал в Турцию с последней волной черкесской эмиграции. Отвечая на вопрос турок по делу К. Гордона, он говорил: «Правда, убил, но он был моим братом по оружию, а она была моей женой» [2, с. 200]. В Библиотеке князей Чарторыйских находится перевод на французский язык[121] еще одного письма М. Чайковского Шамилю[122] (Рис. 8-15.). К сожалению я не смог определить контекст его отправки. Документ не имеет даты создания, однако из содержания вытекает, что он был написан в 1846 или 1847 г., после отъезда К. Гордона на Кавказ (свидетельством этого также является то, что письмо находится в папке с документами от 1846-1847 гг.). Из мемуаров М. Чайковского известно, что в период его службы в качестве главного агента А. Чарторыйского в Стамбуле трое поляков были отправлены на Кавказ: Л. Зверковский, К. Гордон и житель Познани Микорский. Поездка последнего наименее изучена. Известно, что он не смог достичь цели и вернулся в Стамбул [2, с. 200]. Поэтому возможно, что письмо, представленное ниже Шамилю, должен был доставить Микорский, но, вероятно, оно не дошло до адресата. Письмо Шамилю-бею Честь и процветание для того, кто следует по пути Бога! Приветствую великого правителя, слава о котором гремит на весь мир. Приветствую могущественного защитника религии, защитника независимости и свободы народов Дагестана и Кавказа. Более двух лет назад, по воле моего командира, Бейлер-бея всех поляков, я выслал к тебе одного из наших полковников, Кара-Крак-бея. Тот, к сожалению, не попал к тебе, чтобы передать тебе слова дружбы, предложения и заявления моего командира. Он общался с Сулейманом-эфенди, который был тогда твоим наибом в Черкесии, дал ему письма, которые он переписал, и планы действий в письменной форме. Я не знаю, передал ли наиб, о котором говорят сегодня русские, что он беженец на их попечении, все это тебе верно. После возвращения Кара-Крак-бея из неудачного путешествия, мой командир приказал мне направить к тебе другого офицера, Бендерли-бея, человека с большим талантом и знаниями, которые ты мог бы использовать против нашего врага. Мы знаем, что он приехал в страну убыхов, но не знаем, попал ли он к тебе. Теперь я посылаю полковника Гуембенли-бея с той же целью в компании драгомана[123] Рашид-эфенди. В случае смерти Бендерли-бея или его неспособности связаться с вами, я прошу тебя принять его в качестве аккредитованного моим командиром. Его миссия такая же, как Бендерли-бея - договориться с тобой, могущественный правитель, в соответствии с указаниями моего командира и объединить средства действия. Обстоятельства сегодня более выгодны, чем когда-либо. Ведется спор между всеми великими державами Европы, и самое маленькое событие может привести к войне. Поэтому глаза всех правителей Европы обращены к славной борьбе Дагестана и энергичного героя, руководящего этой борьбой. Однако для того, чтобы эта борьба простимулировала врагов России и привела союзников на Кавказ, она должна быть более связана с Европой. Только поляки могут обеспечить эту связь с Европой. Организация под твоим командованием отделения, составленного исключительно из поляков под национальным флагом, под командованием офицеров из их народа, привела бы к дезорганизации российской армии путем дезертирства поляков, пребывающих там и желающих служить под своим национальным флагом. Благодаря этому легиону тебя считали бы освободителем угнетенных национальностей. Грузины и татары, казаки и несколько миллионов поляков, страдающие под деспотичным гнетом России, когда увидят это формирование как вклад в восстание, то нельзя подвергнуть сомнению, что они объединятся и станут оружием против своего угнетателя. Англия и Франция рады будут видеть крах