History, Archeology and Ethnography of the Caucasus

Процесс демократических преобразований, начавшийся после распада СССР в постсоветских республиках, в том числе в России и Азербайджане, способствовал зарождению новых отношений между этими государствами. Естественно, при объективной оценке учёными этих отношений, важное значение имеет изучение их корней и этапов развития. Известно, что взаимосвязи Азербайджана с Россией на протяжении нескольких веков оказывали решающее влияние на исторические события в Азербайджане. Отсюда, и пристальное внимание к данной проблеме со стороны историков, политологов, экономистов, обществоведов.

Период XVIII – начала XIX вв. явился кульминационным, поскольку происшедшие в это время события во многом предрешили дальнейшую судьбу азербайджанского народа, повлияв на ход его социально-политического и культурного развития.

Азербайджанский историк Фуад Мамедович Алиев является одним из первых исследователей азербайджано-российских отношений в XVIII в. Изучение азербайджано-российских отношений в XVIII – начале XIX в. в творческом наследии этого историка представляется весьма актуальным и в плане отражения в его исследованиях советской эпохи, оставившей определённый след в истории азербайджанского и русского народов. Кроме того, исследование азербайджано-русских отношений XVIII – начала XIX в. давно уже достигло той черты, когда требуется повторный анализ проделанной работы.

Одним из важных направлений исследовательской деятельности в 60–80-х годах ХХ в. стало изучение характера торгово-экономических связей. Во взаимоотношениях Азербайджана с Россией данный аспект являлся краеугольным камнем.

Великие географические открытия и развитие морских торговых путей способствовали перемещению Великого шелкового пути в океаны. К этому привели и частые военные действия между Османской империей и Сефевидами. Как следствие, возросло значение Волжско-Каспийского торгового пути. Естественно, Азербайджан, имевший выгодное геостратегическое положение, включая и волжско-каспийскую магистраль, и огромные природные богатства, играл роль важного связующего звена во взаимоотношениях России с Европой и восточными странами. В связи с этим становится очевидной значимость работ Фуада Мамедовича Алиева, в которых специально изучались вопросы торговых взаимосвязей Азербайджана с Россией в XVIII – начале XIX в.

В статье «Русско-английское соперничество из-за каспийской торговли и Азербайджан в 40-х гг. XVIII в.». Ф.М. Алиев выявил доминирующее место Азербайджана в каспийской торговле и, раскрывая причины русско-английского соперничества из-за последней, показал Азербайджан в качестве одного из основных объектов этого противоборства [1, с.70].

Говоря об основных богатствах Азербайджана, о выгодном географическом положении его городов, о нахождении главных источников шёлка-сырца 
Передней Азии в Шемахе, Гяндже и т.п., Алиев тем самым обосновывает заинтересованность русского государства в Азербайджане и освещает его действия, направленные на недопущение утверждения здесь англичан [1, с. 70].

Хотя в статье открыто и прямо не говорится о гегемонистской колониальной политике русского царизма, но, очевидно, именно это имел в виду автор, утверждая, что Россия ни в коем случае не допустит в данный регион какую-либо из стран, исходя, прежде всего, из заинтересованности русского государства в упоминаемых богатствах Азербайджана [1, с. 85–86]. В статье подробно рассмотрено русско-английское соперничество 40-х гг. XVIII в., завершившееся полным поражением англичан.

В 1964 г. вышла из печати книга Ф.М. Алиева, явившаяся первым монографическим исследованием, посвященным торговле Азербайджана в первой половине XVIII в.

Основываясь на первоисточники, характеризующие развитие торговых отношений между Азербайджаном и Россией в указанный период, Ф.М. Алиев прослеживает оживленную торговлю русских купцов в азербайджанских городах, показывает места их торговли, уточняет ассортимент товаров, привозимых сюда из России [2, с. 38, 43,47].

Вместе с тем и в данной работе Ф.М. Алиев не скрывает заинтересованности русского государства в Азербайджане как в сырьевой базе, прежде всего, шёлка-сырца для развивающейся русской мануфактурной промышленности, и справедливо относит укрепление торговых отношений России со странами Востока, и особенно – с Азербайджаном, к числу первостепенных мероприятий восточной политики Петра I [2, с. 56–57]. Поручения Петра I и действия русских чиновников, связанные с разработкой месторождений меди, нефти, а также меры императора с целью развития шелководства в России [2, с. 73–75] свидетельствуют о высокой степени заинтересованности России в освоении прикаспийских провинций.

