История, археология и этнография Кавказа

Во второй половине ХХ в. в Дагестане сложилась блестящая школа академической ориенталистики и полевой восточной археографии, преимущественно арабистики, - крупнейшая на Юге России и единственная на Северном Кавказе. Находки археографических экспедиций позднего советского и постсоветского времени неплохо документированы. Тематический репертуар рукописных коллекций, их роль в давних связях между ‘улама’ на Северном Кавказе, в Средней Азии и Поволжье, на Ближнем Востоке отражены в статьях и целом ряде каталогов [1; 2, c. 59-66; 3, c. 5-21; 4; 5]. В то же время, ранняя история складывания дагестанской школы восточной археографии, ее досоветские корни еще плохо изучены. Что можно сказать о началах восточной археографии в Дагестане позднего имперского и раннего советского времени в общем контексте истории российского академического востоковедения? Какую роль в ее становлении сыграла местная мусульманская элита, прежде всего модернисты-джадиды и близкие к ним мусульманские ученые? Насколько их интересы и представления предопределили тематический репертуар академического источниковедения и подходы к изучению местных нарративных источников и документов эпохи средневековья и нового времени на восточных языках? В какой степени развитие восточной археографии отвечало политическим установкам российских и советских властей в регионе? Как менялись подходы к изучению восточных рукописей и их научные интерпретации? Когда и как на основе мусульманского краеведения сложилось научное восточное источниковедение? Эти вопросы определяют задачи и рамки настоящей статьи. Отличительной особенностью Дагестана, во многом предопределившей направление развития восточного источниковедения, было и остается исключительное богатство рукописных библиотек. Только за последние десятилетия археографические экспедиции под руководством А.Р. Шихсаидова выявили здесь более четырехсот частных и мечетных собраний рукописей на арабском языке и в арабской графике, привезенных с Ближнего Востока (частично из Волго-Уральского региона) и переписанных на месте, преимущественно в XVIII-XX вв. [4, c. 136]. До массовых антирелигиозных репрессий конца 1920-х - 1930-х гг., в которых, судя по рассказам дагестанцев, погибли десятки, если не сотни рукописных библиотек, их было значительно больше. Следует также отметить, что арабский язык (ал-фусха) оставался основным языком власти, права и культуры после включения Дагестана в состав царской и ранней советской России. Арабская графика использовалась в официальном делопроизводстве до официального перехода в 1927 г. на латинскую графику, которую в конце 1930-х гг. сменила модифицированная кириллица. Переписка и даже составление рукописей на арабском языке и в арабской графике, правда, в меньших масштабах, продолжались в 1950-е - 1980-е гг. В период становления восточной археографии между двумя мировыми войнами занятие источниковедением и краеведением предполагало, прежде всего, умение читать арабоязычные и арабографичные рукописи и документы. Дореволюционная ориенталистика на Кавказе носила преимущественно прикладной и краеведческий характер, ограничиваясь переводами, нередко сокращенными пересказами, отдельных арабоязычных и арабографичных нарративных источников и документов [6, c. 1072-1073; 7, с. 1-22; 8, с. 1-76; 9]. Такой жанр (араб. мухтасар), неплохо вписывался в местную мусульманскую книжную традицию. По верному замечанию И.Ю. Крачковского, до крушения империи в 1917 г. на Кавказе не возникло самостоятельного центра научной арабистики [10, с. 135]. До советского периода в регионе не было ни университетов, ни научно-исследовательских учреждений. Сбор, перевод и изучение арабских и арабографичных рукописей оставался частным делом энтузиастов, большинство из которых принадлежало к числу мусульманской духовной элиты края и имели личные рукописные библиотеки. Как современные научные дисциплины источниковедение и восточная археография берут начало на Северном Кавказе с созданием в 1920-е гг. в советских автономиях региона сети музеев, краеведческих обществ и научно-исследовательских учреждений. Еще в годы Гражданской войны во Владикавказе было организовано Историко-филологическое