История, археология и этнография Кавказа

История этнополитических и этноконфессиональных процессов армянского населения Восточного Закавказья на разных исторических этапах составляет важную часть истории всего региона и отражена в восточных (арабских, армянских, турецких, персидских) и европейских первоисточниках.

Для воссоздания этнорелигиозной картины армян второй половины XVIII в., глубокого изучения социально-экономической истории, определения правового статуса и выявления современных искажений очень важное научное значение имеют русские первоисточники исследуемого периода. Закавказская политика императрицы Екатерины II, начертанная еще в начале XVIII в. императором Петром I, предусматривала объединение региона до иранских провинций Гилян и Мазандаран в зону российского военно-политического и торгово-экономического влияния с укреплением позиций российского государства на всём Ближнем Востоке и выходом к Персидскому заливу и Индии. Для реализации вышеперечисленных политических целей российским властям необходимо было изучить кавказский регион «изнутри» и приобрести надежную политическую опору в лице христианского населения, в частности, армян.

Ключевыми источниками изучения политической, социально-экономической, этнографической, религиозно-конфессиональной картины армянского населения Восточного Закавказья второй половины XVIII в. является объемный труд академика Самуила Гмелина, сочинения полковника Степана Бурнашева, назначенного резидентом в Тифлисе сразу после подписания Георгиевского трактата (1783 г.), а также участников военной кампании 1796 г. под командованием графа В. Зубова − А. Сереброва, И. Дренякина, П. Буткова, Ф. Симоновича и др.

Вышеперечисленные первоисточники в основном были лишены данных архивных и нарративных документов, однако их авторы были участниками политических событий данного периода, а иногда и активными акторами. Следовательно, эти сочинения являются свидетельствами очевидцев, изложенными в контексте внешней политики Российской империи второй половины XVIII в. Прибрежные районы Каспийского моря и Северный Иран рассматривались ими не только с научной точки зрения, но и с позиций военно-политических и торгово-экономических интересов Российской империи в регионе. Несмотря на то, что авторы относились к армянам как к надежной этнической опоре российского государства, тем не менее, они часто давали неоднозначные оценки, поскольку рассматривали их в совокупности восприятий политических интересов своего государства.

Резюмируя, отметим, что историко-географические сочинения российских ученых и путешественников XVIII в. представляют отдельную группу источников, в которых содержатся уникальные по своей значимости этнографические сведения об армянах Восточного Закавказья, особенностях их быта, хозяйственного уклада и религиозно-конфессиональной жизни. Российские источники с особым вниманием и с большой точностью умеют отделять главное от второстепенного, подчеркивая самое ценное. Сопоставление этих источников с другими иноязычными нарративами, рукописными материалами Матенадарана, архивными документами и исследованиями данного периода освещает изучаемую тему1.

В статье рассматривается этноконфессиональная, социально-правовая история армян Восточного Закавказья в контексте историко-политических реалий, развернувшихся в регионе во второй половине XVIII в. Выбор хронологических границ обусловлен тем обстоятельством, что в предшествующие (XVI–XVII вв.) и последующие (XIX–XX вв.) периоды история проблемы всесторонне и надлежащим образом изучена в историографии [1–5].

Во второй половине XVIII в. в результате распада государства Надир-шаха в Восточном Закавказье сформировались полунезависимые ханства, где власть перешла в руки местных ханов. Самостоятельное существование ханств имело свои негативные последствия преимущественно для немусульманского населения региона, в частности, для этнорелигиозного и социально-правового статуса армян.

В исследуемый период многочисленное армянское население жило в ханствах Дербента, Шеки, Шемахи, Кубы, Баку и прилегающих районах Восточного Закавказья. Так, в Дербенте постоянное армянское население появилось в лице купечества после подписания российско-иранского межгосударственного договора 1667 г., когда торговая компания Новой Джуги (Нор-Джуга) получила право свободно экспортировать шёлк в Европу через российскую территорию [6, с. 66]. Уже в 1770-х гг. в Дербенте было около 4000 семей, 100 из которых были армянскими, которые занимались «отчасти рукоделием, отчасти хлебопашеством и скотоводством» [7, с. 19].

