РЕЦЕНЗИЯ НА МОНОГРАФИЮ Т.А. АНИКЕЕВОЙ «ПРЕДАНИЯ КОРКУТА. ОГУЗСКИЙ ГЕРОИЧЕСКИЙ ЭПОС КАК ИСТОЧНИК ПО ИСТОРИИ ТЮРКСКИХ НАРОДОВ ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ IX–XI ВВ.»
- Авторы: Зайцев И.В.
- Выпуск: Том 14, № 4 (2018)
- Страницы: 207-210
- URL: https://caucasushistory.ru/2618-6772/article/view/1485
- DOI: https://doi.org/10.32653/CH144207-210
Аннотация
Недавно вышедшая в академическом издательстве «Восточная литература» под грифом Института востоковедения РАН монография Т. А. Аникеевой посвящена единственному памятнику книжного эпоса у тюрков-огузов – «Книге моего деда Коркута». Основным сюжетообразующим стержнем, вокруг которого группируются двенадцать сказаний этого эпоса, является борьба тюрков против не-мусульман на землях Малой Азии, а также многочисленные междоусобицы в среде самих огузов. И сложение сказаний, и их циклизация заняли довольно долгое время, приблизительно с IX–X вв. (когда огузские племена еще только начали свою миграцию на Запад из Средней Азии) вплоть до их письменной фиксации, которая произошла значительно позже. Таким образом, «Китаб-и дедем Коркут» можно считать одним из важнейших источников по социальной и культурной жизни тюрков-огузов в Средние века. По словам Т.А. Аникеевой, «в «Книге моего деда Коркута» нашли отражение и события ранней тюркской полулегендарной истории, и более поздние, связанные с распространением их могущества на территории Малой Азии и контактами с Византией».
Ключевые слова
Недавно вышедшая в академическом издательстве «Восточная литература» под грифом Института востоковедения РАН монография Т. А. Аникеевой посвящена единственному памятнику книжного эпоса у тюрков-огузов – «Книге моего деда Коркута». Основным сюжетообразующим стержнем, вокруг которого группируются двенадцать сказаний этого эпоса, является борьба тюрков против не-мусульман на землях Малой Азии, а также многочисленные междоусобицы в среде самих огузов. И сложение сказаний, и их циклизация заняли довольно долгое время, приблизительно с IX–X вв. (когда огузские племена еще только начали свою миграцию на Запад из Средней Азии) вплоть до их письменной фиксации, которая произошла значительно позже. Таким образом, «Китаб-и дедем Коркут» можно считать одним из важнейших источников по социальной и культурной жизни тюрков-огузов в Средние века. По словам Т.А. Аникеевой, «в «Книге моего деда Коркута» нашли отражение и события ранней тюркской полулегендарной истории, и более поздние, связанные с распространением их могущества на территории Малой Азии и контактами с Византией».
Книга «Предания Коркута» по мнению автора не сообщает исторические сюжеты (вообще сложно находимые в эпосе), но дает представление об огузской картине мира в ее динамике. Т.А. Аникеева поставила перед собой цель «выяснить, на каком этапе у огузов основные составляющие традиционной тюркской модели мира изменяются и формируются под влиянием ислама». Ища ответ на этот вопрос, Т.А. Аникеева пришла к выводу, что огузский героический эпос хронологически неоднороден. Древняя тюркская основа, которая, возможно, была единой для народов огузской группы, сочетается в нем с поздним исламским компонентом.
Первая глава этой книги посвящена истории исследования «Книги моего деда Коркута» — как в России, так и за рубежом (в Европе, Турции и Азербайджане); во второй части речь идет о «Книге моего деда Коркута» как памятнике книжного эпоса, а также о бытовании одного из сказаний эпоса в турецком фольклоре в новое и новейшее время. Третья глава описывает элементы традиционной тюркской картины мира в огузском эпосе (пространственная ориентация, мифология, сновидения). Четвертая глава посвящена историко-культурным взаимосвязям огузского эпоса. В ней рассматриваются география огузских сказаний (Центральная и Малая Азия) и тесно связанный с этой проблематикой образ врага; проводятся типологические сопоставления «Книги моего деда Коркута» с книжным эпосом других народов, например, с романской «Песнью о Роланде» и византийским эпосом о Дигенисе Акрите. Также в этой главе речь идет и о более поздних памятниках средневековой турецкой литературы – «Баттал-наме» и «Данышменд-наме», сохранивших преемственность с тюркским эпосом более раннего времени.