этого колосса, созданного несправедливостью и грабежом, от удара угнетаемых в течение многих лет, и отдадут честь могущественному Шамилю-эфенди, защитнику справедливости в мире, правителю, с которым ищут дружбу и союз. Порта, освобожденная от обременительных обязательств, которые упали сегодня, придет с помощью к своим единоверцам и признает империю Дагестана, которую ты создал, настоящий герой. Мои слова в этом письме написаны на основе приказа моего командира, Бейлер-бея поляков, считающего, что вопрос Дагестана связан с вопросом Польши, которая в могущественном командире Дагестана хочет видеть своего правителя и союзника. Михал-бей (Сук Заде? - непонятный фрагмент - П. А.) Наиб Бейлер-бея поляков Уже после Крымской войны на Кавказ отправилась самая известная военная миссия, в которой участвовали поляки. Ее возглавил Теофил Лапинский. В то время, однако, отношение европейских государств, прежде всего Великобритании, к адыгам изменилось, что стало следствием того, что во время войны они не предпринимали никаких действий против России. Об этом писал, в частности, А. Чарторыйский в письме Сефер-бею, отправленном в феврале 1859 г.: «Мне жаль объявить Вашему Княжескому Высочеству, что западные правительства теперь не проявят сострадания к Вашему делу; на усилия по вашему делу отвечают отговоркой, что, когда они, помогая Турции, вели войну с Москвой, черкесы не хотели участвовать в этом деле. Поэтому от европейских правительств ничего нельзя больше ожидать»[124]. Формально ни одна польская эмигрантская организация не принимала участия в экспедиции, поскольку она была подготовлена хаотично и непрофессионально с самого начала. По этой причине политики и активисты не желали участвовать в таких импровизированных действиях [6, с. 112-113]. Тем не менее, можно найти следы сотрудничества Т. Лапинского и представителей «Отель Ламберт» в Стамбуле. Он, однако, оказался не лучшим организатором. Например, были подготовлены недостаточные запасы оружия, а у некоторых участников экспедиции не оказалось ни винтовок, ни пистолетов. Кроме того, значительная часть оборудования была украдена во время транспортировки турецкими партнерами Т. Лапинского [6, с. 61]. Также не очень хорошо складывалось сотрудничество с Сефер-беем, с которым поляки должны были предпринимать совместные усилия против интересов русских. Официально он был их врагом, но несколько человек из его ближайшего круга открыто сотрудничали с ними. Сын Сефер-бея, например, сопровождал их во время карательных походов против местного населения [6, с. 83], а его молочный брат передавал русским письма, присланные Т. Лапинским лидерам черкесов[125]. Со временем выяснилось, что Сефер-бей не столько хотел использовать поляков в борьбе с русскими, сколько, главным образом, против независимых шапсугов, к которым испытывал неприязнь [6, с. 84]. Только в 1859 г. Т. Лапинский начал переговоры с Мухаммедом-Амином, наибом Черкесии, назначенным имамом Шамилем[126]. Они подписали договор, текст которого в настоящее время хранится в Библиотеке князей Чарторыйских в Кракове. Он двуязычный - с одной стороны находится текст на польском языке, с другой - текст, написанный с использованием арабской графики, в то же время он намного короче, чем польский (Рис. 16-17.). Договор между Его Превосходительством Мехмедом Эмином-пашой[127] и полковником Теофилом Лапинским (Тефик-бей) от имени Е. К. В. [Его Княжеского Высочества - П.А.] Просвещенного князя Адама Чарторыйского[128] Статья 1. Е. П. [Его Превосходительство - П.А.] Мехмет Эмин-паша соглашается на формирование польского отделения под национальными знаками и собственными правами. Статья 2. Польское отделение начинает свою службу с 1 Рамазана 1277 года (1 апреля 1860 г.)