По свидетельству С. Бурнашева, в «городе Дербенте и поселениям считается до 1000 дворов христианских» [8, с. 7]. Согласно другому источнику, в 1780-х гг. недалеко от Топраккале, на правом берегу реки Гургенчай, 15 из около 30-и сёл, простирающихся к горам, были армянскими2. В письме от 24 февраля 1796 г. генералу И. Савельеву Иосиф Аргутинский упоминает о девяти армянских «селениях в окружности Дербента» [9, с. 423]. Вследствие политических событий конца XVIII в. армянское население резко сокращается. Уже в начале XIX в. в составленном архиепископом Ованесом списке пожертвований Шемахинской армянской епархии Католикосата Алуанка в городе Дербент упоминается всего 15–20 армянских домов3.

По словам академика С. Гмелина, на одной стороне реки, протекающей мимо города Куба, был еврейский квартал – «пространная слобода, в которой по большей части живут только одни жиды. По сию сторону близъ города есть несколько армянских изб, из коих одна мне назначена была для постоя» и в которой остановилась экспедиция [7, с. 49]. О наличии евреев один из участников Персидского похода русских войск в Закавказье в 1796 г. С. Броневский константировал следующее: «...жиды населяют деревню Кулгат, против самой Кубы лежащую, исповедуют свой закон, имеют четырёх равинов и четыре синагоги» [10, с. 384].

Об армянах Кубинского ханства С. Броневский писал: «Армяне, живущие в Рюстюйском округе, в деревне Кильвар и в Мускюрском в деревнях: первой Барахум, второй Барахум, Караджали, Хазмас Большой, Хазмас Малой и Карагуртли, исповедуют свой закон и говорят своим языком, имеют церковь в Кильваре» [10, с. 383]. Известно, что армянская церковь села Кильвар, по преданию, была построена еще в 1637 г. на месте часовни, основанной и освященной Григорием Просветителем (IV в.). Согласно преданию, древний стол армянской церкви в Кильваре сохранился в церкви Св. Григория Просветителя [11, с. 77–78], а на его фасаде были замечены незнакомые надписи [12, с. 424].

Как в XV–XVII вв., так и в последующий период, Шемаха была населена преимущественно армянами [13, с. 118–127]. По словам очевидцев, в Шемахе было 50 армянских семей, которые занимались выращиванием винограда и виноделием [7, с. 96; 14, с. 24]. По свидетельству С. Бурнашева, в 1780-е гг. в Шемахинском ханстве было 2000 христианских приходов [8, с. 10]. По данным участника Персидского похода И. Дренякина, в конце XVIII в. в Шемахе было 70 армянских домов, а в ханстве − 470 домов в 15 сёлах [15, с. 164–167].

Русский резидент в Картли-Кахетинском царстве полковник С. Бурнашев писал, что в «Нухинском владении христиан считается до 1000» [8, с. 9]. В кратком историческом описании Северной и Южной части Дагестанской Персии майор А. Серебров в 1796 г. писал: «В Шекинской провинции под владением Мамет Гахан хана слепого, в городе Шеке домов 4700, в областях оной до 260 деревень, в них домов 15300, в том числе 62 деревни армянские» [16, с. 180].

С. Бурнашев сообщает, что в 1780-х гг. в Баку проживали несколько семей христианских купцов [8, с. 11]. По сведениям И. Дренякина, «...в городе Баке живущих персиян до 580 домов, да армянских домов около 40» [15, с. 168]. В 1818 г. составленный архиепископом Ованесом список пожертвований Шемахинской армянской епархии Католикосата Алуанка упоминает в Баку 40 армянских домов4.

О существовании армянского населения в Сальяне свидетельствует то обстоятельство, что в 1765 г. оно было вынуждено покинуть там свои дома. В составленном Эджмиацином документе, уточняющем границы пожертвований Шемахинской армянской епархии Католикосата Алуанка, в числе других армянских населенных пунктов упоминается также Сальян [17, с. 802]. Академик С. Гмелин отмечал, что в провинции Сальян сёла беспорядочно разбросаны по двум берегам Куры, и в них жили персы, татары и «небольшое количество армян» [7, с. 112–113].

Резумируя представленный фактический материал, отметим, что в этнической мозаике ханств Восточного Закавказья второй половины XVIII в. армянское население играло особую роль. Некоторые сведения письменных источников второй половины XVIII в. констатируют, что армяне могли в некоторой степени предотвращать заселение своих сел представителями других народов. Армянские и мусульманские семьи, живущие бок о бок в Шабранском магале Кубинского ханства, хотя и находились в тяжелых социально-экономических условиях, однако хану платили больше, чтобы евреи не жили рядом с ними [18, с. 162]. Еще одно свидетельство: «Армянский Патриарх ... платит под видом что б в армянские деревни не помещали магометан 5000 рублей, да иногда 1000 или 2000 под образом займа, кои никогда не возвращаются», – писал русский представитель в Тифлисе полковник С. Бурнашев [8, с. 18].