Данная книга представляет собой интерес и для историка, и, конечно же, для филолога. Вторая глава монографии целиком посвящена исключительно филологической проблематике, связанной с книжным и устным бытованием огузских сказаний. Автор рассматривает «Книгу Коркута» в контексте истории развития тюркских литературных традиций – с самой древности до раннего средневековья. Такой подход позволяет использовать в монографии весьма широкий сравнительный материал – основными источниками для сопоставления явились древнетюркские рунические памятники, древние уйгурские тексты из Турфана, фрагменты «Словаря тюркских наречий» Махмуда Кашгарского, также дидактических средневековых сочинений Ахмеда Югнеки («Подарок истин») и Юсуфа Баласагуни «Кутадгу Билиг», созданная в эпоху правления Караханидов), тюркские исторические сочинения, среди которых тексты, имеющие прямое отношение к «Китаб-и дедем Коркут» – это «Огуз-наме» и «Родословная туркмен» («Шаджара-йи таракима») Абулгази-хана, также некоторые фольклорные тексты.
По мнению автора, «Китаб-и дедем Коркут» обнаруживает родство не только и не столько с другими образцами собственно огузского эпоса (как, например, «Гёр-оглы», подвергшийся сильному иранскому влиянию в Средней Азии), но и с памятниками фольклора и литературы тюркских народов, родственных огузам, с которыми они соседствовали в разное время вплоть до окончательного оседания на территории Малой Азии (уйгуры, карлуки).
Кроме того, как можно узнать из второй главы книги, вплоть до самого недавнего времени некоторые сказания, относящиеся к «Книге моего деда Коркута», продолжали бытовать на территории современной Турции и Закавказья в виде хикайатов – турецкой народной повести. К ним относится, прежде всего, сказание о Бамси-Бейреке, которое является одной из самых древних частей «Китаб-и дедем Коркут» (исследователи сообщают по крайней мере о 12 устно бытовавших вариантах, часть которых была записана еще в 20-30-е гг. XX в.). Автор приходит к выводу, что сказания «Китаб-и дедем Коркут» в сюжетном отношении тесно связаны с другими жанрами турецкого фольклора и литературы (например, турецкой народной повестью), получившими гораздо более позднее развитие и просуществовавшими вплоть до самого недавнего времени. На примере относительно современного текста турецкого сказания о Бейреке можно проследить и эволюцию образа эпического героя на протяжении нескольких веков и увидеть, какой путь прошел собственно сам текст эпоса, оставаясь при этом на грани между книжной и устной традициями в турецкой литературе.
Т.А. Аникеева довольно подробно останавливается на истории изучения сказаний «Книги деда Коркута» в контексте развития российской и зарубежной (Европа, Турция, Азербайджан) тюркологической и востоковедческой науки (отчасти даже и византинистики). Этому посвящен отдельный раздел монографии (уже упомянутая первая глава исследования). Кроме того, в монографии в качестве приложений публикуются некоторые архивные документы, которые ранее никогда не издавались: это фрагмент труда российского тюрколога П.А. Фалева (1888–1922) и перевод работы известного китаиста, исследователя китайской мифологии и фольклора Вольфрама Эберхарда (1909–1989) «О сказаниях „Деде Коркут“» (“Über die Erzählungen des Dede Korkut”). Последняя статья – часть оставшейся неизданной довольно объемной работы по тюркскому эпосу, оригинал которой хранится в архиве Финской АН. Что касается фрагмента труда Павла Александровича Фалева, то он представляет собой вступительную часть неопубликованной работы, в целом посвященной ногайскому эпосу «Едигей» и хранящейся в Архиве востоковедов ИВР РАН; тем не менее, на 16-ти страницах Введения к этой работе речь идет именно о «Книге Коркута», а также «Баттал-наме». По словам Т.А. Аникеевой, «фрагмент неопубликованной работы П.А. Фалева в хронологическом отношении был едва ли не первым исследованием, посвященным “Книге моего деда Коркута” как эпосу (после публикаций и предисловий к ним самого В.В. Бартольда, а также некоторых единичных упомянутых выше статей) в России, несмотря на то, что он является частью большой, оставшейся неизданной работы, посвященной ногайскому фольклору». Публикация текста П.А. Фалева сопровождается подробным комментарием, а работа над изданием всей статьи В. Эберхарда с комментариями, как мы узнаем из книги, будет продолжена автором. Таким образом, исследование Т.А. Аникеевой затрагивает и историю отечественной и зарубежной тюркологии.