[129] и обязано служить до 1 Рамазана 1280 года (1 апреля 1863 г.)[130], когда договор будет либо возобновлен, либо отделение с личным оружием там, где захочет, будет распущено. Статья 3. Командира отделения назначает Е. К. В. Князь Адам Чарторыйский, офицеров назначит командующий и представит на утверждение Е. К. В. Статья 4. Е. П. Мехмет Эмин-паша выделит 3 места для зданий, казарм и садов, каждое размером 10 моргов[131] обрабатываемой земли и имеющее в поблизости достаточно воды и дерева. Статья 5. Командир польского отделения обязан на любой призыв Е. П. Мехмета Эмин-паши выступить в поле против врага и помогать в любом случае, когда это будет требоваться. Статья 6. Е. П. Мехмет Эмин-паша обязан всех дезертиров из российской армии представить командующему польским отделением, который выберет столько себе на службу, сколько будет способен одеть и вооружить. Статья 7. Ни один солдат из российской армии не имеет права жить в Черкесии, не имея разрешения на проживание от Е. П. Мехмета Эмина-паши и командира польского отделения. Статья 8. Ни один солдат российской армии не может быть обменен или продан не уполномоченным Е. П. Мехметом Эмином-пашой и командиром польского отделения, которые будут предварительно убеждены, что этот солдат действительно взят в плен, или, в свою очередь, является дезертиром. Статья 9. После трехлетней службы каждый солдат либо получает разрешение на пребывание в стране, либо посылается туда, куда захочет. Статья 10. Е. П. обязывается до 1 Рамазана 1277 года доставить по одной мере[132] из каждого дома в военные склады. Статья 11. Полковник Тефик-Бей, командир отделения, обязывается до 1 Рамазана 1277 года предоставить оружие, одежду и снаряжение на 250 человек через Князя Адама Чарторыйского. Статья 12. Е. К. В. Князь Адам Чарторыйский будет пытаться установить и улучшить отношения для Е. Пр. Мехмета Эмина-паши между ним и правительствами и народами Европы. Статья 13. Е. П. Мехмет Эмин-паша обязан, если он когда-либо сможет помочь Е. К. В. Князю Адаму Чарторыйскому и его преемникам против России, приложить все силы для оказания этой помощи. Статья 14. Если бы Е. П. Мехмет Эмин-паша считал необходимым заключить мир или договор с москалями, прежде чем войти в договор, обязан уведомить командира польского отделения и облегчить отправку этого подразделения в Турцию. Статья 15. Если по стечению обстоятельств Е. И. В. [Его Императорское Величество - П.А.]. Османский султан овладел бы черкесскими землями, польское отделение в качестве благодарности за столько благодеяний, оказанных в странах Е. И. В. полякам, немедленно перейдет в распоряжении османского правительства. Я подписываю эти условия и клянусь от имени моего командира, Е. К. В. Адама Чарторыйского. Беда тому, кто нарушит их. Теофил Лапинский. В Библиотеке князей Чарторыйских находится также письмо, написанное Мухаммадом-Амином А. Чарторыйскому[133] (Рис. 18-19.). На нем нет даты создания, но оно находится в папке с документами от 1859 года, что говорит о том, что и письмо было написано в этом году. В библиотеке хранится оригинальное письмо, написанное с использованием арабской графики (определить язык автору не удалось) и его перевод на польский язык. Не удалось выяснить, при каких обстоятельствах оно было написано, и как документ оказался в архиве агента А. Чарторыйского в Стамбуле. Милостивому господину князю Чарторыйскому. Приветствую Ваше Высокопреосвященство, полный надежды на то, что дорогое здоровье в желаемом состоянии. Благодаря Всевышнему Богу мы также живем и, как и ранее, противостоим московскому врагу. Нам не нужно много, только: винтовки, пушки, порох, пули. Людей