В условиях отсутствия централизованного государства во второй половине XVIII в. в фактически независимых ханствах, образовавшихся в Восточном Закавказье, резко ухудшается социальный и правовой статус армян и других немусульманских народов. Так, в Шемахе, где население платило в казну хана фиксированные налоги в размере «100 рублей» от каждой семьи, согласно источнику, армянское население Шемахи, помимо налогов, обязано было платить хану «2 рубля и 40 копеек» в год, не состоящие в браке, платили «1 рубль и 20 копеек», а до 20 лет были освобождены от налогов. «Сие деньги, – пишет академик С. Гмелин, – сбирает определенный от хана писарь. Кроме 50 помянутых армянских семей есть еще пять армянских деревень, кои лежат между старою и прежде бывшею новою Шамахою, однако при взятии города все они Кубинским ханом нарочито разорены» [7, с. 96].

В случае необходимости в Шемахе хан любым путем собирал требуемые продукты, продовольствие, лошадей, скотину, деньги, однако основная тяжесть падала на армянское население [7, с. 97–98]. Сохранились свидетельства о том, что когда Фатали-хан Кубинский совершает неудачный поход в Карадагское ханство, обещанные наемным лезгинам сотни тысяч рублей он взимает с шемахинцев [19, с. 459].

По словам С. Гмелина, в Дербенте армяне «хану не платят никаких податей, однако напротив того должны нести полицейские должности» [7, с. 19]. Армяне в Шемахе и Дербенте, кроме предоставления квартир иностранцам, обязаны были выполнять охранную службу у городских ворот (в «карауле употребляются»), поскольку как в Дербенте, так и в Шемахе, «более верят армянам, чем персианам и татарам» [7, с. 98–99].

О том, что армяне в Дербенте являются надежными жителями, свидетельствует и тот факт, что они «всегда при хане находились» [7, с. 44]. Это при том, что Дербент не был наследственным владением Фатали-хана, а был завоеван им, и в данном случае доверить город местным жителям, к тому же другой религии, было большим риском. С другой стороны, «постоянное» присутствие рядом с ханом могли иметь только его доверенные люди. В битве между правителями Фатали-хана и Дагестана в долине Гавдуша Кубинского ханства в 1774 г. среди войск хана сражались около 70 армян, из которых «более не осталось 20 человек живыми», нанеся врагу большие потери [20, с. 152].

Посетивший Прикаспийские районы в 1770-х гг. академик С. Гмелин пишет, что из-за установления высоких налогов бакинский Мелик Мухаммад-хан «не в великой любви у подданых своих находится», также было распространено убеждение, что в Баку «правосудия не получишь». Подобные настроения были особенно распространены у армян, вынужденых искать средства, «коими от ига Бакинского откупиться можно было». По словам С. Гмелина, бакинцы жаловались также на столь большие размеры требуемой ханом суммы, «которой они почти собирать не могут» [7, с. 84].

По свидетельству участника Персидского похода русских войск в Закавказье в 1796 г. П. Буткова, армяне и евреи Кубинского ханства помимо установленных налогов обязаны были заплатить хану «1 рубль», а не состоящие в браке «55 копеек» [21, с. 205], а по словам другого участника похода Ф. Симоновича: «С армян и жидов подушних денег: с женатых по 2 р. 10 коп., с холостых по 1 р. 10 коп.» [22, с. 150]. Аналогичные сведения сообщает С. Броневский: «Армяне и жиды, сверх вышепомянутых податей, должны были платить ханскою монетою: женатые по одному рублю (30 копеек серебром), а холостые, которые старше 15 лет, по 55 копеек» [10, с. 392].