Для историка особенно интересен раздел книги, посвященный образу врага в огузском эпосе, в котором автор монографии затрагивает вопросы географической локализации огузских племен на территории Малой Азии, Средней Азии и Южного Кавказа. Безусловно, топонимика «Книги моего деда Коркута» является объектом отдельного большого исследования – но уже и в этой монографии автор приходит к некоторым определенным заключениям: например, четкая локализация персонажей эпоса свидетельствует о том, что большая часть сказаний «Книги Коркута» прошла свое оформление и циклизацию уже после появления огузских племен в Закавказье. Интересно также следующее замечание: «Мир иноверцев в “Книге Коркута” ...имеет и определенные формальные, очерченные (хотя и меняющиеся вследствие взаимных набегов) границы, пределы, за которыми и начинаются враждебные огузам земли и которые неоднократно упоминаются, например, в “Песни о том, как сын Казан-бека Уруз-бек был взят в плен”: “…покажу место, где ударял мечом, рубил головы, возьму (его с собой), выйду к пределам гяуров” [Книга Коркута, IV, с. 50)], в турецком же тексте не отраженное в переводе В.В. Бартольда: «kafir serhaddine Cızığlara, Ağlaagana, Gökçe Dağa aluban çıkayın…» (букв.: «...к пределам гяуров, поднимусь на горы Джызыглар, Аглааган, [на] Синюю гору...». Иными словами, граница мира неверных в эпосе довольно четко локализована у названных гор, по всей видимости, проходя по территории между современными Карсом и Ахалцихе....».
Конечно же, «Китаб-и дедем Коркут» как памятник турецкого фольклора и литературы требует дальнейших исследований самого различного характера – исторических, антропологических и лингвистических. Автор книги постарался показать основные особенности этого памятника, которые могли бы способствовать дальнейшим его исследованиям: многосоставность картины мира тюрков-огузов и его родство с фольклором и произведениями средневековых тюркских литератур Центральной Азии.
Нельзя не отметить и качественный научный аппарат издания: несмотря на относительно небольшой объем (около 13 с половиной авторских листов), монография снабжена указателями имен собственных, названий сочинений и географических названий, что очень облегчает работу с текстом.
Впрочем, не лишена книга и неизбежных опечаток. Так, знаменитый азербайджанский писатель Анар родился, конечно, не в 1983 г., как указано на с. 39, а в 1938 г. Использованная, судя по сноскам, в работе книга А.М. Демирчизаде в списке литературы отсутствует, так же, как и книга Камала Абдуллы «Тайный Деде Коркут». В переводе В. Эберхарда следовало бы лишний раз проверить написание этнонимов – так, «Тукиу» китайских источников на русском языке традиционно надо было бы переводить как Ту-кю, т.е. «тюрки» (с. 30).
Несмотря на эти мелкие погрешности в тексте книги, можно смело поздравить ее автора и будущих читателей с выходом интересного исследования о тюркском эпосе.
Илья Владимирович Зайцев
Государственный Музей Востока
Автор, ответственный за переписку.
Email: ilyaaugust@yandex.ru
Россия, Москва, Россия
доктор исторических наук
профессор РАН
- 1. Аникеева Т.А. «Предания Коркута. Огузский героический эпос как источник по истории тюркских народов Центральной Азии IX–XI вв.». М.: Восточная литература, 2018. – 189