Идентичный подход к данному вопросу наблюдается и в работах ряда современных исследователей. Отсюда, выясняя причины провала планов Петра I в Прикаспии И.В. Курукин заключает, что «… Петербург так и не стал главным перевалочным пунктом на пути восточного шелка в Европу …» [3, с. 41, 280].

Ф.М. Алиев рассматривает в действиях России стремление к торговому посредничеству между Европой и Востоком и подчёркивает важное экономическое и политическое значение данной роли для неё [2, с. 69–70]. В этой связи уместно будет упомянуть и позицию современных авторов, в работах которых чётко определяется особое место Азербайджана в южнокавказской политике России, представлявшего собой естественный географический транзитный узел. Овладение и контроль над важнейшими торговыми путями, соединявшими Европу с Азией, справедливо рассматриваются целями политики России как в целом на Кавказе, так и в Азербайджане, в частности [4, с. 4–6; 5, с. 58]. При этом наблюдается убеждённость в том, что Пётр I рассматривал данный регион в качестве плацдарма на пути к овладению богатствами Индии [6, с. 42; 7, с. 39, 45].

Ф.М. Алиев уделяет определенное место и таможенной политике Русского государства. Автор не оставил без внимания важный факт о невзимании пошлин с товаров, служащих сырьем для русской промышленности, и, прежде всего, это касалось шёлка-сырца, в то время как с шёлка-сырца, привезённого в Россию, но предназначенного для продажи на зарубежных рынках взималась высокая пошлина. Ф.М. Алиев верно констатирует цели, преследуемые русским правительством при ведении такой таможенной политики: увеличение количества привозимого шёлка-сырца и других товаров, не производившихся в России или производившихся в мизерных количествах [2, с. 88–89].

Ценные документы позволили исследователю не только раскрыть то огромное значение, какое придавало русское государство торговле с Азербайджаном, но и рассмотреть факторы, отрицательно повлиявшие на его развитие. К последним он справедливо относит притеснение азербайджанских купцов [2, с. 90–91]. Поэтому вывод Алиева о том, что именно связи России с Азербайджаном лежали в основе стремления азербайджанских купцов перейти под покровительство России исходит исключительно из конъюнктурных требований советского периода. Представленные в работе отдельные примеры показывают, что азербайджанские купцы предпочитали принятие покровительства России исключительно ради выгодных и удобных условий торговли.

В то же время, подытоживая вышеизложенное, Ф.М. Алиев приходит к верному заключению о том, что азербайджано-российские торговые отношения первой половины XVIII в. сыграли определенную роль в расширении политических связей Азербайджана с Россией. Он подчеркивает большое значение торговли в сближении азербайджанского и русского народов. Однако несправедливым и безосновательным звучит вывод автора о том, что именно благодаря экономическим, политическим и культурным связям Азербайджана с Россией в исследуемый период возрастало тяготение азербайджанского народа к России, которому в итоге и была отведена решающая роль в процессе добровольного присоединения Азербайджана к России в первой трети XIX в [2, с. 103].

Особую критику вызывает утверждение о «добровольном присоединении Азербайджана к России». Известна судьба Гянджинского, Бакинского, Губинского ханств, что доказывает: о доброй воле говорить не приходится. Подписание же договоров о переходе в состав России гарабагским, шекинским, шемахинским ханами произошло в условиях, когда над ними, как «дамоклов меч» висела угроза вторжения российской армии во главе с Цициановым.

В монографии, посвященной антииранским выступлениям в Азербайджане в I половине XVIII в., Ф.М. Алиев справедливо подчеркивает развитие между ханствами Азербайджана и Россией в конце XVIII в. преимущественно экономических, в частности – традиционных торговых отношений, явившихся основной политических связей этих государств. Вместе с тем и в данной работе выявляется тенденциозная и субъективная позиция автора в отношении доминанты русской ориентации [8, с. 230].