Источники второй половины XVIII в. оставили также упоминания о религиозной и конфессиональной ситуации в Восточном Закавказье. По словам С. Гмелина, «главным законом» города Баку было мусульманство шиитского направления («махометанскошахинская секта»), однако проявлялась толерантность и к суннитам, а армяне «отправляют свое богослужение тайно» [7, с. 81]. Это свидетельствует о том, что ханские власти преследовали армян за свободу вероисповедания. Ситуация напоминала реалии этноконфессиональной картины начала XVIII в., когда в Шемахе армяне и евреи в результате вероисповедальных гонений, по приказу Сурхай-хана Казикумухского, были вынуждены носить на улице лоскуты желтой ткани на одежде, чтобы отличаться от мусульман. Единственный путь спасения от религиозных преследований для армян, по словам И. Гербера, «опять идти в мечети» («смена вероисповедания»), в результате чего «христианских армян» осталось довольно мало [23, с. 305].

В Шемахе С. Гмелин стал свидетелем сцены, когда два армянских монастыря собирались пожертвовать хану 1000 рублей и боялись, что Фатали-хан Кубинский «от них опять скоро такогож или большого подарка требовать не приминет». Служители двух монастырей из пяти армянских деревень5, расположенных между Старой и Новой Шемахой, боялись открыто использовать церковные сосуды, святые образы и другие принадлежности, так как хан мог их конфисковать. По этой причине в армянских монастырях кроме иконы Богоматери «ничего не видно» [7, с. 98, 107].

Отметим, что нестабильная политическая ситуация во второй половине XVIII в. в бывшей иранской державе обострила религиозные проблемы почти на всём Кавказе, сформировав негативное отношение к иноверцам. По словам С. Бурнашева, кабардинцы недавно «условились единогласно и утвердили присягой, чтоб никогда армян не впускать в свои жилища» [24, с. 7]. Более того, в середине 1780-х группа тифлисских армянских купцов подверглась разбойному нападению со стороны кабардинцев. Царь Ираклий II требовал за убитых семи армянских купцов цену крови – 240 рублей за каждого, а за потерянные товары – 10670 рублей6.

Наконец, во второй половине XVIII в. из-за хаоса в регионе активизируется передвижение населения. Армянский католикос Акоп Шамахеци отмечал, что после падения государства Сефевидов около 40 лет «царствие красноголовых» не утихало7. Дестабилизированная ситуация в Иранском государстве принудила группу армян из окружных деревень Тебриза и из других мест в 1753 г. отправиться в Энзели, чтобы переехать в Астрахань и обосноваться там8.

К концу XVIII в. передвижение населения (в частности, армян) в Закавказье настолько усилилось, что некоторые священнослужители на местах не могли правильно организовать сбор духовных пошлин. С целью урегулирования вопроса вмешивается католикос Акоп Шамахеци, распорядившись, что тем, в каком состоянии находится народ, и там должен платить причитающуюся церкви пошлину9.

Отрицательное влияние на изменение этнополитической картины региона оказало нашествие Ага-Мухаммад-хана Каджара в 1795 г. на Закавказье. По свидетельству армянских источников, в начале 1796 г. «в Гандзаке, Сюнике, Арцахе и Алуанке начался сильный голод, так как войска Ага-Мухаммада сожгли всё на своем пути», в результате чего миграция достигла больших масштабов10.

Персидский поход под командованием В. Зубова (1796 г.) также имел трагические последствия для армянского населения Восточного Закавказья. В результате отступления российских войск армяне, из-за своих симпатий русским, оказались перед перспективой мести местных ханов. Так, Мехти-бек с многочисленным войском напал на армянские поселения, в результате больше всего пострадали армяне Шемахинского уезда Заргаран, где «из-за своей мести персы за один день кроме стариков и молодых, вырезали 100 младенцев»11. Ряд армянских деревень организовали героическую оборону и сохранились сведения о храброй защите армян и кетхуды Оган-бека из деревни Гирк, который пал от пули Мехти-бека [25, с. 126].

Исходя из сложившейся военно-политической обстановки в регионе, армянское население Прикаспийских областей начало массово покидать свои места жительства, в 1796–1797 гг. присоединившись к отступающим русским войскам. «Многие из армян и немногие из таджиков, – писал епископ Вардан Одзнеци, – перешли в Грузию, Сомхет, Ереван, Карс и страну сарматов – Моздок и Кизляр»12 .

Католикос Иосиф Аргутинский сообщал российскому командованию следующее: «Армяне, обитающие в Мукшурской и Дербентской провинциях, просили е.с. графа Валерьяна Александровича Зубова, так как они довольно уже претерпели от варвар обид и притеснений, избавив от власти их, принять под покровительство России» [9, с. 434]. Известно, что только из Дербента и Мушкура на Северный Кавказ эмигрировали 610 семей, 5212 человек [26, с. 61–74]. Решением Сената от 15 апреля 1799 г. армянам, эмигрировавшим из Дербента, выделяются земли из прилегающих государственных земель [27, с. 619–620].