общество, в 1925 г. преобразованное в Осетинский научно-исследовательский институт (НИИ) краеведения. В 1925-1927 гг. подобные НИИ появились в Ингушетии и Кабардино-Балкарии, в Краснодаре было создано Общество изучения Адыгейской автономной области. В Ростове-на-Дону возник Краевой Горский НИИ [11, с. 19]. В 1924 г. в Махачкале открылся Дагестанский институт национальных культур. Одновременно с ним первый нарком просвещения Алибек Тахо-Годи добился создания в 1924 г. в Буйнакске Дагестанского краеведческого музея, позднее переехавшего в Махачкалу и получившего название Дагестанского государственного объединенного историко-архитектурного музея имени А. Тахо-Годи. Филиалы музея были организованы в центрах сельских районов республики. В 1927 г. Институт национальных культур был преобразован в Институт культуры при Совнаркоме Дагестанской АССР, а в 1938 г. переименован в Институт истории, языка и литературы (ИИЯЛ), позднее получивший имя народного поэта Дагестана Гамзата Цадасы. На основе Института истории, языка и литературы в 1946 г. была создана Дагестанская база АН СССР, преобразованная в 1949 г. в Дагестанский филиал АН СССР. В 1991 г. институт были разделен на два действующих поныне подразделения Дагестанского научного центра РАН: Институт языка, литературы и искусства и Институт истории, археологии и этнографии (ИИАЭ). Вместе с созданием музеев и НИИ в середине 1920-х гг. в горных районах Дагестана начинается интенсивная работа по собиранию, копированию, переводу и изучению документов и рукописей из частных и мечетных библиотек на восточных языках, преимущественно на арабском литературном и местных кавказских и тюркских языках в арабской графике (‘аджам). Собранные материалы сначала поступали в Дагестанский краеведческий музей, и частично - в Центральный государственный архив Республики Дагестан (ЦГА РД). После создания в ИИЯЛ Рукописного фонда в 1945 г. сложилась основа крупнейшего государственного рукописного собрания региона. Оно вобрало в себя более ранние коллекции Дагестанского краеведческого музея и ИИЯЛ [4, с. 133]. В 1963 г. в институте возник отдел восточных рукописей, сотрудники которого занялись разбором собранных рукописей и документов. С 1948 г. проводились ежегодные археографические экспедиции в сельские районы, в результате которых было собрано 13653 единиц хранения: около 4 тысяч рукописей и 5819 писем (ф. 16, оп. 1-4), включая дипломатическую переписку, актовый материал, делопроизводство российских судов по адату и шариату в оригиналах и копиях. В составе коллекции выделяются библиотека дагестанских востоковедов (ф. 13), рукописные (ф. 14) и старопечатные книги (ф. 15) на восточных языках, ксерокопии и фотокопии рукописей, старопечатных книг и документов (ф. 30), а также библиотека одного из создателей Рукописного фонда М.-С.Д. Саидова (1902-1985) (ФМС) [12]. Материалы, скопированные сотрудниками обоих учреждений, хранятся в Научном архиве ИИАЭ (ф. 1, 5). Академическое источниковедение сложилось в Дагестане уже в послевоенные десятилетия. Немалую роль в формировании академической ориенталистики здесь сыграли выпускники Восточного факультета Ленинградского университета, стажеры и аспиранты Ленинградского отделения Института востоковедения АН ССР (ныне Институт восточных рукописей РАН). К их числу относится признанный глава дагестанской ориенталистики А.Р. Шихсаидов, такие классики восточной археографии Дагестана, как Т.М. Айтберов, Д.Х. Гаджиева (1955-2013), Х.А. Омаров (1937-2007), Г.М.-Р. Оразаев. Важно отметить, что даже во второй половине ХХ в. и в постсоветское время среди дагестанских источниковедов были и остаются выпускники мусульманских образовательных учреждений, нередко получившие наряду с религиозным и светское высшее образование. В довоенные десятилетия в Дагестане практически не было историков-востоковедов с высшим специальным светским образованием. Арабисты из петербургско-лининградской школы ориенталистики кроме отдельных филологов (А.Н. Генко) на Северный Кавказ не ездили и местными документами и рукописями не интересовались. Редкими исключениями в этом роде был ученик И.Ю. Крачковского А.