В монографии Ф.М. Алиева «Миссия посланника Русского государства А.П. Волынского в Азербайджане (1716–1718 гг.)» автор не только опровергает мнение некоторых исследователей об исключительном упадке экономики Азербайджана в первой половине XVIII в. и о том, «что торговля носила лишь внутренний характер» [9, с. 40], но и предполагает размах внутренней и внешней торговли Азербайджана шелком-сырцом в начале XVIII в. [9, с. 79].

В данной работе автор вновь приходит к важному и неоспоримому заключению, что все затронутые вопросы «касаются торговли в городах Северного Азербайджана, а это свидетельствует о значении и месте Азербайджана в системе переживавшего упадок Сефевидского государства, о необходимости поставки для развивающейся российской промышленности сырья, которым богат был Азербайджан» [3, с. 47].

Безусловно, для воспроизведения полной картины изучаемого периода необходимо исследовать как экономические, так и политические стороны поставленной проблемы. С этой точки зрения особый интерес вызывает работа Ф.М. Алиева, посвященная антииранскому движению в Азербайджане в первой половине XVIII в. [8, с. 25–27]. Раскрывая деятельность одного из главных инициаторов борьбы против иранского господства Гаджи Давуда, Ф.М. Алиев обращает внимание на его попытки заручиться поддержкой России. Представленные в работе выдержки из писем Гаджи Давуда, а также русского посланника А.П. Волынского свидетельствуют о безуспешности данного шага [8, с. 25–27]. Россия, как известно, оставила это обращение без внимания, поскольку нашла в требованиях Гаджи Давуда угрозу реализации своих планов в регионе.

Следует отметить, что и в ряде работ современных исследователей антифеодальное и антисефевидское движение во главе с Гаджи Давудом отчётливо выступает как свидетельство военно-политической нестабильности в Сефевидском государстве, которой стремилась воспользоваться наряду с Турцией и Россия для начала осуществления планов Петра I относительно прикаспийских областей [4, с. 16; 3, с. 42–43; 10, с. 24]. Более того, азербайджанский историк Т.Т. Мустафазаде, изучая данный вопрос, убеждается в широкомасштабных захватнических планах Петра I, не ограничивавшихся только прикаспийскими областями [11, s. 25–26; 12, s. 39–40].

Касаясь причин Каспийского похода, Петра I, Ф.М. Алиев, также как и предшественники, не только справедливо выделяет политические и экономические интересы России, но и считает, что антииранское настроение южнокавказских народов должно было служить опорой Петра I. Он подчеркивает, что «благодаря умелой дипломатии Петр I добился дружеского расположения и без того симпатизирующих России народов Закавказья» [8, с. 38]. Совершенно очевидно, что преувеличенно радужное описание взаимоотношений народов Южного Кавказа и России, безусловно, явилось результатом влияния конъюнктурных советских постулатов.

Автор обстоятельно рассмотрел специально изданный перед Каспийским походом манифест Петра I, поскольку его обнародование является важнейшим фактом в истории азербайджано-российских отношений XVIII в. Поместив копию манифеста на страницах своей книги, он, в отличие от других историков, подчёркивает его значимость, как первого печатного документа на азербайджанском языке [8, с. 39–42]. Внимание автора привлекают те его части, где как цель похода указывается якобы стремление оказать помощь шаху против «возмутителей» и «бунтовщиков» во главе с Гаджи Давудом, и при этом местному населению гарантируется полная безопасность [8, с. 39, 42–43]. Однако «наказание бунтовщиков» во главе с Гаджи Давудом – это лишь повод для начала похода. Цели же преследовались определенно захватнические.

Издание манифеста справедливо расценивается Ф.М. Алиевым как мера предосторожности «для облегчения продвижения русских войск на юг» [8, с. 39]. В то же время, автор противопоставляет враждебной реакции, вызванной в феодальной среде манифестом Петра I, обращения представителей низших слоев населения к царю с просьбой о помощи и присылке войск для обеспечения безопасности жителей, чтобы выпукло преподнести дружелюбие местного населения к России [8, с. 45]. Заключение же о том, что «содержание приведенных писем вполне определенно выражает настроение местного населения и его доброжелательное отношение к приходу русских войск» [8, с. 46], является ещё одним доказательством господства советской идеологии.