у нас достаточно. Они готовы собраться, только нет для всех необходимого вооружения. Мы страдаем от нехватки необходимых вещей, таких как хороший порох, пушки, оружие. Дайте нам что сможете и сколько сможете. Поэтому мы посылаем Вашему Княжескому Высочеству человека, достойного веры, его зовут Солиман-эфенди. Вы можете доверять ему во всем полностью и безоговорочно. Счастье и благословения Божьего вам и вашим детям! Верный ваш, Мохаммад-Амин, командир (вали) Черкесии. Однако, контакты с Мухаммадом-Амином были установлены поляками слишком поздно и не привели к каким-либо результатам. Это объясняется тем, что А. Чарторыйский изначально считал своим основным союзником на Западном Кавказе Сефер-бея Заноко, не имевшего хороших отношений с наибом Шамиля. У Мухаммада-Амина к 1859 г. оставался небольшой отряд преданных сторонников, который не представлял собой значительной военной силы. Окончательно наиб прекратил боевые действия после капитуляции имама Шамиля на Гунибе, которая состоялась в августе 1859 г., и уехал в Турцию. В том же году Черкесию покинул Т. Лапинский. Кроме представленного выше материала, в своих мемуарах М. Чайковский привел еще один фрагмент письма, которое, по его утверждению, получил от Шамиля. Он не уточнил, когда это произошло и при каких обстоятельствах, только заметил, что имам написал ему «честно и открыто». Фрагмент этого письма звучал так: «Если можешь с помощью влияния халифа и присутствия твоих поляков превратить черкесов из торговцев рабами, грабителей и воров в воинов святой веры и родины, я готов принять любую комбинацию, которую мне предложите»[2, с. 199]. На мой взгляд, маловероятно, что Шамиль решил написать такое мнение о черкесах агенту А. Чарторыйского (хотя, я этого не исключаю). Следует иметь в виду, что они никогда не встречались друг с другом, а переписка, сохранившаяся до наших дней, не позволяет утверждать, что у них были настолько доверительные отношения. Тем не менее, в свете мемуаров М. Чайковского, он оставался в тесных контактах с имамом Шамилем через обмен корреспонденцией. Однако я не смог найти никаких доказательств (например, сохранившиеся письма), подтверждающие это. По этой причине я скептически отношусь к этому вопросу. Возможно, в этом случае, польский деятель хотел поддержать авторитетом имама свое не очень хорошее мнение о черкесах, в отличие от народов Чечни и Дагестана, оставшихся под властью Шамиля. Из нескольких фрагментов воспоминаний можно сделать вывод, что они не имели его признания. Например, М. Чайковский, описывая народы, проживающие на Северном Кавказе, заявил, что после определенного срока пребывания в Стамбуле «…меня осенило, что нет никакой связи ни кровной, ни политического интереса, между татарскими поколениями[134] с над Каспийского моря и черкесами с Черного моря, из которых пять поколений сдались России, а пять против России якобы воевали. Татары, ревностные мусульмане, хотели независимости и создания отдельного государства, а черкесы, гораздо менее религиозные, хотели самостоятельности в продаже рабов и рабынь и в нападениях ради грабежа» [2, с. 199]. Таким образом, в Библиотеке князей Чарторыйских я нашел одно оригинальное письмо, присланное наибом Шамиля, Мухаммадом-Амином, А. Чарторыйскому, а также там хранится подписанный договор Мухаммадом-Амином и Т. Лапиньским. Кроме того, в библиотеке находятся две копии писем на французском языке, подготовленные для архивных целей, написанные М. Чайковским и адресованные Шамилю, а также французскоязычная копия письма, написанного А. Чарторыйским Сулейману-эфенди. О другой переписке известно только из мемуаров М. Чайковского. Однако, я не смог ее найти, но это не значит, что