М. Барабанов, сделавший первый полный перевод хроники Мухаммеда-Тахира ал-Карахи о Кавказских войнах XIX в., но рано погибший в Великой отечественной войне и свое исследование хроники не закончивший. Историк-краевед из Ростова-на-Дону Н.И. Покровский в конце жизни выучил арабский и работал с арабоязычными хрониками XIX в., но оставил только неплохой обзор источников Кавказских войн, преимущественно на русском языке [13]. Стоит упомянуть Кавказскую историко-бытовую экспедицию Исторического музея Москвы под руководством А.Б.Закс, собравшую в горном Дагестане в 1936-1937 гг. интересные арабоязычные письма и документы, которые составляют ныне основу кавказской коллекции ГИМ [14, с. 151-185]. Кадров для осуществления в регионе глобального советского проекта культурной революции катастрофически не хватало. До середины 1920-х гг. даже учителями общеобразовательных школ были преимущественно сельские муллы, кади и преподаватели медресе. Поэтому к сбору и обработке восточных рукописей в Дагестане первоначально были привлечены представители мусульманской духовной элиты, в том числе бывшие чиновники имперской администрации Дагестанской области. Некоторые имели высшее образование, но, как правило, не историческое и даже не гуманитарное, а инженерно-техническое. При этом они увлекались родной историей края и хорошо разбирались в местной мусульманской историографии, порой не раз переписав эти сочинения для собственной библиотеки или мударриса, у которого учились. Подавляющее большинство собирателей арабоязычных рукописей погибли в ходе массовых политических и антирелигиозных репрессий 1920-х - 1930-х гг., почему их биография и в особенности занятия восточной археографией до недавнего времени были цензурированы, и еще остаются плохо известными. Во многом, ориентиром здесь служат рукописи Научного архива и Фонда восточных рукописей ИИАЭ, содержащие скупые указания на собирателей и переводчиков, реже - коллекции, из которых были извлечены материалы, государственных заказчиков экспедиций и время переписки. В голодные и неустроенные 1920-е гг. большинство рукописей оставались в частных коллекциях. В Музей и НИИ поступали их рукописные копии (фото- и машинописные копии появились в Дагестане в послевоенные десятилетия). Среди первых собирателей восточных рукописей в Дагестане преобладали мусульманские ученые и представители зарождавшейся на рубеже XIX-XX вв. мусульманской интеллигенции из аварских, кумыкских и лакских селений. Их имена сохранили личные дела научных архивов обоих академических институтов Махачкалы, о которых уже говорилось выше. Особенно много сделали в этом направлении Мухаммед Пирбудагов Инквачилав и его племянник Мансур Гайдарбеков (1907-1987) из сел. Геничутль, инженер Багадур Малачиханов (1882-1941) из сел. Ашильта, Абдулатип Шамхалов (1900-1933) из сел. Аргвани. Большинство из них работали с середины 1920-е гг. в Институте национальных культур. Абдулатип Шамхалов по направлению Наркомата просвещения ДАССР учился, а позднее работал в 1923-1927 гг. научным сотрудником в Институте народов советского Востока Российской академии НИИ общественных наук в Москве. Обучение предполагало летнюю практику на Северном Кавказе с копированием исторических и этнографо-фольклорных материалов на восточных языках [15]. В Научном архиве ИИЯЛ есть несколько толстых томов, куда Инквачилав копировал арабоязычные рукописи и надписи с переводом их на аварский язык сначала в арабской, а затем в латинской графике. Говорят, его почерк был слишком неразборчив и опотому большинство его записей было начисто переписано его племенником Гайдарбековым[147]. А в 1960-е гг. последний, работая в должности лаборанта ИИЯЛ, за два с небольшим года подготовил 2 тома антологии дагестанской арабоязычной поэзии и 14 томов исторических выписок[148]! В советской историографии второй половины ХХ в. эти ученые-энтузиасты получили название «просветителей» [16, passim]. Не следует, однако, воспринимать этот термин буквально. Он служил скорее для оправдания изучения советскими востоковедами выходцев из мусульманской духовной элиты, сотрудничавших с советской властью, позднее репрессированных и реабилитированных, начиная с конца 1950-х гг. В действительности, они были скорее краеведами, собиравшими материалы для составления обзорных работ по истории, культуре и фольклору