Впервые введя в научный оборот новые архивные документы, проведя сравнительный анализ с другими источниками, Ф.М. Алиев пытается выявить неточности, встречающиеся у предшествующих исследователей и внести ясность в вопрос об отношении бакинцев к приходу русских войск. В частности, высказывается суждение по поводу борьбы двух группировок среди феодальной и городской верхушки в Баку – сторонников и противников российской ориентации, в ходе которой названная ответная грамота Петра I, а не манифест императора, попадает в руки последних, чем и объясняется недопущение Лунина в город [8, с. 47–49].

Вместе с тем, Ф.М. Алиев не скрывает колониальный характер политики России, наглядно отраженный в инструкции генерал-майору Матюшкину, на которого была возложена задача захватить Баку [8, с. 50, 54]. Более того, приведенные в работе материалы с описанием взятия им Баку также ярко свидетельствуют о хищнических действиях русских войск.

Вместе с тем, в отличие от некоторых работ предшественников, которые вовсе умалчивали существование антирусской оппозиции, и, прежде всего, среди феодальной знати, Ф.М. Алиев, констатируя сопротивление, оказанное русским войскам в 1723 году [8, с. 59; 13, с. 58], считает, что сопротивление бакинского гарнизона русским объяснялось наличием враждебных России сил в лице бакинского султана Мухаммедгусейн бека. Автор не только не оправдывает его действия, но прямо осуждает открытое неподчинение бакинского султана. Так, Ф.М. Алиев высказал предположение о желании 
Мухаммедгусейн бека создать в союзе с известным Гаджи Давудом независимое султанство [8, с. 62].

Тенденциозное отношение автора к исследуемому вопросу приводит его к абсурдной мысли о благодарности России за её, якобы, заботу о местном населении. Автор пишет: «Азербайджанский народ к тому времени убедился, что, несмотря на различие языка и веры, русские войска в занятых ими провинциях ведут себя более гуманно, чем их единоверцы-турки, которые в захваченных ими местах творят неслыханные бесчинства и занимаются грабежом и насилием. Это способствовало тяготению народных масс к России и усилению российской ориентации среди широких слоев населения» [8, с. 66]. Как видим, Ф.М. Алиев пытается представить захват Россией прикаспийских территорий как облагодетельствование местного населения, придавая ему окрас освободительной войны. Автор стремится утвердить превосходство русской ориентации. В обращениях к Петру I он находит доказательство существования тяготения к русскому государству не только среди народных масс, но и среди мусульманской феодальной верхушки [8, с. 66–68]. При этом не следует забывать, что в основном это были обращения христиан-армян и гарабагских меликов. Обращения же отдельных представителей феодальной знати к Петру были продиктованы исключительно их желанием использовать военную мощь России в собственных интересах. Как известно, и у России, и у Турции были идентичные захватнические цели в данном регионе, и действия каждой из этих держав были направлены на их достижение. Ярким доказательством тому служат указанные автором причины завоевания Россией в данный период только прикаспийских земель Азербайджана [8, с. 69] и подписание в 1724 г. Стамбульского договора между Россией и османами1. Однако, как и его предшественники, Ф.М. Алиев не раскрывает пагубную роль этого договора для азербайджанского народа, который фактически был разделен между Россией и Турцией, не акцентирует внимание на его завоевательном характере, хотя совершенно очевидно, что присоединение прикаспийских провинций Азербайджана к России явилось результатом экспансии русских войск [8, с. 70, 93].

В указанном ракурсе важным представляется изучение российско-османского соперничества в данном регионе в целом, в том числе Стамбульского договора современными исследователями [14; 15]. В их работах дается объективная оценка этого договора как несправедливого, колониального соглашения, попирающего интересы как азербайджанского, так и всех южнокавказских народов [14; 15, с. 82–84].

Вместе с тем, нельзя не согласиться с Ф.М. Алиевым в том, что Стамбульский договор 1724 г. предотвратил столкновение русских и турецких войск на территории Азербайджана, был перекрыт путь для продвижения турецких войск на прикаспийское побережье, установленный в прикаспийских областях Азербайджана порядок создавал относительно благоприятные условия для развития хозяйственной жизни [8, с. 68–69].