она не сохранилась до наших дней. Следует отметить, что в литературе, посвященной Кавказской войне иногда попадается информация о контактах Шамиля с представителями «Отель Ламберт», которая, однако, не подтверждена источником. Здесь можно использовать пример Анджея Ходубского. В одной из своих статей этот исследователь писал: Польские татары посредничали при установлении контактов Шамиля с польской эмиграцией Западной Европы. Задача была облегчена, поскольку секретарем князя Адама Чарторыйского в 1861-1862 гг. являлся польский татарин - Ян Халецкий [7, с. 55-56]. Я не нашел доказательств, даже косвенных, которые могли бы подтвердить такое мнение. Кроме того, стоит отметить, что Я. Халецкий не мог быть секретарем А. Чарторыйского в 1861-1862 гг., поскольку тот умер 15 июля 1861 г. Я. Халецкий, имеющий самое старшее офицерское звание российской армии (генерал-майор) среди служивших в рядах повстанцев во время январского восстания (1863-1864), эмигрировал во Францию после его окончания [8, с. 57]. Я также считаю, что после того, как имам Шамиль попал в русский плен в 1859 году, когда его каждое действие подвергалось строгому контролю со стороны царской администрации, маловероятно, чтобы он поддерживал контакты с представителями польской эмиграции в Западной Европе. Благодарность: Статья была написана благодаря финансированию Фондом Лянцкоронских проекта «Документы, касающиеся Кавказа и польско-кавказских контактов, хранящиеся в коллекции Библиотеки Князей Чарторыйских в Кракове», который я реализовал вместе с проф. Важей Кикнадзе из Института Истории и Этнологии им. И. Джавахишвили в Тбилиси. Рис. 1. Письмо Михаила Чайковского Шамилю. Библиотека князей Чарторыйских. Документ 5417. Л.1. Рис. 2, 3. Письмо Михаила Чайковского Шамилю. Библиотека князей Чарторыйских. Документ 5417. Л. 2; 3. Рис. 4. Письмо Михаила Чайковского Сулейману-эфенди. Библиотека князей Чарторыйских. Документ. 5417. Л. 1. Рис. 5. Письмо Михаила Чайковского Сулейману-эфенди. Библиотека князей Чарторыйских. Документ. 5417. Л. 2. Рис. 6. Письмо Михаила Чайковского Сулейману-эфенди. Библиотека князей Чарторыйских. Документ. 5417. Л. 3. Рис. 7. Письмо Михаила Чайковского Сулейману-эфенди. Библиотека князей Чарторыйских. Документ. 5417. Л. 4. Рис. 8. Письмо Михаила Чайковского Шамилю. Библиотека князей Чарторыйских. Документ 5419. Л. 1. Рис. 9. Письмо Михаила Чайковского Шамилю. Библиотека князей Чарторыйских. Документ 5419. Л.2. Рис. 10. Письмо Михаила Чайковского Шамилю. Библиотека князей Чарторыйских. Документ 5419. Л. 3. Рис. 11. Письмо Михаила Чайковского Шамилю. Библиотека князей Чарторыйских. Документ 5419. Л. 4. Рис. 12. Письмо Михаила Чайковского Шамилю. Библиотека князей Чарторыйских. Документ 5419. Л. 5. Рис. 13. Письмо Михаила Чайковского Шамилю. Библиотека князей Чарторыйских. Документ 5419. Л. 6. Рис. 14. Письмо Михаила Чайковского Шамилю. Библиотека князей Чарторыйских. Документ 5419. Л. 7. Рис. 15. Письмо Михаила Чайковского Шамилю. Библиотека князей Чарторыйских. Документ 5419. Л. 8. Рис. 16. Договор между Мехмедом Эмином-пашой и полковником Теофилом Лапинским. Библиотека князей Чарторыйских. Документ 5612. Л. 1. Рис. 17. Договор между Мехмедом Эмином-пашой и полковником Теофилом Лапинским. Библиотека князей Чарторыйских. Документ 5612. Л. 2. Рис. 18. Письмо Мухамада-Амина Адаму Чарторыйскому. Библиотека князей Чарторыйских. Документ 5612. (на арабком языке) Рис. 19. Письмо Мухамада-Амина Адаму Чарторыйскому. Библиотека князей Чарторыйских. Документ 5612. (перевод на польский язык)

Przemysław Adamczewski

Author for correspondence.
Email: adprzem@op.pl
Warsaw, Poland

Views

Abstract - 539

PDF (Russian) - 307