мусульман Дагестана. Интересно, что в первых археографических экспедициях 1920-х - начала 1930-х гг. участвовали дагестанские модернисты-джадиды и их ученики. Наиболее крупным представителем этого течения, тесно сотрудничавшего с большевиками еще в годы Гражданской войны, вовлеченным в сбор и перевод арабоязычных рукописей был мусульманский публицист, преподаватель медресе и историк ‘Али ал-Гумуки (из сел. Кумух), более известный как Али Каяев (1878-1943). После закрытия в 1927 г. шариатского суда в сел. Кумух, где он работал кади и руководил новометодной джадидской мадраса, Каяев переехал в Махачкалу, по приглашению правительства Дагестана и лично знавшего его Дж. Коркмасова, устроившись научным сотрудником в Институт культуры при Совнаркоме республики, где и работал с 1928 г. до своего первого ареста и ссылки в Казахстан в 1930 г. В 1934-1938 гг. после досрочного освобождения и вплоть до второго ареста и высылки из Дагестана он был восстановлен на работе в Институте. В эти годы он много писал и переводил с арабского, фарси, турецкого, ездил по горным селениям Дагестана, работал в библиотеках Тбилиси и Москвы [17, с. 193; 18, с. 165-182]. Наряду с материалами, вошедшими в Научный архив и Фонд восточных рукописей ИИЯЛ, Каяев собрал большую личную библиотеку. Некоторые книги и документы из нее погибли в НКВД. Только в 1938 г. сотрудники НКВД изъяли 7 объемистых папок с рукописями. Обнаружить их в архивах КГБ-ФСБ не удалось. Но основную часть собрания жене Каяева удалось сберечь, замуровав комнату, где она хранилась. Наиболее ценные письма и документы XVII - первой четверти ХХ в. сам он спрятал под землей в казане накануне второй ссылки, из которой он не вернулся. В 1990-е гг. собрание рукописей и писем было извлечено из тайников. Вся библиотека хранится ныне у внука ученого Ильяса Каяева в Махачкале. Еще более существенен вклад в становление восточной археографии в Дагестане ученика Каяева Магомед-Сеида Джамалуддиновича Саидова (1902-1985) из сел. Геничутль. Он окончил его медресе в Кумухе в первые годы после установления советской власти в Дагестане. Как и Каяев, Саидов сначала работал учителем в сельских школах, участвовал в издании первой советской газеты на аварском языке «МагIарулав (Горец)». Впоследствии он получил высшее гуманитарное образование, защитил в 1940 г. в Москве кандидатскую диссертацию по лингвистике и возглавил Отдел восточных рукописей (позднее отдел востоковедения) ИИЯЛ. Саидов руководил археографическими экспедициями. В 1960-е и 1970-е гг. он периодически привлекал к археографической работе с арабоязычными фондами Института арабистов из числа выпускников дагестанских мадраса дореволюционного и раннего советского времени, в 1930-е гг. закрытых. На положении лаборанта Отдела востоковедения в Институте работал земляк Магомед-Сеида арабист и сельский учитель Мансур Гайдарбеков, начинавший работать с восточными рукописями со своим дядей Инвачилавом. В той же должности перебывали несколько известных в республике арабистов, в основном аварцев, такие как Мухаммед Нурмагомедов из сел. Аракани (1909-1997), владелец крупнейшей в республике частной библиотеки, которую он собрал в ходе археографических экспедиций, К.М. Баркуев и выпускник медресе Мир-и Араб М.-Р. Мугумаев, переводившие правовые документы из Фонда восточных рукописей (ф. 16), и другие. У Каяева учились и некоторые другие ‘улама’, принявшие участие в археографической работе, в частности А. Шамхалов [15, с. 316-317], бравший у него частные уроки в Темир-Хан-Шуре. Каяева близко знал М. Нурмагомедов. Любопытно посмотреть на тематику сочинений и документов Фонда восточных рукописей на предмет понимания интересов и установок ранней восточной археографии. Конечно, велика здесь была сила инерции. Фонд вобрал в себя три типа коллекций: Во-первых, рукописные библиотеки закрытых в советское время мечетей, медресе при них и святых мест (пир, зийарат). Во-вторых, в состав Фонда вошли отдельные книги, документы и их копии из мечетей, вновь открытых во второй половине 1940-х гг. и продолжавших действовать в позднее советское время. Наконец, львиную долю поступлений в Фонд составили бывшие частные библиотеки [4, с. 134-137]. По этой причине состав его во