Игнорирование, по понятным причинам, колонизаторской сущности царизма, естественно, приводит Ф.М. Алиева к необъективному выводу о выборе подавляющим большинством азербайджанского народа протектората России, «обеспечивавшего относительно благоприятные условия для развития материальной и духовной культуры» [8, с. 94]. Поэтому не удивительно, что вывод русских войск из прикаспийских областей он преподносит, как потерю азербайджанским народом «обретенного мира, относительно благоприятных условий для развития экономики» [8, с. 117]. Хотя совершенно очевидно, что Россия, являвшаяся в этот и последующие периоды основным источником беспокойства для местных жителей не могла нести им мир и благоприятные условия.

Работа Ф.М. Алиева посвящается событиям первой половины XVIII в., однако в последней главе затронут вопрос об образовавшихся в Азербайджане ханствах. В отношении и этого периода доминантной идеей для автора остается решающая роль пророссийской ориентации. Именно поэтому, раскрывая политические мотивы доброжелательного отношения отдельных ханств к России, Ф.М. Алиев пишет, что «уже в этот период некоторые ханы, понимая невозможность самостоятельного существования образующихся на территории Азербайджана отдельных ханств, под угрозой поглощения последних шахским Ираном и султанской Турцией, обратили свои взоры на север, где искали поддержку все более растущего, сильного Российского государства» [8, с. 230].

Безусловно, следовало бы выдвинуть на первый план обусловленность российско-азербайджанских отношений надеждой ханов на военную помощь России в отстаивании независимости азербайджанских ханств.

Здесь уместно будет отдать должное азербайджанским исследователям, последовательная позиция которых является свидетельством их нового объективного деидеологизированного подхода к вопросу о политике России на Южном Кавказе в целом, и в Азербайджане, в частности. Красной нитью проходит мысль о том, что во всех проявлениях южнокавказской политике царизм исходил исключительно из собственных интересов. На примере Губинского, Гарабагского, Иреванского и других ханств прослеживается не только двойственность политики России, но и её безоговорочное стремление к единоличному господству в регионе, в том числе в Азербайджане [16; 17; 18].

Следует отметить, что ещё в первой главе книги «Антииранские выступления …» Ф.М. Алиев указывает задачи, поставленные Петром I перед отправленным ко двору иранского шаха посольством А.П. Волынского, маршрут, а также значение его описания, содержащего «весьма ценные и достоверные сведения о политическом и экономическом состоянии Иранского государства в общем и Азербайджана, в частности …» [8, с. 18–19]. Изданная в 1979 г. «Миссия посланника Русского государства…» посвящается подробному изучению деятельности А.П. Волынского в Азербайджане в 1716–1718 гг. [9]. Наряду с архивными 
материалами, автор использовал путевой «Журнал» А.П. Волынского, являющийся ценным источником по истории Азербайджана. Достаточно убедительно звучит его вывод о том, что «отправка посланника А.П. Волынского на юг являлась как бы подытоживанием всей восточной политики русского государства, которую оно проводило, начиная с XVI века» [9, с. 7].

Активизация политики России в данном регионе уже с конца XVII в. и особенно в начале XVIII в. Связана, по объективному мнению Ф.М. Алиева, не только с повышением интереса России к необходимому для её промышленности шёлку-сырцу, а, прежде всего, со стремлением западных держав и Турции захватить стратегически и экономически важные прикаспийские провинции [9, с. 8, 9].

В указанной работе со всей очевидностью раскрыт разведывательный характер миссии посланника А.П. Волынского, что свидетельствует о подготовке к осуществлению планов Петра I в отношении прикаспийских провинций. Подтверждением тому является поручения Петра I А.П. Волынскому, отраженные в секретной «Инструкции» [8, с. 19–20, 96–98]. Ф.М. Алиев справедливо отмечает, что содержащиеся в ней пункты «не совсем соответствовали имени дипломата» [9, с. 19]. В «Журнале» посланника мы видим описания состояния дорог в Азербайджане с точки зрения удобства продвижения русских войск, повозок и конницы, а также пристаней, его контакты с христианской частью населения, выяснение отношений Ирана с Турцией. Как верно и объективно указывает современный исследователь И.В. Курукин, также посвятивший специальную работу миссии А.П. Волынского, в замыслы Петра I входило использование грузин и армян при реализации своей политики в Азербайджане [7, с. 40].