Для сравнения отметим, что походы Ага-Мухаммад-хана Каджара в 1795 и 1797 гг. стали катастрофой и для армянского населения Карабаха. О страшных последствиях голода в 1796 г. Иосиф Аргутинский с болью писал: «Даже сына и жену продавали за кусок хлеба и, что нелепо, от голода отвергали святую веру»13.

Около 5000 семей из-за беспорядков в Закавказье уехали из Карабаха в Шеки, Ширван и другие близлежащие места [28, с. 19]. В результате политических событий конца XVIII в. число поселившихся в Ширване карабахских армян колеблется от 8000 до 12000 [29, с. 242]. Обращаясь к вопросу об эмиграции карабахских армян из Джраберда, Хачена, Варанды, Дизака, Варданакерта и других уездов, епископ Макар Бархударянц в конце XIX в. с болью задавался вопросом и сам же отвечал: «Куда делись эти армянские жители? Часть из них в 1798–1799 гг. стали пищей голоду и чуме, часть оказались в плену в Персии, часть перешла в Турецкую Армению, часть – в Персию, часть – в Шаки и Ширван, а другая часть – в Кахетию, Грузию, часть – в Баку, Кубу, Дарбанд и в Россию» [30, с. 8].

В итоге, карабахским армянам удается основать в исторической части Шеки-Ширвана около ста населенных пунктов [31, с. 12], обеспечив непрерывное существование своей идентичности в бывших армянских деревнях [32, с. 295] и сохранив издревле построенные здесь церкви, хачкары и другие памятники христианской культуры.

Резюмируя, отметим, что как в предыдущие периоды, так и во второй половине XVIII в., в этнополитической мозаике Восточного Закавказья армяне занимали свое особое место. Исследованием источников указанного периода можно констатировать, что в условиях отсутствия в Иране централизованного государства в фактически независимых ханствах Восточного Закавказья резко ухудшаются социальное положение и правовой статус армян и других немусульманских народов (в частности, евреев). Если в первом тридцатилетии XVIII в. местные власти осуществляли насильственное вероотступничество в отношении армянского населения [33], то во второй половине века в ханствах Восточном Закавказья армяне были вынуждены скрывать свою религиозную и конфессиональную принадлежность. Поэтому для армян, постоянно вынужденных бороться за свою религию и систему культурных и духовных ценностей, наряду с роковой проблемой физического существования, первоочередным было сохранение армянской идентичности. С другой стороны, нестабильная военно-политическая ситуация в регионе в конце XVIII в. вынуждает армянское население эмигрировать из мест постоянного жительства, спасаясь от мести мусульманских ханов.

Таким образом, имеющийся на сегодняшний день комплекс источников второй половины XVIII в., включающий разнообразные по своему составу и степени репрезентативности материалы, позволяет достаточно полно реконструировать этнополитическую историю армянского населения Восточного Закавказья. В целом очевидно, что сведения данных исторических источников, архивных и рукописных документов представляют несомненный интерес для кавказоведов и позволяют воссоздать наиболее полную и объективную этноконфессиональную картину Восточного Закавказья второй половины XVIII в. В то же время нужно отметить, что источниковая база этого периода далеко не исчерпана и не является окончательной, а поиск новых источников является одной из основных задач современных исследователей.

Благодарность. Исследование выполнено в рамках гранта Комитета науки Республики Армения 21T-6A163 «Этнополитические проблемы в Восточном Закавказье в XVIII−XIX веках» (рук. К. Костикян).

Acknowledgement. The study was carried out within the framework of the grant of the Committee of Science of the Republic of Armenia 21T-6A163 "Ethno-political problems in Eastern Transcaucasia in the 18th-19th centuries" (headed by K. Kostikyan).

Гоар Жораевна Мхитарян

Автор, ответственный за переписку.
Email: goharmkhitaryan7@gmail.com
ORCID iD: 0000-0002-3494-6916

Армения, 0019 Республика Армения, Ереван, проспект Маршала Баграмяна 24/4

кандитат исторических наук,

страший научный сотрудник отделения «Христианского Востока»

Просмотры

Аннотация - 415

PDF (Russian) - 337