многом воспроизводит тематику и особенности рукописных библиотек региона дореволюционного и раннего советского времени. Он неплохо отражает круг чтения и интересы образованного дагестанского читателя нового времени. Особенной популярностью пользовались сочинения и комментарии по исламскому праву (фикх) преобладающего в Дагестане шафиитского толка и арабской грамматике, не говоря про большое число копий Корана, его частей и сочинений по коранической экзегетике. По происхождению здесь выделяются, во-первых, рукописи, привезенные в Дагестан с Ближнего Востока и из Средней Азии. Они относятся к древнейшей части коллекции, самые ранние из них - куфические Кораны XI-XIV вв. Другая группа рукописей - это работы XIV-XХ вв. дагестанских переписчиков (катибов), тиражировавших сочинения, привезенные их соотечественниками из-за рубежа и из соседних с Кавказом мусульманских регионов. Третья (и наиболее любопытная) группа рукописей представляет оригинальные дагестанские сочинения XI-XХ вв., преимущественно в копиях и более поздних списках с отдельными оригиналами и даже автографами [19, с. 190]. В Дагестане любили соединять разнородные сочинения малых форм в сборники (маджму‘ат). В то же время, по верному замечанию знатока дагестанской книжной культуры А.Р. Шихсаидова, библиотеки дагестанских джадидов и собранный с их помощью Фонд восточных рукописей нарушают местную традицию [5, с. 5-8]. В дагестанской восточной археографии между двумя мировыми войнами упор был сделан на преимущественный сбор и изучение оригинальных дагестанских сочинений и документов на арабском языке. Конечно, во многом здесь довлел политический заказ организаторов восточной археографии из Наркомата просвещения ДАСССР. По всему Советскому Союзу в 1920-е гг. шла подготовка региональных версий советской истории недавно закончившейся победой советского государства Гражданской войны и войн, которые вела на бывших восточных окраинах Российское империя, антагонистом которой позиционировал себя Советский Союз. Военно-политическому нарративу борьбы империи с восточными «дикарями» и «хищниками» на ее окраинах ранняя советская историография противопоставляла новый (опять же военно-политический) нарратив национально-освободительного движения и идею написания народной истории трудящихся масс Востока, своего рода антиимперской национальной истории. Эти установки чувствуются в исторических выписках Али Каяева 1920-х - начала 1930-х гг., а также в подготовленных на их основе объемных обзорных трудах, хранящихся в библиотеке Ильяса Каяева и Научном архиве ИИАЭ: «Из истории гражданской войны. 1920 год» (на араб. яз., 84 л.), «История гражданской войны» (на лак. яз., 1924-1934 гг.), «Материалы по истории лаков» ( на лак. яз., 271 л.), «Материалы по истории Дагестана» (1935 г., на лак. яз., 141 л.), «История восстания 1877 года в Дагестане и Чечне» (на лак. яз., 239 л.) [18]. Те же установки объясняют, почему выписки и сочинения Каяева середины 1920-х гг. написаны на арабском, а более поздние - уже на- лакском языке (сначала в арабской, затем в латинской графике). равным образом государственный заказ чувствуется в капитальном труде Инквачилава «Переписка эпохи Кавказских войн и материалы к истории Дагестана»[149]. Однако направление ранних советских археографических исследований определял не только и не столько государственный заказ. Личные вкусы и научные интересы собирателей сыграли здесь не менее важную роль. Репертуар представленных в этих коллекциях материалов во многом отражает интересы дагестанских джадидов и их последователей. Не случайно, в материалах библиотеки М.