В целом, следует отметить, что рассматриваемые в данной работе аспекты исследуемой нами проблемы имеют тем большую ценность, что кроме материалов, связанных с деятельностью А.П. Волынского, как пишет Ф.М. Алиев, «по истории Азербайджана этого периода научному миру не известен ни один достоверный документ» [9, с. 85]. И хотя идеологические рамки советского времени вынуждали автора обтекаемо и косвенно говорить о завоевательном характере Каспийского похода Петра I, как и в целом о его захватнических планах в отношении данного региона, тем не менее «Журнал» Волынского является ярким доказательством того, что Петр I осуществлял вполне однозначно трактуемые шаги и меры в преддверии претворения в жизнь политики по захвату прикаспийских областей.

Выявляется общность мнения с вышесказанным суждением и в работах упоминаемых ранее современных исследователей, в которых обстоятельное освещение деятельности посольства А. Волынского, собранная им информация позволили раскрыть определённую роль территории Азербайджана в восточной политике России. Каспийский поход расценивается исследователями как попытка «закрепиться в богатых сырьевыми ресурсами и имевших большое стратегическое значение прикаспийских провинциях» [7, с. 23–40, 43; 11, s. 26–27].

Первую часть изданной в 1985 г. работы Ф.М. Алиева, посвященной азербайджано-русским отношениям [19] можно считать итогом исследования широкого круга вопросов этих отношений, почти все из которых были рассмотрены в его предыдущих книгах. Поэтому, во избежание повторения, рассмотрим аспекты, которые в предыдущих его трудах не рассматривались.

В частности, внимание Ф.М. Алиева привлекла враждебная реакция, которую вызвал манифест Петра I у Гаджи Давуда. Если ранее указывалось намерение Гаджи Давуда вступить в союз с русским государством, то сейчас подчеркивается, что с изданием манифеста Петра I он «видел в политике России угрозу своим личным интересам». Раскрывая мотивы, лежавшие в основе отрицательного отношения Гаджи Давуда к указанному манифесту, Ф.М. Алиев выделяет его опасение возможной расплаты за нанесенный ущерб русским купцам при взятии Шемахи и, самое главное, страх потерять приобретенное им положение и земли в случае прихода русских войск [19, с. 86].

Стремление Гаджи Давуда укрепить отношения с Турцией Ф.М. Алиев связывает с его желанием получить гарантию от предполагаемой агрессии со стороны России. Обращения к Турции убеждают в окончательном изменении позиции Гаджи Давуда по отношению к России [19, с. 86].

Следует отдать должное Ф.М. Алиеву в том, что в работе говорится не только о враждебном отношении и некоторых феодалов прикаспийских областей Азербайджана к приходу сюда русских войск [19, с. 131–134], приводятся факты недовольства русскими властями. Последнее, например, на Апшероне, Ф.М. Алиев связывает с жестким обращением оккупационных войск с местными феодалами. В частности, причиной, так называемого бунта в Баку против русских войск он считает изъятие русским командованием нефтяных колодцев у местных феодалов, что привело к сильному сокращению их доходов [19, с. 134–135].

Вместе с тем, не умаляя заслуг Ф.М. Алиева, следует отметить, что для него, также как и для его современников, находившихся под воздействием советской идеологии, опорной точкой служила утвердившаяся мысль об усилении русской ориентации среди азербайджанцев, проходящая красной нитью через все работы исследователя, в том числе и в данной монографии.

Подытоживая изложенное, важно указать, что для рассмотрения избраны наиболее значительные в концептуальном отношении труды Ф.М. Алиева, тесно связанные с общим состоянием и направлением исторической науки.

Несмотря на идеологическую обусловленность представленных работ Ф.М. Алиева, следует отдать должное автору, выделившему азербайджано-российские отношения XVIII – начала XIX в. как предмет специального исследования. Наряду с другими исследованиями труды Ф.М. Алиева заложили фундамент в разработку данного направления исторической науки, чем и определяется ценность указанных работ. Несомненно, труды Алиева являются большим и серьёзным вкладом в историческую науку, а это, в свою очередь, не снимает с повестки дня историографическое исследование проблемы и сегодня.

Marziya S. Iskenderova

Author for correspondence.
Email: marziya.i53@mail.ru

Azerbaijan, Az1001, 30, Istiglaliyyat str., Baku, Azerbaijan Republic

Ph.D (in History), Leading Researcher

Views

Abstract - 457

PDF (Russian) - 239