-С. Саидова хорошо представлена не только оригинальная дагестанская историография, но также стихи дагестанских ученых на арабском языке, в том числе на исторические темы[150], а также словарь биографий дагестанских ученых Назира из с. Дургели (ум. 1935) «Нузхат ал-азхан фи тараджим ‘улама’ Дагистан», выдержки из сочинений российских джадидов, близких им реформаторов рубежа XIX-ХХ вв. с Ближнего Востока и трудов знаменитого татарского мусульманского мыслителя и историка Шихаб ад-дина Марджани [5, с. 6]. В свою очередь, краткий биографический словарь дагестанских ученых-арабистов подготовил, но не успел издать в советское время Али Каяев. Среди его работ в Фонде восточных рукописей хранится несколько его вариантов на староосманском языке. К этому же роду научных изысканий можно отнести упоминавшиеся выше компиляции М. Гайдарбекова - его 2-хтомную антологию дагестанской исторической поэзии на арабском языке и 14-томные исторические выписки в жанре кратких арабоязычных памятных записей (таварих) с эпохи арабского завоевания в раннем средневековье до 1920-х гг. Интересно указать на один любопытный и важный факт. Именно в работах дагестанских джадидов и их учеников, с именами которых связано начала восточной археографии в Дагестане, вводятся в научный оборот памятники мусульманской историографии Дагестана с эпохи раннего средневековья до конца нового и начала новейшего времени, ставшие классическими в современном дагестанском востоковедении. Сначала у Али Каяева, а затем в материалах археографических экспедиций середины 1920-х гг. М. Инквачилава и М. Гайдарбекова впервые появляются упоминания хунзахского списка политической программы «Завещания Андуника» (1485 г.), знаменитого кодекса «Гидатлинских адатов» XVII-XIX вв. Дореволюционная историография знала о существовании разных списков средневековых хроник «Дарбанд-нама» и «Та’рих ислам фи Дагистан», оперировала данными сокращенных пересказов хроники Кавказской войны Мухаммеда-Тахира ал-Карахи. Вместе с тем, она пребывала в глубоком неведении о важнейших документах, нормативных и нарративных памятниках, сложившихся в ханствах и союзах горских общин задолго до установления над Дагестаном российского владычества. Более того, в российской истории права укоренилось превратное мнение о бесписьменном характере обычного права. Копирование и введение в научный оборот этих памятников позволило существенно скорректировать представления об уровне развития книжной культуры региона, начиная с раннего средневековья. Современная историография связывает этот и другие прорывы с исследованиями главы ранней школы дагестанской археографии М.-С. Саидовым. Не подвергая сомнению это справедливое суждение, можно со всем основанием предположить, что начало пересмотра укоренившихся в местной мусульманской и российской литературе ошибочных клише восходит к деятельности первого учителя Саидова Али Каяева. Кстати, именно он первым отметил важность изучения ранней суфийской энциклопедии начала XII в. Мухаммеда б. Мусы Абу Бакра ад-Дарбанди «Райхан ал-хака’ик ва бустан ад-дака’ик», краткое описание которой оставил М.-С. Саидов, а в научный оборот уже на рубеже XX-XXI вв. ввел ученик А.Р. Шихсаидова А. К. Аликберов [22]. Тот же Каяев включает в состав своей библиотеки сочинения и книги из собрания средневекового арабского миссионера в Кумухе Ахмада ал-Йамани, научный разбор творчества которого смог сделать только А.Р. Шихсаидов. Все эти факты не должны вызывать недоумений. Поздние мусульманские эрудиты, в первую очередь дагестанские джадиды, начиная с дагестанского историка Хасана Алкадари (1834-1910), подвергли критическому разбору местную мусульманскую историческую традицию. Но понять значение сделанных ими открытий для современной ориенталистики и восточной археографии смог только М.-С. Саидов и его последователи из ленинградско-дагестанской школы академического востоковедения. В работах Саидова еще заметны недочеты, свойственные мусульманской историографии, в частности пробелы в точном атрибутировании обнаруженных им уникальных источников. В частности, до сих пор не удается найти оригинала хунзахского списка «Завещания Андуника». Однако, эти недостатки отнюдь не умаляют значения перехода от мусульманского краеведения к современному источниковедению и восточной археографии, осуществление которого связано с именем М.-С. Саидова и продолживших его начинания дагестанских востоковедов ленинградской школы.

Владимир Олегович Бобровников

Автор, ответственный за переписку.
Email: vladimir_bobrovn@mail.ru

Россия, Санкт-Петербург, Россия

кандидат исторических наук, профессор,

старший научный сотрудник, заведующий сектором Кавказа Центра изучения Центральной Азии, Кавказа и Урало-Поволжья ИВ РАН;

ведущий научный сотрудник Центра исторических исследований НИУ ВШЭ СПб.

Просмотры

Аннотация - 460

PDF (Russian) - 196